Хеллсинг: моя земля - Александр Руджа

Никогда бы не подумала, что в реальной жизни буду вести себя так, будто я и правда посреди какого-то пафосного сериала. Но тут ключевое слово «вести себя». Иными словами — притворяться.

Влада посылает мне воздушный поцелуй.

— Нравишься ты мне, Вика, вот честное слово нравишься! Незамутненностью своей этой, наивностью. Я к тебе, видишь, со всей душой, а ты такую буку из себя строишь. А ведь нас с тобой так много связывает… не хочешь вспомнить былые чувства?

— Я их отлично помню, — отказываюсь. — Просто не испытываю, но помню — у меня хорошая память.

Влада как-то смущенно улыбается и на секунду становится похожа на ту спокойную, немногословную девчонку, которую я впервые увидела в нашей столовке. Черт, как же это недавно было. И как уже ничего никогда не вернется. Хеллсинг есть Хеллсинг, маньяк есть маньяк, и вместе им не сойтись.

Да где же Пип с остальными, в конце концов? Я уже из кожи вон лезу, отвлекая внимание, а они, видимо, думают, что на меня напал приступ романтики.

Влада задумчиво глядит на меня. Черт, не надо было об этом думать, не надо было…

Выстрел! Девушка дергается, ее немного ведет в сторону — как раз на траекторию второго выстрела. И третьего. И четвертого.

— Получи, сука! — Пип торжествует, одиночными выстрелами АК-74 выбивая клочки плоти из спины противника. Рановато он радуется.

Влада восстанавливает равновесие и удивленно глядит на обильно текущую из груди кровь. Серебряные пули — они такие. Только почему стреляли не в голову? Кто их учил, этих «диких гусей», таких глупых и самоуверенных? Вампира в боевом режиме можно гарантированно нейтрализовать только прямым в голову.

Что в нашем положении, конечно, практически нереально.

Влада издает протяжный скрежещущий звук. Диафрагма у нее работает пока что неважно, но вирус изо всех сил старается обеспечить нужный приток кислорода к мозгу. И у него получается.

— Никому нельзя верить, — севшим, хриплым голосом говорит Влада. — Ни единой душе. Что ж такое?..

А я вдруг вспоминаю, что нож из руки она так и не выпустила.

Лезвие входит мне в грудь по самую рукоятку — этот штык-нож является разновидностью изобретения Джеймса Боуи, которое изначально было просто мясницким тесаком. Само собой, он отлично подходит и для разделки на куски людей.

Да и вампиров тоже, конечно.

Нож движется вниз, кроша ребра и противно скрипя о грудину. Боли снова нет, «лилит» наглухо блокирует рецепторы, отчего все происходящее кажется нереальным, происходящим в какой-то компьютерной игре, или в фильме на большом экране с потрясающим эффектом присутствия.

— Не до смерти, подруга, — четко говорит Влада. Она стоит у меня за спиной, ее лицо совсем близко, и я вижу на нем следы безумия. — Держу слово, несмотря ни на что.

Лезвие легонько чиркает по шее, где что-то сразу начинает течь обильным ручейком. И я падаю на колени, и рядом уже больше никого нет.

* * *

— Малышка! Эй… как тебя… Виктория!

Это, наверное, меня зовут. Хотя какая я им Виктория? Виктория — это «победа», если по-простому, а у нас тут победы не намечается. Так или иначе, но «Миллениум» добился своего — целый район Лондона под контролем сумасшедшего вампира, пожирающего людей ударными темпами.

— Виктория! — Мокрый натужный кашель. — Да ну открой глаза, я же вижу, ты дышишь!

Открываю. Вокруг все плывет. Вдали горит что-то, и еще лежат какие-то продолговатые, неопрятные с виду мешки. А я валяюсь в луже собственной крови.

— Что?..

— Тихо, куколка, тихо, — ко мне подползает капитан Бернадотте. Видок у него тоже не ахти — Влада просто и без затей вспорола Пипу живот. Снизу вверх, для разнообразия. Но он еще двигается, похоже, на одном только упрямстве, и в конце концов практически падает на меня. — Что делать будем? Предлагай, из меня командир уже никакой. Отбегался.

Помню, сколько слез и соплей вызвала в свое время эта сцена в аниме! Долгожданный и трогательный поцелуй Виктории и Пипа — как это романтично! В реальности все оказалось куда непригляднее — у него дыра в груди, у меня тоже, да еще и распорото горло, оба грязные, вымотанные до предела, из обоих кровь даже не течет, а хлещет. Не самое подходящее время для нежностей и знаков симпатии.

Но шанс выжить пока еще есть. Правда, в основном, у меня.

