О, Иерусалим! - Ларри Коллинз

Пока немногочисленные дозорные Дейр-Ясина беспорядочно палили по евреям и бегали от двери к двери, поднимая тревогу, наступающие приблизились к самой деревне и ожидали лишь прибытия бронированного автомобиля с громкоговорителем и сигнала к атаке. Командиры атакующих собирались предупредить жителей деревни, чтобы те оставили свои дома.

Однако этого предупреждения население Дейр-Ясина так и не услышало. Подъезжая к деревне, бронированный автомобиль наскочил на груду камней, перегораживавших дорогу, и опрокинулся в кювет. Правда, несмотря на это, один из бойцов прокричал в громкоговоритель всё что полагалось, но броневик находился слишком далеко от деревни, и предупреждения не услышал никто, кроме самой команды.

Наконец, на окраине деревни застрекотал пулемёт нападающих.

Это был сигнал. С севера и с юга на Дейр-Ясин устремились вооружённые бойцы. Операция «Единство» началась.

— Яхуд! — понеслось по улицам спящей деревни.

Босиком, в одних ночных рубашках, многие жители Дейр-Ясина бросились бежать на запад.

После первого натиска атака евреев захлебнулась. Бойцы Эцеля и Лехи привыкли к действиям совсем иного типа. Они не имели никакого опыта проведения боевых операций по захвату населённых пунктов противника. А у всех мужчин в Дейр-Ясине имелось оружие, и они упорно отстаивали свои дома.

Потребовалось почти два часа, чтоба атакующие сломили арабскую оборону первого ряда домов и достигли центра деревни. Здесь обе группы бросились друг другу в объятия.

Однако радость их была преждевременной. Боеприпасы у них были на исходе, а самодельные автоматы Эцеля то и дело выходили из строя. Хотя потери атакующих были невелики — погибло всего четыре человека, но и этого оказалось достаточно, чтобы остудить их боевой пыл. Два командира были ранены. Кто-то даже предложил отступить. Гиора, командир подразделения Эцеля, повёл своих людей в новую атаку и тоже был ранен. Нападающие впали в неистовство. И по мере того, как сопротивление арабов ослабевало, в душах бойцов Эцеля и Лехи закипала всё более яростная злоба к жителям Дейр-Ясина.

Когда рассвело, в Дейр-Ясин прибыл Мордехай Раанан, командир иерусалимского отряда Эцеля. Он приказал стереть с лица земли оставшиеся в деревне дома, которые продолжали оказывать сопротивление. Дома, откуда раздавался хотя бы один выстрел, были взорваны. Самым большим из них был дом мухтара.

— Через несколько минут, — вспоминал впоследствии Раанан, — дом представлял собой груду развалин, среди которых валялись изуродованные тела.

Однако печь, в которой женщины Дейр-Ясина пекли свои питы, устояла — благодаря тяжёлой железной двери, которую не взял динамит. В этой печи спряталась жена Ахмеда Эйда и ещё несколько женщин. Они услышали снаружи голоса, которые кричали им по-арабски:

— Выходите, не бойтесь!

Однако женщины отказались выйти. Как вспоминала потом Шафика Саммур, дочь мухтара, они уловили в арабской речи еврейский акцент.

Эцелевцы взорвали ещё пятнадцать домов, но тут у них кончился динамит. Те арабы, которым удалось пережить утреннюю резню, в панике укрылись в ещё державшихся домах.

Тогда нападающие стали методически обстреливать дома автоматными очередями и забрасывать их гранатами. После полудня евреи пригрозили, что взорвут печь динамитом, если женщины оттуда не выйдут. Тогда дочь мухтара отворила дверь и первая вышла наржу. В развалинах своего дома она нашла трупы матери двух братьев.

На Дейр-Ясин спустилась гнетущая тишина, которую прерывали только отдельные крики, а над дымящимися развалинами светило ласковое весеннее солнце. Операция «Единство» закончилась.

Бойцы Эцеля Лехи одержали победу. Они взяли Дейр-Ясин[8].

Дейр-Ясин лёг чёрным пятном на совесть молодого государства.

У подавляющего большинства евреев Палестины резня в Дейр-Ясине вызвала шок и отвращение. Еврейское агентство немедленно отмежевалось от действий террористов и осудило их. Давид Бен-Гурион лично послал телеграмму королю Абдалле с выражением своего возмущения. Главный раввин Иерусалима пошёл на неслыханный шаг — изгнал участников нападения на Дейр-Ясин из еврейской общины.

Арабы решили, что об этой трагедии должен узнать весь мир.

