Нравственный образ истории - Георгий Михайлов

Из второй книги читатель узнает, как шёл к закату и пал блистательный Константинополь, как возрастала Москва и растлевался возрожденческий Запад; о свирепости крестоносцев и турок, о роли Тамерлана и литовских князей; о «Флорентийской унии», «Шемякиной смуте», и о том, как, покончив с татарским игом, великий князь Московский Иоанн III получил в приданое трон Византийской Империи.

РОКОВОЕ ПОСЛАНИЕ

«Убояшася страха,

идеже не бе страх»

(Пс.13,5).

Четвёртого апреля 1091 года Алексей I Комнин отметил десятилетие своего восшествия на Царьградский престол. Только в тот день не веселились ни он сам, ни его столица, окружённая врагами с моря и суши. Конные разъезды печенегов опустошали предместья Константинополя, по Босфору курсировал турецкий флот, и было далеко не ясно, что предпримут 40 тысяч куманов (половцев), спешивших как будто на выручку императору. Вражда куманов к печенегам была хорошо известна, но кто мог поручиться за надёжность варваров, влекомых жаждой добычи, да к тому же и родственных нападавшим. Половцы, печенеги, турки происходили от общего корня. Они были туранцами.

Не меньше сомнений вызывало присутствие «варягов» (русской дружины князя Василько Ростиславича), расположившихся вблизи печенежского стана и чего-то выжидавших. Пять тысяч закарпатских витязей стоили целой орды кочевников. Соединившись с половцами, они могли оказать решающую поддержку своим единоверцам - православным грекам. Во всяком случае, в ставке царя Алексея на это надеялись, хотя знали, что у славян имеется повод к обиде. Издавна русские отряды служили в Византии. Со времён Крещения Руси они составляли личную охрану императора. Алексей Комнин первым из царьградских владык нарушил эту традицию, заменив русскую гвардию наёмниками англосаксами. Замена не была случайной. В ней выразился новый курс византийской политики, направленный на сближение с Западом. Пагубность этого курса была видна всем, кто хранил верность Святому Православию, и только ромейская гордость царьградских вельмож, из которых происходил основатель династии Комнинов, мешала им различать очевидное.

Славян при дворе Алексея I по прежнему называли то скифами (наряду с куманами и печенегами), то варягами, словно скандинавских норманнов. Тогда как подлинных норманнов и прочих раманизированных варваров из кельтов и германцев относили уже к «цивилизованным» народам. «Империя Каролингов», созданная папским Римом, воспринималась как достойный партнёр Византии, а славяне (сербы, болгары) считались просто её данниками, хотя и православными. Поскольку Русь числилась одной из митрополий Константинопольского Патриархата, то на кафедру Киева патриархи ставили исключительно греков, не признавая Русских кандидатов в митрополиты, пусть даже и Святых.

Презрение, или, в лучшем случае, снисхождение ромеев к своим единоверцам отталкивало последних, из-за чего Царьград всё чаще и чаще оказывался беспомощным перед лицом опасности. Теперь, в очередной критической ситуации, Алексей Комнин и его приближённые гадали о намерениях русской дружины и думали, какими средствами привлечь «варягов» на свою сторону. Заключение договора с князем Василько представлялось вполне реальным, однако тревога не оставляла императора.

Все десять лет, прошедших со дня его коронации, были цепью сплошных неудач. Империя страдала от вражеских нападений. А Комнин (далеко не бездарный, храбрый полководец) терпел неудачи столь неожиданные и нелепые, что казалось, над ним довлело некое проклятие. Боязнь поражения сделалась хронической болезнью его души, а совесть будила воспоминания о прошлом.

В сущности, Алексей I был прав, когда заставил отречься от власти своего предшественника Никифора Вотаниата (тот царствовал, захватив престол силой). Однако и сам он, свергая узурпатора, совершил государственный переворот: возглавил заговор, развязал гражданскую войну, подкупил начальника немецкого отряда, охранявшего городские ворота, и потом уже не мог остановить беспощадный грабёж, учинённый в Константинополе его собственными наёмниками, в число которых входили и турки, и печенеги.

