Тайна острова Солсбери - Сергей Зверев

– Да.

– Расписывайтесь…

Один из помощников подает авторучку и подставляет планшет с документом. Каждый из нас находит свою фамилию и ставит напротив автограф с расшифровкой.

С формальной частью покончено. Проверив документ, судья кивает на дверь:

– Подходите ближе и ждите сигнала.

У двери уже заняли позицию два охранника. Один держит руку на огромном засове, другой ведет переговоры по мобильной радиостанции.

– Запускаем? Давай на счет «три», – кричит он в микрофон и начинает отсчет: – Раз, два, три. Открывай!

Щеколда с грохотом отъезжает в сторону. Дверь распахивается, и мы один за другим заскакиваем в темную неизвестность…

* * *

Сзади захлопывается дверь, снова гремит тяжелый засов.

Внутри уровня камерно-столбовой разработки невероятно тихо и действительно темно: периметр утопает во мраке, зато ближе к середине теплится тусклый желтоватый свет, отбрасывая на пол длинные тени от столбов.

Следуя совету Боулинга, смотрим в сторону другого входа. Свет к стене от центра залы почти не проникает, и все же движущиеся фигуры мы бы заметили. Но там никого.

Короткими перебежками – от столба к столбу – перемещаемся к центру огромного подземного помещения. Впереди – Боулинг, за ним – Даниэль, я замыкаю, прикрывая тылы.

Через пару минут мы добираемся до середины и занимаем позицию у одного из столбов.

Позиция выгодная: над нами не горит лампа, а чуть поодаль пространство худо-бедно освещено, незаметно подобраться к нам невозможно.

Стоим без движения, прислушиваемся…

Тишина.

Проходит минута, другая, третья…

– В чем дело? – шепчет Даниэль. – Их точно запустили?

Боулинг пожимает плечами, а мой слух внезапно улавливает шорох. Трогаю лысого парня за плечо и жестом показываю в направлении стены, по краям которой расположены оба входа: «Они там».

– Скорее всего, они идут от своего входа к нашему, – негромко делится соображениями Боулинг. – Предлагаю продвинуться в том направлении.

– Согласен…

Покинув выгодную позицию, мы перемещаемся в выбранном направлении, стараясь держаться малоосвещенных участков. Бесшумно идти, к сожалению, не получается.

Иной раз грубые подошвы тяжелых шахтерских ботинок дробят мелкие камешки породы, отчего под сводами залы мечется противный хруст.

Преодолев метров пятьдесят, оказываемся между четырех столбов. До скрытой в полумраке стены остается шагов восемьдесят.

В какой-то момент от стены снова раздается шорох, будто кто-то идет шаркающей походкой. На этот раз звук слышат и мои товарищи. Значит, противник действительно там.

Предвкушая скорое воплощение плана внезапного нападения, ускоряем шаг.

И вдруг слышим отчаянный вопль, доносящийся отовсюду и буквально оглушающий после необыкновенной тишины.

* * *

С разных сторон, от четырех столбов к нам бегут уголовники. С грозным рыком и с нехитрыми орудиями для убийства наперевес.

«Черт, в какую глупую мы угодили ловушку!» – проносится в голове, пока я разворачиваюсь к ближайшему противнику, летящему на меня цыгану Бахтало.

Поднимаю «карандаш», дабы парировать удар тяжелого молота. Мои товарищи занимают круговую оборону и, наверное, тоже сожалеют о преждевременно покинутой позиции в центре залы. Там нам было бы куда удобнее встретить врага.

Сильнейший удар, в который уголовник вложил всю свою дурь, приходится на середину лома. Мои ладони изрядно «осушило», зато сам я не пострадал.

Парировав удар, бью цыгана в пах, думая лишь об одном: «Их четверо, и нужно быстрее уравнять численность!»

Шахтерский ботинок удачно прикладывается к «достоинству». Взвыв, Бахтало падает и, схватившись за отшибленный орган, катается по полу.

Быстро оглядываюсь в поисках нового противника.

Даниэль отмахивается от Крапивина, а Боулинга два здоровых незнакомца оттесняют к столбу. Решаю помочь ему.

Окликнув одного, опускаю лом. Мое оружие очень тяжелое и не позволяет наносить молниеносные удары. Мужик успевает уйти от удара и взмахивает лопатой. Да, как ни странно, в его руках обычная лопата для работы с породой…

Проработав в шахте неполные двадцать дней, я запомнил названия и назначение некоторых простейших инструментов. Лопату для навалки уголька здесь величают «комсомолкой»; ее лезвие имеет туповатую прямоугольную форму. А вот ту, которой ворочали породу, именуют «чирвой»; она легка, на конце треугольное лезвие. И сейчас, когда этот безобидный с виду «лепесточек» просвистел в сантиметре от моего уха, я понял, насколько данный инструмент опасен в рукопашной.