— Похоже, мне кранты, малышка, — хрипит капитан. Думаю, он прав — нож Влады, ведомый нечеловеческим, чудовищным усилием, просто взрезал Пипа, как добрая хозяйка потрошит рыбу. Легкие, желудок и кишечник наверняка похожи на котлету.

Кстати, у меня ситуация не намного лучше. Остановить кровь при ранении в шею практически невозможно, хотя «лилит» и старается изо всех сил. Но без квалифицированной и быстрой медицинской помощи очень скоро у меня произойдет нарушение мозгового кровообращения. И мой мозг погибнет.

Нарушение кровообращения? А что, это идея.

Я наклоняюсь еще ближе к часто и неглубоко дышащему капитану и шепотом рассказываю, что ему нужно будет сделать. Где-то в стороне, не особенно и далеко, Влада не спеша, со вкусом разбирается с последними «дикими гусями». Отстреливаются они грамотно, только Владе на это чихать. Она просто быстрее их, имеет больше возможностей, и любит такие игры.

На влажную мостовую падает очередной изорванный труп.

— Сработает, думаешь? — сплевывая черной кровью из разорванной печени, интересуется Пип. — Попробовать можно, что мне терять-то? Только автомат дай, он где-то в стороне валяется, а я уже мало что вижу.

Нащупываю в грязи оружие, поднимаюсь на ноги, используя его как костыль.

— Рядовой Андреева, — голос мой звучит откровенно дерьмово. Дверь несмазанная и то мелодичнее. — Не желаешь закончить начатое? Я ведь от тебя просто так не отстану, подруга!

Несколько секунд не происходит совсем ничего. А потом — опять мне не удается уловить момент — в нескольких метрах образуется Влада. Кровь на ее футболке никуда не делась, но сами раны уже, похоже, затянулись. Конечно, столько людей выпить, тут можно самому в себя полный магазин выпустить, и ничего тебе не сделается. Дракулиновый раж.

Но она пока что слишком далеко, так не пойдет.

— Звали? — светским тоном осведомляется Влада. Она не мигая смотрит на меня, но в этот раз я готова, я изо всех сил думаю о крови, мостовой, свинцовых пулях, тяжести в груди, о кораблях, и островах, и крыльях у свиней, но ни секунды о — не думать! — других вещах, которые совершенно ни к чему обсуждать сейчас, и даже думать, даже на миг, ведь это может оказаться смертельно опасным, потому что… потому что…

— Несправедливо, — улыбаюсь я окровавленными губами. — Я не могу двигаться, наши шансы не равны.

— А кто сказал, что они должны быть равны? — удивляется та, что когда-то была человеком. — У кого-то всегда есть преимущество, и кто-то всегда должен проиграть. Я думаю, даже тебе это должно быть понятно.

Но все-таки делает пару шагов вперед.

— Мы слишком заигрались, — говорю я так искренне, как только могу. — Мы перешли черту. Пора заканчивать.

Влада вздыхает.

— Нет никакой черты, Вика, — объясняет она. — Если только ты сама ее не проводишь. А значит, и заканчивать ничего не надо. Помнишь, как там в «Бойцовском клубе»: бой продолжается столько, сколько нужно. А сколько нужно моему личному Тайлеру Дердену, я решаю сама.

За спиной Влады поднимается на одно колено Пип. Та его то ли не замечает, то ли не считает нужным отвлекаться. Все равно не жилец уже.

— Знаешь, Влада, — говорю я, чтобы заполнить оставшееся время. — Мне долгое время казалось, что вирус у нас внутри — эдакий эликсир бессмертия, защищающий нас от всех возможных угроз и опасностей.

— И что, это оказалось не так? — щурится девушка. Насмешливо щурится, недоверчиво.

Капитан Бернадотте, держа автомат за цевье, замахивается и с силой обрушивает приклад на голову Владе. Ее бросает вперед. На долю секунды бросает, потом она неуловимым образом разворачивается и одним движением ломает Пипу шею. Капитан валится вниз, тяжко, безвольно. Навсегда.

Влада снова оборачивается ко мне.

— Это, значит, и был твой гениальный план? — хихикает она. — Это и все, на что сгодился тот одноглазый идиот? На единственный бесполезный удар прикладом?

Она смеется. Ее смех звучит почти нормально, хоть и слегка прерывисто. А глаза похожи на два черных колодца.

Темно. Слишком темно.

— Понимаешь, — говорю я. — Наш вирус, по большому счету, туп и примитивен. Он может тебя спасти, если травма очевидна — пулевое ранение, скажем. Другое дело, если он сам не понимает, что происходит с подконтрольным ему телом. Когда все вроде бы в порядке, и неясно, куда бросать силы, какой орган стимулировать. Например, когда внезапно перестает работать мозг. И вот в организации этой маленькой акции мне как раз очень помог капитан Бернадотте.