Рейтинговые книги
Читем онлайн Семья Марковиц - Аллегра Гудман

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 35 36 37 38 39 40 41 42 43 ... 54

— Вроде бы да. Там один старик спросил меня: «А „Ойфн Припечек“[136] вы поете?» Я говорю: «Поем», а он мне: «В таком случае очень вас прошу не петь „Ойфн Припечек“. Кто к нам ни приходит, все ее поют, и такая от этого тоска берет». А потом, когда мы уже уходили, одна старушечка поманила меня пальцем и спрашивает: «Как тебя зовут?» Я сказала, а она мне: «Деточка, ты очень некрасивая, но очень славная».

— Какой ужас! — восклицает Эстелл. — Она что, так и сказала?

— Ага.

— Не может быть! — говорит Эстелл. — Слышала бы ты, что говорят о моих внучках все-все, кому я ни показываю ваши карточки. Погоди, вот будешь подружкой невесты, они еще на тебя залюбуются. А какой цвет ты выбрала для свадьбы? — обращается она к Мириам.

— Что? — Мириам отвлекается от Агады.

Эд смотрит на Мириам: у него такое чувство, что она ведет подкоп под его седер. С чего вдруг она обвинила его, что он каждый год укорачивает службу? Он всегда ведет седер одинаково. Она сама изменилась: то и дело придирается к нему. Становится все педантичней и педантичней. Да кто она такая — ей ли критиковать, как он ведет седер? Что, интересно, она себе думает? Он помнит время, когда она не могла дождаться ужина — засыпала. Помнит, когда она еще сидеть не умела. Когда ее головка умещалась на его ладони.

— С персиковым, по-моему, будут сложности, — говорит Эстелл. — К нему сложно что-то подобрать. Розовый — дело другое. Розовый идет буквально всем. А персиковый мало кому. Когда женились твои мама с папой, мы намучились с цветом, потому что в синагоге все-все было темно-бордовое. В молельном зале — кошмарный темно-бордовый ковер, в вестибюле темно-бордовые обои с ворсистым рисунком. Помнишь, милый? — спрашивает она Сола. Он кивает. — Теперь там все оранжевое. Кто знает, почему они такой цвет выбрали. Но мы, в конце концов, решили, что подружки будут в розовом, — ничего другого нам не оставалось. Снимки вышли очень красивые.

— Да, для фотографий розовый был в самый раз, — говорит Сол.

— Надо будет показать тебе фотографии, обращается Эстелл к Мириам. — Вся семья собралась, буквально все дорогие, такие дорогие друзья. Бог даст, они и на твоей свадьбе будут.

— Ну это вряд ли, — говорит Эд. — Свадьба пройдет, так мы решили, в узком семейном кругу. Мы пригласим всего сто человек.

Эстелл улыбается.

— Я так думаю, довести число гостей до ста не удастся.

— Почему это не удастся? — осведомляется Эд.

Сара швырком собирает тарелки. Она не выносит, когда Эд разговаривает с ее родителями таким тоном.

— Если кого-то не исключить — вот что я имела в виду, — говорит Эстелл. — А на свадьбе никого исключать не годится…

— Я не считаю своим непреложным долгом пригласить всех и каждого из наших знакомых на свадьбу Мириам, — отчеканивает Эд. Сара кладет руку ему на плечо. — И не вижу необходимости приглашать всех, с кем знакомы вы.

Эстелл поднимает бровь, и Сара молит Бога, чтобы мать не предъявила свой список. Тот, где сорок два имени, Эд, к счастью, его пока не видел.

— А я и не приглашаю всех, с кем знакома, — отвечает Эстелл.

— Бабушка, — Мириам отрывается от книги. — Ты что, приглашаешь гостей на мою свадьбу?

— Нет, конечно, — отвечает Эстелл. — Но я сказала, что ты выходишь замуж, моим родственникам и моим дорогим друзьям. Кое-кто из них знаешь ли, был на свадьбе твоих родителей. Магиды. Ротманы.

— Стоп, стоп, погодите, — останавливает ее Эд. — Мы не намерены реанимировать список приглашенных на нашу свадьбу тридцатилетней давности. Я полагаю, нам надо сию же минуту уточнить термины, определить, что мы подразумеваем под близкими родственниками.

— Я определю, — говорит Эстелл, — что я подразумеваю под родственниками. Это те, кто знал нас еще тогда, когда мы жили над булочной. И они были не только на вашей свадьбе, но и на нашей, еще до войны. Мы росли с ними. На всех наших домашних кино, они сняты с нами… сорок пять, да что там, пятьдесят лет назад! Идите-ка в кабинет, посмотрите — у нас всё это есть на видео. И там они на дне рождения Сары, когда ей исполнился годик. Мы жили в одном квартале, и, когда мы распрощались с булочной и переехали на Лонг-Айленд, они тоже переехали сюда. Я по-прежнему каждый день говорю с Труди Ротман. У кого, скажите, есть такие друзья? Мы всюду ходили вместе. Много-много лет назад мы наняли учителя танцев и все вместе учились танцевать в полуподвале. Фокстрот, ча-ча-ча, танго. Вместе ходили в синагогу. А как мы справляли праздники! Дети, вы, по-моему, не понимаете, что значат такие связи, потому что живете врозь. Мы вместе уехали из Бенсонхерста[137], и на Лонг-Айленд переселились вместе. И с пятьдесят четвертого я живу в этом доме. Мы смотрели, как строится этот дом, тогда же строились и их дома. Мы через все прошли вместе, вырвались из тесноты туда, где сады, деревья, парки. Мы с ними постоянно видимся. Зимой встречаемся во Флориде, ходим на свадьбы их внуков…

— Но эту свадьбу оплачиваю я, — прерывает ее Эд.

