Анифа. Пленница степей (СИ) - Деметра Фрост

из грубо выделанной кожи и обычного полотна.

Но в этой дикой несовместимости, надо признать, была своеобразная прелесть и чарующая своей первозданной дикостью красота. Как, впрочем, и всё в Дариорше.

И Анифа как-то привыкла к этому, свыклась и с атмосферой этой местности, и с людьми, что населяли эту землю. И даже смирилась с тем, что иной жизни, похоже, ей не видать…

Когда Анифа посчитала, что уже достаточно отсидела на празднике, устроенном в честь Шах-Ран и его воинов, и собралась потихоньку улизнуть, в женском углу появилась Лиша. Несмотря на холод, та была одета довольно легко и фривольно, но, судя по пьяным глазах и немного нетвердой походке, ее согревал выпитый раньше алкоголь.

— Наш господин приказывает тебе танцевать, Анифа! — громко и развязно проговорила девушка, широко разведя руки в стороны, — Иди же! Порадуй Повелителя племен!

Горестно вздохнув, танцовщица поглядела в сторону Шах-Рана. Тот же на нее не смотрел, а, смежив веки, рассеянно слушал нежное воркование окружавших его наложниц, ласкающих и поглаживающих его плечи и затянутые в штаны бедра.

Впрочем, уже давно наступила та стадия праздника, когда разомлевшие и удовлетворенные едой и выпивкой мужчины уже вовсю наслаждались вниманием и лаской беззаботно улыбающихся и раскованных женщин, готовые наградить воинов за их подвиги и смелость.

Не смея ослушаться приказа вождя, Анифа поднялась с подушек и, не обувшись, медленно ступила с ковров, на котором устроились жены воинов, на выщербленный временем мрамор пола. Неторопливо и грациозно ступая вперед, она в своем зачинающемся танце стянула с себя сначала накидку, с тяжелым шорохом упавшую на пол, а следом — шаль и куртку. Конечно, звуки падающей одежды были не настолько громки, чтобы привлечь к себе внимание, но Шах-Ран, раскрыв глаза, все-таки повернул к ней голову, пронзительно уставившись на девушку. И даже издалека Анифа заметила вспыхнувших в них знакомый огонек желания и похоти. И это даже несмотря на то, что на ней сейчас было так много одежды, которая и рядом не стояла с изысканными нарядами его наложниц.

По крайней мере, ее верхняя часть.

“Не забыл”, - с горечью подумала маленькая танцовщица, медленно расстегивая застежки на платье из плотного полотна, которое она вручную вышила в традиционных восточных узорах.

Одновременно она под ритм играющей музыки грациозно вела бедрами, плечами, руками. Откидывала назад голову, выставляя напоказ шею и обнажившиеся ключицы. И шла вперед, привлекая, не прилагая больших усилий, к своей фигуре внимание.

Когда верхнее платье наконец-то сползло к изящным девичьим ступням, обнажив не только тонкую и полупрозрачную ткань откровенного наряда для танцев, но и изящное тело, и Анифа, переступив через смятое полотно, скользнула взглядом по сидящим за столами кочевниками, ее выступление началось по-настоящему.

За прошедшие недели девушка практически не репетировала, занятая другими делами. Конечно, она ничего не забыла, но чувствовала неуверенность и сомнения. Потому-то она и затеяла это представление с раздеванием, чтобы не только вспомнить те особые движения и переходы, которые столь восхищали зрителей, но и наполнить свои чресла той силой, что позволяла ей так красиво, так самозабвенно и при этом настолько чувственно танцевать. И хотя холодный воздух неприятно обжег ее кожу, заставив покрыться мурашками, а кружки сосков — сжаться и явственно проступить через материал, Анифа всем своим сознанием потянулась к музыке, чтобы, погрузившись в ее мелодику и ритм, вспыхнуть огнем и стать самим воплощением чувственного и нежного искусства.

Девушка двигалась мягко и при этом дерзко и откровенно. На этот раз она не казалась невесомым и воздушным явлением, а была обжигающе горяча и буквально пылала от пышущей внутри нее энергии. Призывно изгибаясь, она смело ступала вперед, высоко поднимая одну ногу за другой и каждую задерживая в воздухе, будто стремясь шагнуть на невидимую ступеньку. Но, без замешательства опустив ступню на пол, словно вторила этой странной поступи соблазнительными движениями плечей и рук, упругим тростником колыхающихся под четкий перестук барабанов. Даже тонкие и изящные пальчики, и те мягко перебирали в воздухе невидимые струны, невольно привлекая к себе внимание. Наклоняясь из стороны в сторону под невообразимым углом, Анифа выставляла на обозрение то соблазнительные округлости груди, то обнажившееся бедро, то тонкий и изящный затылок, когда волосы от резкого поворота головы резко взметались вверх и падали вперед в очередном танцевальном движении. Девушка безошибочно замедлялась под музыкальный ритм и тут же приходила в движение, когда незамысловатые инструменты степняков увеличивали темп. При этом с каждой минутой ее тело изгибалось и колыхалось все сильнее и сильнее, а глаза, отражая блеск огоньков факелов и пламени в жаровнях, смотрели пьяно, но бесстрашно. И не было в них ни щемящей печали, ни тоскливой покорности, как раньше. Словно что-то проснулось внутри девушки и сейчас, вырвавшись на свободу, давало волю не просто чувствам — а открытая и неистовая страсть.

Анифа, как и раньше, танцевала красиво и впечатляюще. Но что-то другое сейчас наполняло ее танец, а не только редкая и утонченная чувственность и невообразимое, какое-то волшебное очарование.

Девушка не понимала, что ее женственность, пробудившаяся и расцветшая в грубых ласках степного вождя, после двух месяцев воздержания теперь искала выхода и реализации. Но танцевала она — столь яростно и иступленно, отчаянно и страстно — не для Шах-Рана. И не для кого-то из присутствующих тут степняков.

Она танцевала, не обращая ни на кого внимания. Быстро и открыто, переступая возведенные лично ею грани, она во всех красе демонстрировала свои умения и прелестные формы, обжигала всех вокруг своим внутренним жаром и красотой не только тела, но и соблазняющих движений. Возбуждала в мужчинах похоть и непроизвольное смятение, так как сейчас, несмотря на порочное влечение, не придавала этому никакого значения.

Но девушка не знала пока что и того, что для того, чтобы так двигаться и вызывать такие противоречивые чувства и позывы, недостаточно быть просто постельной игрушкой мужчины. И ее мать, искусная танцовщица, в свое время оставившая свое дело ради любимого мужа и будущих детей, не успела ту научить, каково это — быть настоящей женщиной, живущей в ладу со своими эмоциями и желаниями. И одним из таких желаний была инстинктивная потребность женского сердца любить и быть любимой.

Разумеется, не об этом думала Анифа, все ближе и ближе подступая к пожирающему ее глазами Шах-Рану. Не думала она и о своей мести и ненависти. Почему-то сейчас стало все неважным, все далеким и совершенно незначительным. Она скользила, то опадая к земле, то изгибаясь змеей, упруго пружинила и взметала свое маленькое, но сильное тело