Обязан выжить - Николай Дмитриев

— А хорошо б было, чтоб опять в наш дом…

Вике вспомнилось его последнее посещение родных стен, и он серьезно, как говорят только со взрослыми, сказал:

— Пока не получится, и вообще, нам с тобой лучше уехать куда подальше…

— А там у нас будет другой дом?

— Да, Витек, я верю, у нас с тобой еще будет свой дом, — и четко, по-армейски печатая шаг, Вика ободряюще потрепал идущего рядом племянника по плечу…

Дом в закоулке

Пригородную станцию Подзамче окутывал утренний туман. Сквозь начинающую редеть дымку, от семафора, натужно пыхтя и громыхая на стрелках, к вокзалу медленно подползал мощный «ФД». Залязгали буфера, паровоз окутался паром, несколько раз дернулся, как бы пристраиваясь к крошечному перрону, и, наконец, длинный воинский эшелон встал окончательно.

Из распахнутых настежь дверей теплушек, уточняя, почему встали, принялись высовываться солдаты, часовые на платформах, где стояла тщательно укрытая брезентом техника, оживились, а к ободранному пассажирскому вагону, прицепленному к голове поезда, зевая и добродушно переругиваясь, начали собираться офицеры.

Прозвучала команда, солдаты дружно повыскакивали из теплушек, и уже через пару минут тихую станцию заполонила громкоголосая воинская круговерть, из которой то тут то там летели веселые выкрики:

— Ну вот, вроде как домой прибыли…

— То-то и оно, что вроде…

— Скажи спасибо, что война кончилась…

Внимательно прислушиваясь к этим разговорам, вдоль вагонов ловко пробирался неизвестно откуда взявшийся поляк-фактор[1]. Быстро разобравшись в обстановке, он в свою очередь принялся бодро выкрикивать:

— Жолнежи, жолнежи[2], цо маете?.. Голки?.. Каминня до запальничкув?..

Однако солдаты только отмахивались, не обращая на него внимания, и тогда поляк осторожно приблизился к кучке офицеров, что так и стояли возле штабного вагона.

— Панове, може, хтось ма що пшедаць[3]?..

— Гляди, куркуль откуда-то выцарапался… — обрадовались офицеры, и один из них весело поинтересовался: — А что ты хочешь?

— А цо паны мають?.. — поляк мгновенно насторожился.

— О, паны все мают!.. — ответил весельчак и под дружный гогот товарищей уточнил: — Танки, пушки, снаряды…

— О, ниц-ниц… — понимающе осклабился фактор. — Зброи[4] бильше не тшеба… Мануфактура, речи[5]…

— Ну, чего-чего, а речей теперь хватит… — пробурчал кто-то из офицеров, однако весельчак, увидев, что двери штабного вагона открылись, поспешно турнул поляка: — Ну, все!.. Дуй отсюда!

Офицеры сразу подтянулись, но вместо ожидавшегося командира с подножки соскочил полковой адъютант и громко оповестил собравшихся:

— Все, ребята!.. Простоим долго! Пока все эшелоны дивизии не подтянутся…

— А потом куда?.. Может, тут оставят?

Чувствуя себя в центре внимания, адъютант важно прокашлялся и пояснил:

— Нет, тут только передышка. Командир передать приказал… Всем офицерам, свободным от службы, сутки отпуска!

— О, расщедрился, батя!..

Офицеры радостно зашумели, и вдруг чей-то нетерпеливый голос встревоженно произнес:

— Погоди, погоди… А потом куда?

— Точно не знаю… — Какое-то время адъютант колебался, но, в конце концов, зачем-то понизив голос, добавил: — Похоже, куда-то в Забайкалье…

Слова адъютанта мгновенно вызвали общее возбуждение, и кто-то из скептиков даже присвистнул:

— Фью-ить!.. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день…

На что собравшиеся вокруг ответили дружными насмешками:

— Чего заныл! Привык по асфальту ездить? Конечно, дорог там нет, но ништяк, охота там знатная!..

Однако общая восторженность не повлияла на скептика, и он, явно отстаивая что-то свое, упрямо возразил:

— Дорог нет, зато японцы есть…

На какое-то мгновение наступила тишина. Офицеры многозначительно переглянулись, и, хотя никто ничего не уточнял, разговор сразу пошел в другом направлении.

— Да, черт, там не поездишь…

— Плевать! Зато отпуск!.. Сутки!

— А что если «опеля»?.. На кой он там?

— Точно! Загоним машину и кутнем! Где этот полячишка?

Короткое совещание прекратило пустой треп, и офицеры, выделив самых активных, сразу приступили к делу. Организаторы быстренько отыскали между вагонов поляка-фактора и отозвали его в сторону.

— Эй, пан!.. Ходи сюда!.. Дело есть!

— Слухам пана… — поляк мгновенно сообразил, что наклевывается неплохой гендель[6].

— Машина есть. Новая… Можем продать.

— Цо?.. Новый самохуд[7]? О, то люкс!.. А спробовать можно?

— Можно, можно… Все можно. Пошли.

Уже через каких-то полчаса солдаты стягивали с платформы сверкающий лаком кабриолет, а офицеры, обстряпавшие дельце, дружно хлопали гендляра[8] по плечам.

— Вот, пан, смотри. Машина — класс!.. И, считай, даром! Бери за пять тысяч!

— Я перепрошую, панове, але пьять тысонць то есть за много… — Какое-то мгновение поляк что-то обдумывал, а потом полувопросительно предложил: — А може, паны офицеры погодяться на «бимбу»?

— А то еще что за цабе? — удивился офицер, которого фактор безошибочно выделил как главного в намечавшейся сделке.

Фактор хитренько покосился на собеседников и, решительно шагнув к старшему, что-то страстно зашептал ему в ухо. Примерно с полминуты офицер внимательно выслушивал пропозицию, и наконец его лицо расплылось в радостной улыбке:

— Договорились, пан!

— Але, проше пана, тогда только тши тысячи… — поляк бросил шептать и аж подпрыгнул на месте от нетерпения. — И еще…

— Да ясно, ясно! — догадался и без его напоминания офицер. — Закусь подкинем…

Он дал поляку дружеского тумака и, обращаясь ко всем, радостно пояснил:

— Он нам вечер-сказку пообещал! С девочками!

— Что, и девчата будут?..

Офицеры многозначительно переглянулись и с некоторым недоверием посмотрели на хитроумного гендляра.

— О да, да, люксус-цимес[9]! — поспешно заверил поляк и, понимая, что дельце выгорело, важно добавил. — Кобеты — перша кляса![10]

* * *

Офицерская «бимба» началась ровно в шесть вечера. Приобретя новенький автомобиль почти даром, поляк, хорошо разбираясь в своем деле, из шкуры лез, чтобы угодить вельможным панам-победителям. И хотя стол и был накрыт вовсе не так, как, скажем, в том же «Жорже»[11], многим офицерам он, после окопной жизни, казался почти что сказочным.

Главным украшением стала, конечно же, впечатляющая сулея с бимбером — крепким самогоном частного производства, однако молодые люди, отметив, правда, надлежащим образом вместительность сулеи, основное внимание уделили девушкам. Да и чего там греха таить, насмотревшись всякого, они были теперь не с какими-то там немками, а с настоящими паненками, которые, сберегая неотразимый закордонный шарм, в то же время были уже как бы свои.