Нравственный образ истории - Георгий Михайлов

Говоря далее, нельзя не обратить внимания на наивность самого документа, удивительную для мужа, его составлявшего. Ведь если на Западе и вправду нашлись бы бескорыстные герои, готовые тотчас прийти на выручку «братьям христианам», то они всё равно не поспели бы к сроку. При тогдашних скоростях передвижения только само «послание» шло, как минимум, несколько недель. На подготовку первого крестового похода понадобилось пять лет, включая четыре года предварительных раздумий. А печенеги, как извещал Алексей Комнин, стояли на подступах к его столице и со дня на день ожидали подкрепления в 60 000 человек (речь была, видимо, о турецком десанте с кораблей Чахи). Лишь в крайнем смятении духа государь хранимой Богом Православной державы мог обещать богатства своей страны чужому народу.

Впрочем, решать политические вопросы таким способом Комнину, кажется, понравилось. Ибо потом он обещаний своих не выполнил. И, очевидно, не собирался выполнять, когда крестоносцы действительно вступили в борьбу с турками. Но вот ещё один штрих к портрету царя Алексея.

Византийские источники прямо не подтверждают факта, приводимого в русских летописях, о военном конфликте между Киевом и Царьградом в 1114 году. Они лишь сухо отмечают, что половцы [так называет наших предков дочь императора - историк Анна Комнина] приготовились к вторжению, но отложили переправу за Дунай. Согласно русским летописям, Великий князь Киевский Владимир Всеволодович (Мономах) отложил поход, успешно начатый его сыном и воеводами, по совершенно конкретной причине: в обмен на мир. Устрашённый русами, Алексей Комнин прислал Владимиру символы царской власти, принадлежавшие его деду по матери Константину IX Мономаху (1024-1054 гг.). И митрополит Эфесский Неофит, специально прибывший за этим в Киев, венчал Владимира Всеволодовича на царство (о чём мы говорили в первой книге). Венчал Шапкой Мономаха, возложив на него бармы (оплечье) и золотую цепь византийских императоров.

То были, конечно, не сокровища Святой Софии, но эти регалии стали первыми знаками царского достоинства, доставленными на Святую Русь.

Теперь вернёмся к описанию развязки событий, связанных с роковым посланием.

Остановились мы на том, что император Алексей, в ожидании самого худшего, готовился к отражению совместной атаки турок и печенегов. Его ставка располагалась в городке Эносе, откуда удобнее было наблюдать за неприятелем и отдавать необходимые приказы. Никакой помощи с Запада он, конечно же, не дождался. Да она и не требовалась. Божиим Промыслом враги сами о чём-то не договорились и медлили с наступлением. Дело затянулось до весны. А в апреле уже подошли половцы, и с русской дружиной князя Василько удалось наконец договориться. К великой радости греков, православные витязи встали под знамёна императора и создали перевес, необходимый для победы.

В конце апреля в ставку прибыли половецкие ханы Тугоркан и Боняк. На раскошном пиру, устроенном в их честь, был заключён договор о разгроме печенегов. Хотя греки знали, что накануне половцы вели другие (тайные) переговоры в лагере противника, царские дипломаты не беспокоились. Им было известно, как недоверчивые печенеги уклонились от предложений куманов заняться совместным грабежом, после чего половцы отправились к императору и сказали: «Знай, что долее ждать мы не будем, завтра с восходом солнца будем есть либо волчье мясо, либо баранье». Такая картинная речь обязывала к решительным действиям, и Алексей I назначил битву на следующий день.

Все силы царского войска были собраны на взморье, откуда грозила высадка турецкого десанта. Возможно, там же стояли и Русские. Половцы взялись одолеть печенегов без постороннего участия (чтобы не делить ни с кем добычу), а пленных продать императору. При таком раскладе сил Чаха не осмелился на высадку в Галлиполи. Опасаясь шедших в Пропонтиду из Адриатики подкреплений византийскому флоту, он вскоре отступил от Царьграда и тем обрёк печенегов на верную гибель. Сам он после этого тоже недолго прожил. Освободившись от главной угрозы, Алексей Комнин изыскал способ настроить против Чахи его тестя - сельджукского султана, и тот расправился со своим зятем, словно с рядовым преступником. Так погиб сей талантливый, но далеко зарвавшийся авантюрист, возмечтавший стать императором Христианской державы и придумавший план взятия Константинополя с моря.

