Роковые годы - Борис Никитин

Этого оказалось достаточным: с первыми же выстрелами грянула паника, да какая… Толпа закачалась, загудела, люди бросились кто куда. Те, кто был ближе к дворцу, устремились в него, но вовсе не со штыками против нас, а чтобы спрятаться за стенами от пуль, летающих по площади. Это мы сообразили довольно скоро, но все же не сразу.

Среди общей суматохи меня зовут к телефону. На том конце провода Якубович просит ориентировать в обстановке. Пока он ждал, то, очевидно, услышал по аппарату выстрелы, так как спросил меня: «Кто стреляет и что происходит?»

Только успеваю сказать, что еще сам не могу разобраться, как с треском выламывается окно и ко мне начинают быстро влезать один за другим солдаты с винтовками. Резким движением вешаю трубку, поворачиваюсь в полной уверенности, что пришли меня брать[73]. К удивлению, однако, вижу совсем не злодеев, как их принято представлять, когда они врываются убивать, а очень помятые физиономии. Движения нерешительные, переминаются с ноги на ногу. А за ними все ползут и ползут другие. Среди прочих прибывают несколько товарищей-кронштадтцев. И у них что-то вид перепуганный. Начинаю думать, уж не страшно ли стало на площади, да под пулями. Но думать некогда. Знаю, что спасение только в наступлении, а потому начинаю первый. Делаю вид, что принимаю их за своих:

— Вы что же так поздно пожаловали? Ведь мы вас ждем с утра. Кто же будет защищать Верховную Власть?

Слушают, не двигаясь, как будто рады, что их не ругают. Я уже успел овладеть собой вполне. Всех в большой комнате набралось человек 30. Иду вперед, отделяю двух, приказываю им остаться у окна и никого больше не впускать: «А то нас всех задавят». Остальным говорю:

— Идите за мной.

И веду их к главному подъезду.

В коридоре испуганные лица, меня засыпают вопросами: «Что это за люди?» Идем мимо раненых врагов, которых вносят и тут же кладут на пол. Ставлю людей в передней у главных дверей, как заставу; приказываю, чтобы никого не впускали.

Выстрелы затихают; видны только разбегающиеся в разные стороны солдаты. Боевые отряды коммунистов, те, кто открыл огонь из толпы, с ней ассимилировались. Они не могли устоять перед общим ужасом, который передается от бегущей массы людей. Надо иметь незаурядную силу воли, чтобы пойти против стихийного потока, которым двигает страх, сильный своей безотчетностью. Паника подхватила зачинщиков, толпа унесла их с собой.

Конечно, следовало ожидать, что кадры оправятся и скоро вернутся. Но тут нам на помощь пришло еще одно обстоятельство, при других условиях, может быть, незначительное, но при пониженном настроении убегающих весьма уважительное, чтобы не возобновлять осаду немедленно: не успели выстрелы затихнуть, как хлынул дождь, и даже хороший ливень. Задержавшиеся кучки людей поспешают укрыться от непрерывных водяных струй; окрестности пустеют[74].

Человек полтораста от Воинской секции и других собираются в боковом зале. У нас совсем не настроение победителей. Мы прекрасно понимаем, что только случайно получили передышку. Кругом все та же враждебная или в лучшем случае чужая толпа; а у нас, у нас ни одного солдата!

Да и из города собираются вести самые безотрадные. Становится известным о стрельбе на разных улицах, везде сопровождавшейся убитыми и ранеными. Огонь обыкновенно открывался отдельными шайками по случайной толпе или прохожим. Так было у Николаевского вокзала, в первом часу дня, затем на углу Литейного и Жуковской в 2 часа, на углу Невского и Садовой в 3 часа, на Садовой в 5 часов, на углу Надеждинской и Невского — в 6 часов, на Знаменской площади — в 9 часов вечера. На Обводном канале и Литейном проспекте выстрелы почти не умолкали весь вечер, а потом продолжались и большую часть ночи. На Воскресенской набережной дважды за день большевики обстреливали и громили мою контрразведку. Сильно трещали пулеметы в 4 часа дня на Литейном проспекте; там шла колонна кронштадтских анархистов со своими черными значками. Как говорят, им померещились где-то вдали казаки. Анархисты открыли огонь из пулемета с грузовика. Пулемет подхватили ружейные выстрелы, и опять падали невинные жертвы, но досталось и по своим. Отсюда было доставлено по госпиталям несколько десятков раненых.

Конечно, нет возможности перечислять все места отдельных вспышек. Можно только определенно утверждать, что за малыми исключениями, как то: обстрел контрразведки или выстрелы у Таврического дворца, огонь открывался не по нашим войскам, а по мирному населению для устрашения или по нервозности: наших войск против них не было, так как у нас их вообще не имелось. Только один 1-й Донской казачий полк вышел на улицу. От него с Дворцовой площади на короткие расстояния иногда выезжали отдельные отряды. В один из них на углу Невского и Морской была брошена бомба, которая вывела из строя убитыми и ранеными 6 казаков и 20 лошадей. Потери полка за день: 20 убитых, 70 раненых казаков и около 100 лошадей. Но то был один 1-й Донской, и только!

При таких условиях большевики были полными хозяевами города.

Если весь трагизм положения был ясен еще тогда для некоторых из нас, то он еще ярче выступал из незначительных явлений, которые не замедлили последовать с наступлением ночи. Мы начали получать десятки телефонных призывов на помощь против грабителей. Звонили из магазинов Гостиного Двора, из Апраксина рынка, с Садовой, из банков на Невском; звонили телефонные барышни, умоляли отдельные голоса из частных квартир по Литейному и Жуковской, просили спасти от ломящихся бродяг и мародеров.

Услыхав эти вопли, моим первым движением было, конечно, как-то помочь. Но как? Кого послать? Поговорил два раза со Штабом, но это было лишнее. Звонить в участки милиций? Оттуда не отвечают. Да мне именно и жалуются, что ее не могут найти[75]. Выслушивая крики и мольбы женщин по телефону, сознавая свое бессилие, я ничего не отвечал, вешал трубку, старался о них не думать; но нельзя забыть эти голоса.

В девятом часу прискакал доблестный Цагурия, но один из всего отряда. Он поистине «дошел во что бы то ни стало»: эфес шашки отбит пулями, фуражка и одежда прострелены в нескольких местах. Настроение прекрасное, а после пулеметного огня, под которым продержался, еще повышенное. Он сразу набрасывается на первых попавшихся депутатов Совета, и мне приходится их растаскивать[76].

Отряда все еще нет, и мы продолжаем говорить на бесконечную тему дня — как притащить Измайловский полк. Вдруг, словно бомба, влетел в комнату, где я сидел с членами Воинской секции, один из членов Совета и закричал: «Мы спасены! У Временного правительства есть точные данные об измене большевиков!»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});