Записки о большевистской революции - Жак Садуль

Дорогой друг,

В последней ноте, разосланной Троцким в связи с возобновлением переговоров о перемирии, не содержится ничего нового. Я просил его еще раз уточнить в этом документе различные условия демократического и честного мира, единственно приемлемого большевиками. Как всегда он охотно согласился, с улыбкой заметив: «Вы явно хотите меня скомпрометировать». Я не скрывал от него никаких своих целей, и торопливая готовность, с которой, должен сказать, он каждый день принимает мои предложения, — не осмеливаюсь написать «советы», — свидетельствует, на мой взгляд, ярчайшим образом о его доброй воле.

С первых же дней восстания я не переставал повторять, что Ленин и Троцкий кажутся мне людьми абсолютной политической честности. Разумеется, я говорю об их нынешней политике. Не знаю, какими они были раньше. Но мы могли бы положиться на обязательства, которые они взяли бы на себя по отношению к нам, если с ними будет официально начат диалог. Я стараюсь заставить их твердо придерживаться точно сформулированных принципов, чтобы они не смогли ими пренебречь и которые когда-нибудь оградят их от собственной непоследовательности — а ее неизменно следует опасаться у политиков, опирающихся на необразованные, нетерпеливые народные массы, которые могут пойти дальше, чем хотелось бы этих политикам.

Я почти уверен, что на переговорах произойдет разрыв, если хотя бы одно из трех выдвинутых им предложений — мир без аннексий, без контрибуций, право народов на свободное самоопределение — будет отклонено противником или, что вероятно, принято с такими оговорками, что смысл этого маневра будет всем очевиден.

Когда я об этом говорю, — а я об этом кричу каждый день, — мне смеются в лицо. Я в отчаянии, готов плакать от ярости и ужаса, не потому, что мое самолюбие задето этими насмешками, с которыми знаком любой сторонник передовых партий; тяжело — после месяца упорных и изнурительных усилий — видеть, что все мои призывы наталкиваются на неизменный скептицизм, который ставит преграду любому серьезному делу. На чем основываемся мы, чтобы утверждать, — а мы все еще утверждаем, — что большевики лишь осуществляют план, подготовленный для них Германией, и примут самые позорные условия мира? Ни на чем, меньше, чем ни на чем, ибо сведения, данные специальными службами, до настоящего времени последовательно опровергались самой реальностью.

Тем не менее рискнем ли мы, я не говорю поверить, но только допустить, как предположение, что большевики не согласятся на рабский мир?

Не вижу никаких неудобств в этой позиции. В чем ее выгоды, понять легко. Первое — то, что мы могли бы, наконец, решиться ответить на призыв, который Троцкий и Ленин при моем посредничестве три недели назад направили союзническим миссиям с целью реорганизации русской армии, необходимой на случай возобновления военных действий.

Мне отвечают, что эти люди разложили армию и не могут заслуживать никакого доверия. Разве я собирался отрицать их негативное влияние на положение на фронте?! Но разве их прошлые преступления (!), их сегодняшние ошибки — причина для того, чтобы окончательно оставить один на один с их ошибками большевиков и одновременно русскую армию, то есть Россию и Антанту.

Поскольку Троцкий и Ленин предлагают нам эксперимент по реорганизации армии, не является ли нашим долгом отнестись к нему лояльно?

Петроград. 2(15) дек.

Дорогой друг,

Троцкий сегодня вечером вновь долго говорил мне о необходимости срочно реорганизовать армию. Он понимает, что выдвинутые Германией условия мира будут более приемлемы, если противник будет знать, что в случае прекращения переговоров он столкнется с русской армией, если не грозной, то достаточно сильной, чтобы затянуть его операции, его продвижение вперед, заставить его удерживать на Восточном фронте несколько десятков дивизий. И он не собирается отрицать возможность разрыва на переговорах. Он ничуть не верит в порядочность империалистических правительств, как противников, так и союзников. Он понимает, что представители Вильгельма согласятся на условия русской революции лишь по необходимости, под давлением тяжелого военного, экономического, политического положения у себя в стране, и что они, разумеется, постараются обмануть большевистскую делегацию.

Троцкий, таким образом, осознает, что в определенный момент он может быть вынужден прервать переговоры, провозгласить революцию в опасности и возобновить военные действия. Какими силами? Силами худо-бедно подновленной армии. И он рассчитывает — уже месяц я настойчиво убеждаю его в этом, потому что хочу верить, что in extremis наши представители придут-таки в себя, — что союзнические миссии, если возобновятся действия на фронте, будут в его полном распоряжении и выступят против внешнего врага вместе с большевиками, не рассуждая о цвете русского флага. К сожалению, эта относительная реорганизация армии произойдет отнюдь не в ближайшие дни. Кое-кто опасается укрепить положение большевиков, начав сотрудничать с ними немедленно. Возможно. Но не стоит ли пойти на такое политическое укрепление большевиков, коль скоро для всякого трезво мыслящего человека давно ясно, что оппозиционные партии большевиков со дня на день не свергнут и что в любом случае они одного мнения с ними в вопросе о мире? Вместо того, чтобы поддержать намерение, которое большевики готовы осуществить, — и не смогут его осуществить в одиночку, потому что у них не хватает средств: специалистов, оружия, финансов, — мы помогаем в создании каких угодно национальных армий за исключением главной, кстати, тоже национальной — российской армии. Да, наш долг поддерживать все формирующиеся на территории России самостоятельные вооруженные силы. Но почему не попытаться осуществлять эту работу в контакте с большевиками, которые всегда признавали право российских национальностей на автономию и даже на независимость и которые безо всякого недоверия позволили бы нам помогать украинцам, полякам, казакам и т. д., если бы не чувствовали, что сейчас все эти национальные формирования, обученные и вооруженные с нашей помощью, в частности на Юге, предназначаются для переброски не на внешний фронт, против Центральных империй, а на внутренний, против большевиков? Так — вольно или невольно — мы создаем мнение, что под предлогом помощи в формировании национальных армий скрывается наше желание обеспечить победу контрреволюции. Я не хочу выяснять, какую долю неправды содержит этот поверхностный вывод, я констатирую его и, каким бы несправедливым он ни был, утверждаю, что мы должны его учитывать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});