День учителя - Александр Изотчин

Никогда у Андрея не было такого потрясающего секса, хотя, казалось, физиологически с ним не происходило ничего нового. Но та энергия, которой заряжала его Ирина, производившая впечатление голодного человека, дорвавшегося наконец до трапезы, эта энергия сделала совокупление с ней незабываемым. А тело! О, это тело…

Кончили они одновременно, что также приятно поразило Андрея. Ему встречались в жизни девушки разного темперамента и опыта, но он не был уверен, что кто-нибудь из них так остро чувствовал его и получал физическое удовольствие от их близости. Конечно же, Лаврова не была девственницей, и сама мысль об этом теперь казалась Андрею смешной. Временно обессилев, они лежали на диване, кажется, выложившись без остатка, но минут через двадцать вновь кинулись друг на друга. Второй раз был ничем не хуже первого, за ним последовал третий, четвертый… В ту ночь они одновременно испытали оргазм восемь раз, Андрей — десять, а Ирина — и того больше, по крайней мере сладкая судорога сотрясала ее тело значительно чаще, чем происходило семяизвержение у ее партнера. Для Андрея та ночь была абсолютным рекордом. Они не спали, изредка ходили в душ и пили чай. Ирина курила.

— Ты очень страстная, — сказал Мирошкин под утро, когда они лежали, обнявшись, в постели, — меня еще ни одна девушка не чувствовала так, как ты.

— Страстная — правда, — ответила она, — только счастья это не приносит. А насчет того, что тебя не чувствовали… Многие девушки сейчас вообще неспособны ничего чувствовать. Наверное, время такое. Они «скучны, неинтересны и меркантильны, и пошлы». Знаешь, чьи это слова? Игорь Северянин. И дальше у него: «Одна гоняется за славой,/Какой бы слава ни была;/Другая мнит простой забавой/Все воскрыления орла;/Мечтает третья поудобней/ Пристроиться и самкой быть;/Но та всех женщин бесподобней,/ Кто хочет явно изменить». Впрочем, все может быть и проще. Тебе просто попадались глупые и ленивые девушки. Ты — замечательный любовник. Красивый, молодой, мускулистый, сильный. Но любая женщина, желающая стабильно испытывать оргазм, должна его добиваться сама. А твои прежние — заметь, я не обиделась на то, что ты, перебирая пальчиками волосы у меня на пиписочке, говоришь о своих прежних бабах, — просто ничего они не хотели делать в постели.

— Что ты имеешь в виду?

— Видишь ли, есть масса способов помочь мужчине. Я, например, во время секса особым способом напрягаю копчик и ягодицы — и порядок — оргазм за оргазмом. Это достигается упражнением, просто надо об этом задуматься однажды.

— А ты давно задумалась?

— Вопрос некорректный. Хочешь узнать, как давно я веду половую жизнь? Такие вопросы девушкам не задают. Скажу только одно — я тоже была такой же дурой, как твои подруги, но общение с моим мужем заставило меня понять, что надеяться можно только на себя.

— С мужем?

— Да, я замужем уже год, и уже четыре месяца как мы не живем вместе.

— Сколько же тебе лет?

— Фи! Опять неприличный вопрос, который женщинам не задают. Мне восемнадцать лет.

— Ты вышла замуж в семнадцать?

— Да, а что тебя смущает? Мы с Долюшкиным — такая фамилия у моего мужа — получили разрешение.

— Он старше тебя?

— Ему двадцать пять лет.

— Ого! Взял, значит, и сорвал юный цветок.

— Ну, еще неизвестно, кто и что у кого сорвал. Наверное, это было какое-то обоюдное затмение. Я тогда, после окончания школы, переехала пожить к бабушке. Есть такой небольшой город под Москвой — Заболотск. У меня мама оттуда. Бабушка там работала в библиотеке. Меня взяли по ее протекции туда же. Я книжки выдавала, а Долюшкин шел мимо библиотеки и увидел меня в витрине (я ее украшала, новый дизайн придумала, чтобы читателей больше стало). Увидел и зашел записаться. В общем, дальше понятно…

Услышав про Заболотск, Мирошкин хотел было признаться, что он тоже оттуда, но раздумал и начал расспрашивать про мужа.

— А чем он занимается?

— Да ничем. Он му…к. Закончил восемь классов, поступил в ПТУ, не окончил, бросил. У него даже среднего образования нет. Сходил в армию, работал, где придется — то сторожем, то дворником. Сейчас книжками торгует, у него свой развал у Московского дома книги на Калининском проспекте. На гитаре играет волшебно. Этими песенками меня и купил.

— А дальше?

— Переехали после свадьбы в Москву. Он комнату в коммуналке снял. Сначала весело было. Из любой мелочи мог сделать праздник. Однажды на мой день рождения — на восемнадцатилетие — пришел и говорит: «Я тебе приготовил сразу три подарка — большой, средний и маленький. Закрой глаза, вытяни руки». Я протягиваю, а он кладет на них линейку, карандаш и ластик. Правда, здорово?!