Настал день битвы - 29 апреля 1091 года. Половцы уничтожили всю печенежскую орду вместе с жёнами и детьми. «Целый народ, считавшийся не десятками тысяч, превышающий всякое число, погиб в один день», - писала дочь императора Анна Комнина. «Из-за одного дня, - гласила греческая поговорка, - скифы [печенеги] не увидели мая». Огромное число пленников было доставлено в лагерь царя Алексея. За отсутствием возможности обеспечить надёжную охрану и в связи с утомлением войска, греки опасались их побега или восстания. И тогда, чтобы обезопасить себя, победители прибегли к безжалостному средству. Глубокой ночью, «около средней стражи, - вспоминала Анна Комнина, - по Божественному внушению или как иначе, но только по одному условному знаку наши воины перебили почти всех пленных».

Думается, они просто исполнили приказ начальства и, скорее всего, - волю императора. «Утончённая жестокость образованных греков, - пишет Ф.И.Успенский, - поразила самих половцев, которые, очевидно, никак не ожидали такой грубой ночной бойни». Надо сказать, что азиатские варвары обычно сохраняли жизни захваченных ими людей, предпочитая продавать их в рабство. А расправа византийцев была столь неожиданной, что вселила в половцев почти суеверный страх. «Они боялись, - говорится далее, - чтобы в следующую ночь император не сделал с ними того же... И при её наступлении оставили свой лагерь».

В начале мая Алексей Комнин с торжеством возвратился в столицу, освободившись от небывалой опасности. «Половцы ушли за Балканы, а печенегов больше не осталось как орды, небольшая их часть перешла в подданство императора и получила земли для поселения в Могленской области».

Отряды лёгкой конницы печенегов потом ещё служили Византии, оберегая от мародёрства крестоносцев население Малой Азии. Участники первого крестового похода недоумевали, когда, явившись в Царьград за обещанными сокровищами, они увидели ворота запертыми, а варваров - служащими в войске царя Алексея. Без этих печенежских конников ему не так легко было бы тревожить крестоносные отряды, заставлять из держаться в тесном строю и не расходиться по окрестностям для грабежа. Хотя, не будь рокового послания, то возможно, не начались бы и сами крестовые походы.

Алексей I сожалел о своём опрометчивом поступке. Ведь после разгрома печенегов и устранения пирата Чахи он не нуждался более в услугах латинян. Те же, напротив, проявили интерес к его «посланию», особенно в части сокровищ, и горячо восприняли идею освобождения Гроба Господня от неверных.

Началом первого крестового похода принято считать дату 18 ноября 1095 года, когда, в заключение соборных прений в Клермоне (на юге Франции), римский папа Урбан II призвал католическое рыцарство к походу в Иерусалим. Уже весной (1096 г.) толпы вооружённой бедноты (они двинулись в Святую Землю раньше рыцарей) вышли из городов и сёл Франции, Лотарингии, и, проходя Германию, приступили к добыче провианта обычным способом - грабя сельских жителей. До Иерусалима дошла лишь десятая часть крестоносцев, так плохо было организовано их войско. И трудно сказать, что более всего отличало тех людей: религиозный пыл, жажада наживы, рыцарская честь? Последняя стать, ещё соблюдавшаяся многими западными христианами, оказалась на руку Алексею Комнину. И здесь он частично, хотя и не без лукавства, реализовал то, что хотел получить от латинян в виде военной помощи. Не прибегая к раздаче сокровищ Софийского храма, Византийский император сумел возвратить под свой скипетр важнейшие области империи, отвоёванные крестоносцами у турок.

Ополчение Запада двигалось в основном по суше: через Германию, Венгрию, Болгарию. Через Мраморное море в Азию рыцарей переправлял императорский флот. Со всех дворян, ступавших на землю Византии, Алексей I требовал ленной (вассальной) присяги. После чего все греческие города, отбитые у турок, крестоносцы обязывались передавать ему, как своему синьору, и не могли даже пограбить их, так как турки, побеждённые крестоносцами, почти всегда успевали сдавать свои крепости грекам. Население городов было преимущественно греческим, а по договору с императором (согласно присяге) рыцари не смели входить туда, где стояли византийские гарнизоны. Таким образом, всё Малоазийское побережье Мраморного и Средиземного морей, от Вифинии до Сирии, вновь оказалось под властью Царьграда, и рыцари, присягавшие на верность Алексею I, не преставали изумляться тому, как это происходило. «Но нужно помнить, - заключает академик Ф.И.Успенский, - что не меньше изумлены были... и византийцы: они утверждают, что это движение [крестоносцев] на восток не вызвано было просьбами их, а произошло самостоятельно и угрожало пагубными последствиями для греческой империи». В этом простые византийцы были правы.