Поначалу наше единоборство принимает странный оборот. Ловко орудуя лопатой, уголовник наступает; я же только и успеваю обороняться: то подставляю под удары лом, то уворачиваюсь. Однако при этом удается сделать главное – полностью отвлечь на себя одного из двух напавших на Боулинга. Теперь ему будет легче.

* * *

Наш товарищ с абсолютно лысой головой справился со своим оппонентом первым. От столба, где происходила их схватка, доносится душераздирающий вопль, переходящий в хриплый стон.

Не отвлекаясь от своего противника, я окликаю:

– Боулинг, ты как?

– В норме. Один готов.

Я к тому моменту освоился с тяжелым ломом и, защищаясь от лопаты, со свистом рассекавшей воздух, наносил ответные удары. Сложно сказать, чем бы закончилось наше в целом равное противостояние, если бы не помог Боулинг. Вдвоем мы прижали уголовника с лопатой к ближайшему столбу и забили боевым шахтерским инструментом.

Однако порадоваться победе и перевести дух не успели.

Метрах в двадцати с Крапивиным сражался Даниэль, и мы намеревались помочь другу, но… Едва упал наш поверженный противник, послышался приглушенный стон. Мы оба узнаем голос Даниэля.

До этого под сводчатым потолком были слышны лязг металла, мат, хриплые выдохи при ударах и вопли лишенного мужского естества Бахтало. Теперь же стонал наш чернокожий товарищ.

Бросаемся на помощь.

– Оставь Крапивина мне! – кричу Боулингу. – Займись Даниэлем!..

С лидером местной банды уголовников мы сходимся у дальней стены. Оба устали, оба тяжело дышим, намахавшись тяжелым инструментом.

В его руках калбик – зубило с приваренной металлической ручкой. Я по-прежнему орудую «карандашом», к весу и габаритам которого слегка попривык.

– Ну, молись, сука! – наседает он, нанося несколько ударов подряд. – За все ответишь! И останешься здесь навсегда!..

– Заткнись и прими смерть молча…

Стиснув зубы, отбиваюсь и пару раз сам неплохо взмахиваю острым концом лома, не давая оппоненту расслабляться.

Счет времени теряется.

Где-то позади и справа мечется голос Боулинга:

– Даниэль, держись! Слышишь, держись и дыши глубже! Сейчас подтащу тебя к двери…

Отвлекаюсь всего на мгновение, чтобы взглянуть, что у них происходит. И не успеваю надежно парировать очередной удар. Калбик лязгает по «карандашу» своей ручкой, а острие зубила впивается в мое левое плечо.

Боль простреливает аж до бедра.

Покачнувшись, я с трудом удерживаюсь на ногах, подставляя лом под следующий удар.

«Нужно перетерпеть первые десять секунд, – подбадриваю сам себя, вынужденно уходя в глухую оборону. – Первые десять секунд болевого шока. Потом будет легче…»

Возможно, мне и полегчало бы, но в данный момент левая рука висела плетью, а правая не удержала лом – от следующего удара он выпал и, звеня, покатился по полу…

Глава седьмая

Российская Федерация, архипелаг Земля Франца-Иосифа, остров Солсбери. Шахта. День девятнадцатый

Выбив мое оружие, Крапивин злобно смеется и решительно идет в наступление, размахивая калбиком.

Я отступаю, перемещая корпус то влево, то вправо и уходя от сокрушительных ударов. Мой мозг в этот момент лихорадочно ищет выход из убийственного положения. И выход мне видится только один.

Калбик легче утерянного мной «карандаша». Тем не менее он весит килограммов пять или шесть, что не позволяет его хозяину махать им с большой частотой. Этим я и решаю воспользоваться.

Выбрав момент, когда зубило просквозило мимо моей головы, бросаюсь на противника и вхожу в клинч.

К такому маневру Крапивин не готов.

Обхватив его здоровой рукой, наношу несколько хороших ударов коленом в корпус.

Каждый раз уголовник утробно хрюкает – примерно так же он реагировал несколько дней назад на «воспитательный процесс» в вонючем сортире.

Я полагаю, что инициатива окончательно перешла ко мне, но не тут было. Изловчившись, Крапивин бодает головой мой подбородок, а затем принимается молотить кулаком по раненому плечу. Эта сволочь знает, как досадить мне и вызвать болевой шок.