Изгнание - Чарльз Паллисер

Дом Херриард,

в Страттон Херриард,

что близ Торчестера

Января, 5, 1864 г.

Дорогой дядя Томас!

Несказанно благодарен вам за щедрое предложение свободного выезда за границу. Однако, приняв его, я отстраняюсь от обязательств. Вместо этого взываю к вашей щедрости и прошу уладить дело с моим кредитором. Совершенно искренне и с полной ответственностью обещаю возместить вам расходы, даже если на это уйдет вся моя жизнь. Прошу не ради себя, но заботясь прежде всего о маме и сестре.

Если мистер Вебстер будет добиваться отмщения, вынуждая власти возбудить против меня дело, последствия могут сказаться на нас всех.

Ваш любящий племянник,

Ричард Шенстоун.* * *

Старался избежать Бетси, но пару раз вынужден был пройти мимо, не глядя на нее. Не пойму, что к ней чувствую. Зол на нее. Испытываю отвращение к самому себе.

Среда, 6 января, 10 часов

После раннего завтрака я сразу вышел из дома, надев прогулочные ботинки. Залез на дерево и заглянул в окно. Хотя свет был тусклый, мне показалось, что я разглядел силуэты и тени, и уверен, что видел ковры на полу и очертания предмета, похожего на диван. Все так, как я боялся! Ужасный, распутный и грязный развратник. Он оборудовал место, чтобы соблазнить ее. А она! Низкая и бесстыжая. Чего Эффи хочет добиться? Как смеет сестра делать вид, будто морально выше меня!

Три часа

Настоящая пощечина от старой склочницы!

Я показал маме письмо к дяде Томасу запечатанным, чтобы она не смогла прочитать, и та осталась довольна. Я отнес его в магазин, и пока вручал миссис Дарнтон, попытался проверить свою теорию. Я спросил:

– Кто-нибудь отсылает регулярно объемистые письма? Письма, адресованные кому-то в Торчестере?

Она уставилась на меня и сказала:

– Не думаю, что вам следует об этом спрашивать, мистер Шенстоун. Честный человек такого вопроса не задаст.

Я услышал, как открылась дверь в магазин, но не обернулся, поэтому очень удивился, услышав, как мисс Биттлстоун произносит позади меня:

– Совершенно несправедливо, миссис Дарнтон. Молодой человек стремится выяснить, кто рассылает ужасные анонимные письма. Он озабочен так же, как все мы.

Горгоне было все равно. Я кивнул старушке в знак благодарности и собрался уходить, но она попросила обождать, пока не сделает покупки. Я подождал снаружи, она появилась, и мы медленно пошли по улице.

Я заговорил:

– Этот вопрос я задал только потому…

Она подняла руку и сказала:

– Не надо ничего объяснять. Я не верю, что эти ужасные письма пишете вы, мистер Шенстоун. Такое не в вашем характере. Вы смогли разглядеть невиновность миссис Пейтресс, когда мы, более опытные головы, ошибались.

Я ее поблагодарил и сказал, что у меня есть теория о том, как создаются послания, объяснив, что кто-то, живущий среди нас, мог написать их, сложить в один конверт и отослать знакомому, проживающему в Торчестере или поблизости, чтобы тот их оттуда рассылал по адресам. Возможно, второй человек даже не подозревает, какой переполох анонимки творят в нашем районе.

Старуха молча обдумала мои слова и сочла их правдоподобными.

Казалось несправедливым, что она не знает, почему миссис Куэнс рассталась с ней. Поэтому я коротко сообщил о том, что в поведении Эффи отвратило миссис Куэнс: на обеде у Гринакров сестра вспомнила историю о Куэнсах, рассказанную именно ею. Я подчеркнул, что она сделала это совершенно не злонамеренно, по крайней мере, в отношении мисс Биттлстоун. Полагаю, это правда, поскольку Эффи всего лишь хотела как можно сильнее ранить миссис Куэнс.

Чтобы обдумать информацию, старая дама остановилась, потом повернулась ко мне и очень вежливо поблагодарила за разъяснение. Глубоко вздохнув, она произнесла:

– Как странно, что я рискнула разгневать миссис Куэнс своим добрососедским отношением к вашей маме и сестре, когда они приехали сюда. И вот теперь поведение вашей сестры, совершенно невинное, лишило меня благосклонности знатной леди.

– Почему миссис Куэнс так плохо отнеслась к ним?

Она удивленно обернулась ко мне:

– Из-за того, что случилось с мисс Витакер-Смит.

– Мод? Не понимаю. Я знаю, что она, моя сестра и Энид Куэнс соперничали за право называться невестой мистера Давенанта Боргойна. В результате отношения между семьями испортились.

– Скажу вам более того. Было еще дело с тем бедным мальчиком. И последствия оказались такие ужасные.