Несколько часов Хазем Нуссейби и Хуссейн Халиди, секретарь иерусалимского Верховного арабского комитета, совещались, обдумывая, в каком виде преподнести события в Дейр-Ясине радиослушателям. «Мы опасались, — писал Нуссейби впоследствии, — что наши арабские соседи, невзирая на свои высокопарные тирады, не торопятся нам на помощь. Мы хотели заставить содрогнуться население арабских стран и тем самым побудить его оказать давление на свои правительства». В конце концов они решили описать происшедшее, снабдив свой рассказ ужасными подробностями. Это было, как потом признал Нуссейби, «роковой ошибкой». Рассказ о зверствах, совершённых в Дейр-Ясине, не заставил правителей арабских стран изменить свою политику. Зато среди палестинских арабов началась паника. «Роковая ошибка» Нуссейби и Халиди привела к массовому бегству арабов из Палестины. Так возникла проблема палестинских беженцев.

23. Шалом, моя дорогая

Двое мужчин средних лет неловко бежали вслед за отходящими автобусами. Они опоздали. Медленно набирая скорость, колонна двинулась в путь. Один из догонявших сдался. Через неделю будет следующий рейс. Его спутник продолжал мчаться за исчезавшими машинами, истошно крича: «Подождите! Подождите!» Больница «Ҳадасса» и Иерусалимский университет на горе Скопус не могли обойтись без доктора Моше Бен-Давида. И тот не мог позволить колонне уйти без него.

Случилось чудо — одно из редких иерусалимских такси проезжало мимо. Бен-Давид вскочил в него. Через минуту с красным лицом и тяжело бьющимся сердцем доктор влез в автобус и рухнул на сиденье.

Снабжение больницы и университета после разделения города превратилось в серьёзную проблему для еврейского населения.

Единственная дорога к горе Скопус шла через арабский квартал Шейх-Джаррах. Уже с декабря 1947 года арабские засады вынуждали ограничиваться отправкой одной автоколонны в неделю. В предшествующий месяц на дороге установилось зыбкое перемирие, и движение шло почти без происшествий. В конце улицы пророка Самуила, на передовом посту Ҳаганы, Моше Гильман остановил колонну для обычной проверки, которую он проводил вместе с английским полицейским инспектором.

— Пусть едут, — сказал англичанин, — дорога свободна. Наш патруль только что прошёл.

Гильман помахал рукой, и машины двинулись. До горы Скопус было четыре километра. Впереди шёл броневик, за ним — санитарная машина с красным щитом Давида, затем два автобуса, ещё одна санитарная машина, четыре грузовика и второй броневик, прикрывавший тыл. Один из грузовиков вёл маленький коренастый человек по имени Беньямин Адин. В декабре он купил за пятьсот фунтов сомнительную привилегию раз в день доставлять грузовик с товарами на гору Скопус. Он так преуспел в своём опасном занятии, что заработал кличку «Мишугене» — сумасшедший. И вот сегодня впервые, по приказу Ҳаганы, он ехал в рейс в составе автоколонны. В кабине Беньямина сидел пассажир; этот человек упросил довезти его до «Хадассы» — его жена только что родила.

Автобусы и санитарные машины везли бесценный груз — профессоров, врачей, научных работников. Здесь был цвет университетов Берлина, Вены, Кракова. Многие из этих людей прибыли в Палестину, спасаясь от нацистов. Их энергия и интеллект помогли основать в стране образцовую сеть больниц, лабораторий, исследовательских центров. Это были работники медицинского факультета Еврейского университета в Иерусалиме и медицинской организации «Ҳадасса», основанной в 1922 году американской еврейкой Генриеттой Сольд. На пожертвования американского еврейства эта организация строила медицинские учреждения по всей Палестине. Самым замечательным из них была больница на горе Скопус.

В первой санитарной машине сидел директор больницы Хаим Ясский, офтальмолог с мировым именем. Кроме профессора, в этой машине находилась его жена Фанни, ещё шестеро врачей, медсестра и раненый на носилках. Ясский хорошо знал каждый метр дороги. Он жил в Иерусалиме уже двадцать лет. Сквозь узкую прорезь в бронированной обшивке окна доктор увидел дом, где он часто обедал. Здесь жила знатная семья Напгашиби. Дальше стоял дом Кэти Антониус. Её некогда изящный салон теперь служил караульным помещением для тридцати шотландских солдат из Горного полка лёгкой пехоты.

Наверно, никто из пассажиров так не стремился поскорее прибыть на мести, как Хаим и Фанни Ясские. Они никогда не уставали восхищаться видом Старого города у подножья горы и постоянно меняющимися оттенками освещения гор Моава на востоке.