Колымские тетради - Варлам Шаламов

Замшелого камня на свежем изломе[68]

Замшелого камня на свежем изломеСверкнувшая вдруг белизна…Пылает заката сухая солома,Ручей откровенен до дна.

И дыбятся горы, и кажется страннымЖурчанье подземных ключейИ то, что не все здесь живет безымянным,Что имя имеет ручей.

Что он занесен на столичные карты,Что кто-то пораньше, чем я,Склонялся здесь в авторском неком азартеНад черным узором ручья.

И что узловатые, желтые горыСлезили глаза и ему,И с ними он вел, как и я, разговорыПро горную Колыму.

Хочу я света и покоя

Хочу я света и покоя,Я сам не знаю, почемуГудки так судорожно воютИ разрезают полутьму.

Как будто, чтобы резать тучи,Кроить на части облака,Нет силы более могучей,Чем сила хриплого гудка.

И я спешу, и лезу в люди,Косноязыча второпях,Твержу, что нынче дня не будет,Что дело вовсе не в гудках…

Ты не срисовывай картинок

Ты не срисовывай картинок,Деталей и так далее.Ведь эта битва — поединок,А вовсе не баталия.

И ты не часть чужого плана,Большой войны таинственной.Пусть заурядного романаТы сам герой единственный.

Ты не останешься в ответеЗа все те ухищрения,С какими легче жить на свете,Да, легче, без сомнения…

Да, он оглох от громких споров

Да, он оглох от громких споровС людьми и выбежал сюда,Чтобы от этих разговоровНе оставалось и следа.

И роща кинулась навстречу,Сквозь синий вечер напролом,И ветви бросила на плечи,Напоминая о былом.

И судьбы встали слишком близкоДруг к другу, время хороня,И было слишком много рискаВ употреблении огня.

Воображенье — вооруженье

Воображенье — вооруженье,И жить нам кажется легко,Когда скала придет в движеньеИ уберется далеко.

И у цветов найдется запах,И птицы песни запоют,И мимо нас на задних лапахМедведи медные пройдут.

Нам время наше грозам

Нам время наше грозамНапрасно угрожало,Душило нас морозамиИ в погребе держало.

Дождливо было, холодно,И вдруг — такое лето, —Хоть оба мы — немолодыИ песня наша спета.

Что пелась за тюремнымиЗатворами-замками,Бессильными и гневнымиУпрямыми стихами,

Что творчества изустногоБыла былиной новой,Невольничьего, грустного,Закованного слова.

И песни этой искренность,Пропетой полным голосом,Серебряными искрамиПронизывает волосы…

Не только актом дарственным

Не только актом дарственнымРасщедрившейся сказкиТы проступаешь явственно,Как кровь через повязку.

И боль суровой кароюОпять ко мне вернулась,Затем, что рана стараяЕще не затянулась.

Пока еще мы молодыДушою и годами,Мы лечим раны холодом,Метелями и льдами.

Но, видно, в годы зрелыеНе будет облегченьяОт слишком устарелогоТаежного леченья.

И смело ночью звездною,Развеяв все туманы,Мы лечим эту грозную,Мучительную рану

Повязкой безыскусственной,Пропитанной простою,Горячей и сочувственнойДушевной теплотою.

Мы имя важное скрываем

Мы имя важное скрываем,Чужою кличкою зовемТу, что мы лучше жизни знаем,Чью песню с юности поем.

И от неназванного словаОстрее грусть, больнее боль,Когда мы явственно готовыЗаветный выкрикнуть пароль.

Что за подпольщина такая?Зачем уклончивее взорУ наступающего мая,Вступающего в заговор?

Что охватил листву предместья,Камней дорожных немоту.И я и ты мы с лесом вместеПережидаем темноту.

И в напряженное безмолвье,В предгрозовую духотуУсловный знак ярчайших молнийВнезапно кинут в высоту.

И в этом новом освещенье,Пока гроза недалеко,Мы забываем запрещеньяИ выдаем себя легко.

Есть мир. По миру бродит слово

Есть мир. По миру бродит слово,Не различая у людейНи малого и ни большогоВ масштабах действий и идей.

Оно готово все на картуПоставить из-за пустяка,Оно в своем слепом азартеЛегко дорвется до греха.

И, меря все единой мерой.На свой изломанный аршин,Не хочет жертвовать пещеройДля одиночества вершин.

Прочь уходи с моего пути!

Прочь уходи с моего пути!Мне не нужна опора.Я и один могу добрестиУзкой тропинкой в горы.

Дикие розы в горах цветутВ яркости небывалой.Каждая сопка кажется тутБудто от крови — алой.

Только лишь я разобрать могуКровь это или розы?Лед ли блестит на плотном снегуИли людские слезы?

Видишь — песок у меня в горсти?Это — песок дорожный,Не удивляйся и не грусти —Все сожаленья ложны.

Ветер похода щекочет грудь,Сердцу до боли тесно.Залит луной одинокий путь,Мне хорошо известный.

Все стены словно из стекла

Все стены словно из стекла,Секретов нет в любой квартире,И я гляжу из-за углаНа все, что делается в мире.

Людского сердца кривизнуЯ нынче вымерю лекаломИ до рассвета не уснуВ моем унынье небывалом.

И вижу я, что честь и ложьВступили вновь в единоборство.И в спину чести всажен нож,И странно мне ее упорство.

Упасть бы наземь ей давно.Тогда сказали б с одобреньем: —Вот что наделало вино, —И отвернулись бы с презреньем.

С тобой встречаемся в дожде

С тобой встречаемся в дожде,В какой-то буре, в реве, в громе,И кажется, что мы нигдеИначе не были б знакомы.

Нам солнца, видно, и не ждать.Нас не смутишь грозой нимало.И вспышки молний — благодать,Когда нам света не хватало.

Ты услышишь в птичьем гаме

Ты услышишь в птичьем гамеВ этот светлый, легкий час,Что земля с ее снегамиРасступилась под ногами,Но сдержала все же нас.

Суть бессилия мороза,Очевидно, только в том,Что мороз не может слезыОбъявить житейской прозойВ рассужденьях о былом.

Даже времени бессильеПодтверждается сейчасТем, что крепнут наши крылья,Не раздавленные былью,Вырастая во сто раз.

А бессилие пространстваНе полетами ракет —Измеряют постоянством,Несмотря на годы странствий,Без надежд и без побед.

Это — власть и сила слова,Оброненного тайком.Это слово — свет былого,Зажигающийся сноваПеред жизнью и стихом.

Это слово — песни сколок —Той, что пелась наугад,Не достав до книжных полок,Пелась в лиственницах голых,Шелестя, как листопад.

Заглушенная поземкой,Песня, петая негромко,У созвездий на глазахВ разрывающих потемкиОслепительных слезах.

Мы с ним давно, давно знакомы