— Правда. А расстались из-за чего?

— Начал на мне свои финансовые неудачи срывать. Бил. Однажды пришел домой пьяный, избил, а потом еще и изнасиловал. А я насилия не люблю.

— А его любила?

— Да, наверное. Иначе зачем бы замуж пошла за такое дерьмо. Хотя предложение он мне сделал после того, как бабушка нас застукала у себя дома. В постели. Я приболела, она пошла в библиотеку, а Долюшкин пришел меня навестить. Приди бабушка на полчасика попозже — так бы и осталась я в девках.

— Он был твоим первым мужчиной?

— Опять пошлые вопросы. Не разочаровывай меня. Нет. Девственность я потеряла в пятнадцать лет, все в том же проклятом Заболотске. Приехала к бабушке, а по дороге меня затащили в подвал десять здоровых мужиков и изнасиловали. Как это? «Пустили по кругу». Не выпускали целые сутки, трахали по очереди. Потом избили и закрыли. Я долго провалялась без сознания. Глаза затекли от крови, кое-как всмотрелась — свет. Поползла к нему. Ползла два дня. Это мне все потом рассказали. Оказалось — подвальное окно. Начала звать на помощь. Через какое-то время услышала уборщица. Вызвала милицию и «скорую», вытащили меня. Я голая, страшная, вся в крови и грязи. Полгода по больницам провалялась. Чуть было в психушку не угодила. Они меня еще к тому же гонореей заразили. Так что с невинностью вот так получилось…

— А потом?

— Суп с котом. Ну, что потом. Потом я ушла из школы. Была отличницей, на медаль шла. А после этого… В общем, в школе узнали. Хотелось уйти туда, где меня никто не знает. Перевели в другую школу. Ее и окончила. Хорошие девочки со мной не общались — все равно там стало известно. Доброго имени не купишь. Это теперь я точно знаю. Правда, нашлась одна — начали дружить. Только она оказалась конченная бл…ь. Линда ее зовут. Линда Храпунова. Одно сочетание имени и фамилии уже говорит о дурной наследственности по всем линиям родства. И правда, родители у нее алкоголики. Она с взрослым мужиком жила, тридцатилетним, пила, в школе знали, но тянули ее до выпуска. А тут забеспокоились — две плохие девочки сошлись — как бы чего не вышло. Вызвали моих родителей. А они и так были на взводе после всего произошедшего. Наорали на меня, я вообще из дома ушла к Линде. Сама не стала такой, как она, потому, что все-таки не была скотиной. В общем, между мной, родителями и директором было заключено соглашение. Я еду в Заболотск, а они мне делают аттестат о среднем образовании. Так я опять у бабушки и оказалась. Сначала не хотела ехать, воспоминания неприятные, ассоциации всякие, а потом абстрагировалась, ничего. Клин клином вышибают.

— А те — насильники. С ними что?

— Не знаю. Мы заявление написали, со мной следователь побеседовал. Но дальше — неизвестно. Может, поймали, только на суде я не была. Кстати, не беспокойся — меня вылечили, а вот детей я, наверное, иметь не смогу.

Она замолчала. Мирошкиным вдруг овладело чувство огромной нежности к этой истерзанной девушке. «Нельзя ее бросать, нельзя», — думал он, хотя вроде и не собирался этого делать. (Впрочем, кто знает? Может быть, уже тогда уговаривал себя?) Андрей обнял Ирину, она прижалась к нему и заснула. «Спит, — подумал он, — я после таких воспоминаний глаз бы, наверное, не сомкнул». И правда, Мирошкин уснул только через полчаса. Утром она ушла.

В субботу Андрей проспал полдня и проснулся от звонка в дверь. На пороге стояла Ирина. До двух часов ночи они непрерывно занимались сексом. Девушка была абсолютно раскрепощенной — по крайней мере кричала так, что стены хрущобы, казалось, дрожали, а кто-то из соседей даже постучал по трубе отопления. На дежурство Мирошкин не пошел — по телефону уговорил сменщика выручить. Тот с радостью уступил Андрею воскресенье. Когда Андрей признался Лавровой, что чертовски устал, завтра ему дежурить в фирме и предложил поспать, Ирина тут же оделась и ушла, сказав, что спать она может и дома, а ему лучше выспаться одному. «А то я тебе все равно спать не дам», — добавила она напоследок. Андрей оделся и поплелся ее провожать. На улице они еще час целовались, так что, вернувшись домой совсем без сил, он заснул одетым.

Последующие две недели влюбленные встречались во все дни, свободные от ночных дежурств Мирошкина. Она приходила поздно — после десяти вечера — «было много работы», так что ему удавалось и готовиться к сессии, и ездить в библиотеку. Это занятие, над которым посмеивались все его предыдущие, Ирина одобряла и любила помечтать, как однажды она покажет его книгу знакомым и похвалится, что была когда-то знакома с автором.