После этих его слов Эстелл встает из-за стола, уходит на кухню. Сара ожигает Эда глазами.

— Пап, — стонет Эйви. — Что ты наделал. — И шепчет Эми: — Я тебя предупреждал: семейка у меня та еще.

— А я страх как оголодал, — говорит Бен. — Баб, а индейку нам дадут? Я за весь день съел один «сникерс», ей-ей.

Эстелл, не говоря ни слова, возвращается из кухни с индейкой. Так же, не говоря ни слова, передает индейку Солу, чтобы он разрезал. Обходит стол, обносит индейку. Смолкший разговор постепенно оживляется. Эстелл принимает в нем участие, но с Эдом не разговаривает. Смотреть на него, и то не хочет.

Эд лежит на выдвижной кровати. Сара лежит рядом, на другой кровати, смотрит в потолок. Стоит кому-нибудь из них сдвинуться хоть на сантиметр, кровать скрипит. Да так громко, что Эд только диву дается. Кажется, кровати стенают и рыдают в ночи.

— В чем дело? А вот в чем, — растолковывает ему Сара. — Поднять сейчас вопрос о списке приглашенных — несвоевременно и неуместно.

— Не я, твоя мать начала этот разговор, — взвывает Эд.

— А накинулся на нее ты.

— Сара, а что я должен был сказать: спасибо вам большое за то, что вы поступаете наперекор нам, хотя мы недвусмысленно дали вам понять, какие у нас планы. Разумеется, приглашайте на свадьбу вашей внучки всех, кого знаете, без разбора. Я не допущу, чтобы мной манипулировали, а она намерена, используя седер, вынудить нас пригласить всех, кого ей заблагорассудится, без каких-либо обсуждений.

— Обсуждение не должно подменять собой праздник, — говорит Сара.

— Стоит выпустить вожжи, и ее не удержать. Для начала она даст адрес-другой, а там, глядишь, пригласит двадцать, тридцать, а то и пятьдесят человек.

— Не станет она ничего подобного делать.

— У нее сотни знакомых. Сколько народу было на нашей свадьбе? Двести? Триста?

— Будет тебе. Все приглашения рассылаются исключительно нами из O.K[138].

— Отлично.

— Только не будь таким упертым, — говорит Сара.

— Упертым? Ты так сказала?

— Да.

— Ты несправедлива. Ты так же не хочешь приглашать этих людей, как и я.

— Эд, можно же объяснить, чего мы хотим, и объяснить тактично. А ты понятия не имеешь, что такое…

— Я тактичный. Очень даже тактичный. Но когда меня провоцируют, я срываюсь.

— Ты сказал, что за свадьбу платишь ты, а вот этого никак не следовало говорить.

— А что, разве это не правда? — вопиет Эд.

Кровать под ним стенает, словно его гнев налег на нее тяжким грузом.

— Ш-ш-ш, — шикает Сара.

— Не понимаю, чего ты от меня хочешь.

— Хочу, чтобы ты извинился перед моей матерью и постарался не испортить всем праздник окончательно, — режет Сара.

— Извиниться перед этой женщиной — да ни за что, — бурчит Эд. Сара молчит. — Что? — обращает он вопрос в темноту. Голос у него — на слух — не оправдывающийся, а, напротив, обиженный, негодующий. — Сара?

— Мне больше нечего тебе сказать, — говорит она.

— Сара, она ведет себя абсолютно безрассудно.

— Да будет тебе.

— Я и не подумаю пресмыкаться перед человеком, который хочет загубить свадьбу.

Сара не удостаивает его ответом.

Назавтра, когда Эд просыпается, у него мучительно болит плечо — очевидно, прострел. Четверть шестого утра, в доме все спят, все, кроме Эстелл. Он слышит, как она ходит по дому — наводит порядок, щелкает выключателями, поправляет абажуры, взбивает подушки. Он лежит и думает, что хуже боль в плече или эти суетливые, тихие звучки. Выбравшись, наконец, из продавленной кровати, он кидается в ванную, запускает на полную мощность горячий душ. Стоит под душем долго, слишком долго. Не исключено, что изведет всю горячую воду. Ему видится, как Эстелл топчется у двери ванной, ломает голову: сколько же можно стоять под душем — час, полтора? Беспокоится. это сколько ж воды израсходовано, досадует, что дверь заперта, и она не может расставить зубные щетки по ранжиру. Эти фантазии его греют. Мышцы уже не так болят. Но едва он выходит из-под душа, боль возвращается.

1 ... 35 36 37 38 39 40 41 42 43 ... 54
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Семья Марковиц - Аллегра Гудман бесплатно.

Оставить комментарий