Так было 10 лет назад. На Пасху 1081 года Алексей Комнин вступил в права самодержца. И сразу же на западном (Ионическом) побережии Греции высадились норманны, завладевшие южной Италией. Войска Робера Гвискара заняли остров Корфу, порты Эпира, и приступили к осаде города Диррахия. В октябре на подмогу осаждённым подошёл Алексей с семидесятитысячной армией. Его преимущество было явным, однако неожиданно он был разбит куда меньшими силами противника. Нанятый императором венецианский флот оттеснил корабли норманнов от берега, но более действенной помощи не оказал. Защитникам Диррахия пришлось сдаваться. Зато венецианцы за «участие» в обороне города получили право беспошлинной торговли во всех византийских портах со множеством иных привилегий. О том, что через 113 лет Венеция станет главной виновницей разорения Царьграда, никто из греков тогда не знал, и должных выводов из поражения под Диррахием царь не сделал.

Он не видел ничего страшного в привлечении латинян на византийскую службу. А вскоре, как уже говорилось, он заменил русскую гвардию при своём дворе англосаксами. Тогда, замечает академик В.Г.Василевский, «поворот [Византии] к Западу... выразился в замене православных людей людьми Запада». «И этот такой по-видимому малозначительный факт, - добавляет академик Ф.И.Успенский, - свидетельствует о сближении с Западом, которым характеризуется империя накануне крестовых походов».

Положение греков оказалось сложным. Когда норманны из Эпира прорвались в Македонию, и Робер Гвискар собирался осадить Солунь (Фессалоники), в азиатской части Византии уже хозяйничали турки-сельджуки. Месопотамия, Сирия, Палестина были отрезаны от Царьграда. Из Иконии (столицы султаната) и Никеи, расположенной напротив Константинополя на другой стороне Пропонтиды (Мраморного моря), турки угрожали европейской части империи. А там, кроме норманнов, надвигавшихся с запада, появились печенеги. Это тюркское племя, отступая от половцев, из южнорусских степей переместилось на правый берег Дуная и угрожало Болгарии, Фракии и самой Византийской столице.

Кольцо врагов сжималось. Царь Алексей не знал, что предпринять, к кому обратиться за помощью. Войско его было разбито. Но православные люди день и ночь молились Господу. Всевышний был и есть, и присно остаётся единственной надеждой и защитой Христиан.

Пока царские дипломаты метались в поисках политических компромисоов, кризис разрешился без их участия. До Робера Гвискара дошёл слух о тяжком положении римского папы, стеснённого германским императором Генрихом IV, и о волнениях его собственных итальянских вассалов. Весной 1082 года Робер поспешно отбыл в Италию и более не возвращался. Увязнув там в своих делах, он неожиданно умер в 1085 году. Часть армии, оставленной им на Балканах, быстро рассеялась, распавшись на шайки разбойников, и перестала существовать.

Чудесным образом война закончилась в пользу Византии, только мир после этого не воцарился. Не успели рассеяться остатки норманнского войска, как в Филиппополе восстали еретики богомилы. Их поддержали соседние болгары. И пока шло усмирение мятежников, печенегам открылся широкий простор для набегов. Весной 1087 года конница печенежского хана Челгу, при поддержке венгров, через горные проходы хлынула в Болгарию и Македонию. Половцы, тогда же перейдя Дунай, оказались в тылу печенегов, но воевать с ними не стали и договорились о совместных действиях. Они двинулись следом за печенежской ордой в расчёте на поживу при любом исходе событий.

Алексей I готовился к отражению неприятеля. Налоги с азиатских провинций, занятых турками, в казну не поступали. Денег не хватало, а расходы на военную кампанию предстояли немалые. Печенеги уже пробились в долину реки Марицы и вышли к берегам Босфора. Резервные средства у государства имелись и, наверно, не последние, но Алексей Комнин предпочёл их поберечь. «Он, - пишет академик Ф.И.Успенский, - коснулся священных сокровищ в богатых церквах и употребил их на государственные нужды... Чтобы положить конец обвинениям в святотатстве, царь решился подвергнуть этот вопрос рассмотрению на церковном Соборе и сам выступил защитником сделанного им распоряжения... После этого императору снова пришлось... дать обещание возвратить Церкви её достояние... Но обстоятельства не складывались так благополучно, чтобы произвести желаемую расплату... и вопрос, насколько можно судить, так и остался нерешённым».

Он и не мог быть решён таким способом, и обстоятельства не могли сложиться как надо, потому что, нарушив симфонию властей церковных и светских, царь самовластно расточил святыни, а войну, в результате, проиграл с ещё большим позором.