– Каким мальчиком?

Она покраснела.

– Я сказала слишком много. Думала, вы знаете, но раз вы не в курсе, то ничего не скажу больше.

Я надавил на нее, но дама была непреклонна.

Неловко сменив тему, она произнесла, что в ответ на мою услугу хочет сделать доброе дело для меня. К моему удивлению, она спросила, собираюсь ли я на бал в воскресенье, и когда я мрачно подтвердил, старуха улыбнулась и сказала:

– Большинство молодых людей с восторгом ожидают бала. Когда я была молоденькой, то посетила бал. Кузина мамы одолжила мне необычайно красивое платье из желтой тафты, и я танцевала с одним молодым человеком целых три раза!

Я увидел перед собой старомодную девушку двадцать пять лет тому назад, застенчиво стоящую в углу зала в своем лучшем платье.

– Когда-то мною восхищались.

Потом она нахмурилась и положила ладонь мне на руку:

– Но в отношении этого бала у меня недоброе предчувствие. О нем упоминается в некоторых оскорбительных письмах, и мне пришло в голову, что все адресаты, или упомянутые в них лица, будут на балу. У меня предчувствие, которое не могу объяснить логически, что там будет кульминационный момент всей ужасной кампании с анонимками. Произошло столько странных зловещих событий, и все они каким-то необъяснимым образом сводят вас и мистера Давенанта Боргойна вместе. Вы оба будете на балу, и, если хотите, можете назвать меня суеверной старой дурой, но я не могу не думать о том, что в ту ночь может что-то случиться.

Я засмеялся и спросил:

– Случиться что?

Она молча посмотрела мне в глаза и только произнесла:

– Будьте осторожны.

Мы дошли до Бранкстон Хилл, где расстались, и я вернулся домой.

Не думаю, что должен все рассказать маме про Эдмунда. Бывают моменты, когда она кажется мне чужим человеком, кем-то, кто способен подойти ко мне на улице и потребовать что-то ужасное. Почему я должен беспокоиться о том, что она думает? А что касается Евфимии, то после своего непристойного поведения сестра и вовсе не имеет права учить меня жизни.

Десять часов вечера

Во время обеда Евфимия вдруг спросила:

– Что может сделать этот мистер Вебстер, если не вернуть ему деньги? Он зол потому, что обвиняет тебя в смерти сына? Он хочет отомстить?

Почему сестра знает так много? Неужели у нее какой-то тайный информатор?

Она права, он жаждет мести. Злой, злой человек. Он сделал жизнь собственного сына несчастной и теперь пользуется его смертью, чтобы преследовать других. Это потому, что Эдмунд его ненавидел, потому что решил, будто мы лишаем его того, чем он дорожит больше всего, – денег.

Я молчал, и Эффи спросила:

– Если Эдмунд Вебстер был твоим другом, почему он не погасил твой долг до того, как покончил с собой?

Я лишь покачал головой. Потом она спросила:

– Какой это был яд?

– Настойка опия, – наконец ответил я.

– Опиум с алкоголем, – прошептала она.

Поняв, что я не собираюсь продолжать разговор, она повернулась к маме:

– Не думаю, что Ричард рассказал нам всю правду.

Как она смеет! Какая лицемерка!

– Не считаю, что у тебя право так говорить. К чему ты клонишь? В письме есть обвинение. Сколько в нем правды?

Она ахнула.

(Тебя все еще трахает этот наглый хам.)

Мама сказала:

– Ричард, это непростительно.

Четверг, 7 января, 11 часов

Не понимаю, как я мог не заметить, какая красавица эта маленькая гувернантка. Она не просто «хорошенькая», но в ее лице сияет редкая внутренняя красота.

За завтраком Евфимия сказала, что утром отправляется к леди Терревест. Мама решила, что мы ее немного проводим. Я согласился, но только чтобы показать, что события прошлого вечера мне безразличны.

На вершине Бранкстон Хилл мы повстречали все семейство Гринакров – родителей, вышагивающих впереди, а за ними маленькая гувернантка и все их детки. Мы замедлили шаг и приветственно улыбались, но мистер и миссис Гринакр прошли мимо, словно нас не заметили.

Пока все они шли мимо, гувернантка обернулась и, отпустив ладонь самого маленького ребенка, подбежала ко мне, схватила за руку и утащила в сторону от мамы и Эффи, которые шли впереди. Хриплым шепотом она произнесла:

– Я не верю в то, что говорят о вас, мистер Шенстоун.

– А что говорят? – потребовал я ответа.

Я заметил, что маленькая нахалка Амелия оглянулась посмотреть на нас. Она потянула мать за руку, и миссис Гринакр тоже обернулась.

Хелен удивленно посмотрела на меня.