Alouette, little Alouette… - Юрий Никитин

Он как раз общался в трех шагах от Максима со старыми приятелями, в какой-то момент повернулся к Аллуэтте, послал ей предостерегающий взгляд и тут же намекающе посмотрел в сторону входа.

Оттуда через толпу ученых и финансистов нацеленно протискивается троица в составе немолодого мужчины в старомодном костюме, чем-то похожего на ковбоя на отдыхе, такими бывают либо профессора, либо богатые промышленники, и двух молодых ярких женщин, не то ухватившихся за его локти, не то поддерживающих его.

Максим, глядя на них, невольно подумал, что доля взрослого населения резко возросла, что привело к заметным изменениям в обществе. Даже те, что в юности бунтовали «против всего», в зрелости стали консервативными и трезвомыслящими. А это привело не только к сокращению количества ночных клубов, но и к более консервативному поведению, к сдержанной моде, хотя, конечно, оставшаяся в меньшинстве молодежь все так же отрывается на вечеринках, но уже не чувствует себя тем большинством, что может выйти на митинг и в силу простого большинства сменить старых маразматиков в правительстве на молодых и дерзких студентов.

Женщины еще издали улыбались Максиму жарко и призывно, взгляды были такими обещающими и даже многообещающими, что Аллуэтта ощутила, как из глубин мохнатой женской души поднимается пещерная ярость матриархата.

Они и дотащили престарелого ковбоя до Максима с Аллуэттой, хотя в конце тот рассмотрел, кто там впереди, сам устремился навстречу, с жаром обнял Максима, церемонно поцеловал пальчики Аллуэтте, по восточной моде загибая их так, чтобы чувственно коснуться губами самых кончиков под наманикюренными ногтями.

– Какие же вы молодцы, – сказал он с жаром, – пришли на это не новое, но такое нужное в нынешнее время мероприятие!

Максим сказал Аллуэтте:

– Позволь представить тебе Герберта Галахера, автора концепции «Стареть с достоинством», а затем и производной – «Уходить с достоинством»!

– Очень приятно, – произнесла Аллуэтта светски, – я много слышала о вашем движении.

Слышала она в самом деле немало: по мере того как идеи трансгуманизма и близкого бессмертия стали проникать в массы, тут же отыскались сотни политиков, поспешивших оседлать эту волну: пошли требования «бессмертие бесплатно и всем», «наука должна служить обществу» и подобные им популистские лозунги, часто и щедро вбрасываемые в массы, как когда-то вбросили «panem et circences».

В их лаборатории, когда вспоминали о так называемом народе, что работает из-под палки, но требует всего и даром, часто называли имя именно Галахера, лидера популистской партии, а Френсис потешался, потирал ладони и говорил, что он же предупреждал, так и будет, когда адепты бессмертия разворачивали среди населения широкомасштабную пропаганду.

Георгий, словно принял упреки в свой адрес, оправдывался, напоминал, что это было необходимо, девяносто девять процентов бюджета раньше уходило на всякую ненужную херню, требовалось повернуть людей к этой проблеме и ввести их в свои ряды, чтобы они требовали от своих депутатов интереса к неограниченному продлению жизни.

Сейчас Галахер взглянул на нее остро и понимающе, тоже понял, что эта блестящая красотка могла слышать от Максима и вообще от специалистов, рвущихся к бессмертию.

– Думаю, – сказал он Максиму покровительственно, – мелкие разногласия останутся в прошлом? Сейчас все мы заинтересованы, чтобы как можно скорее ваши наработки перешли в стадию клинических испытаний.

– Дело за вами, – ответил Максим. – За политиками.

Галахер отмахнулся:

– Ах да, билль о правах эмбрионов… Чепуха. Законы принимают не боги, а люди. Сегодня один, завтра другой…

– Нам не так уж много нужно, – сказал Максим. – Хотя бы ослабить натиск простого народа на генетику, прислужницу империализма, что портит простых людёв! Неужели обществу нечем заняться?

Галахер сказал задумчиво:

– Вообще-то есть пара костей, которые можно бросить СМИ и прочему электорату…

Женщины смотрели на Максима сияющими глазами, и как только Галахер умолк, одна сразу воскликнула:

– Максим!.. Мы в прошлый раз не дотанцевали самбу!.. За тобой должок. Да еще с процентами…

Последние слова произнесла таким нежным зовущим голосом, что Аллуэтта едва не разорвалась на части, словно проглотила противотанковую гранату. Можно было не сомневаться, на какие проценты намекает эта оголившаяся до неприличия стерва и даже по какой причине они тогда не успели дотанцевать, подумать только, самбу!

Она улыбнулась мило и проговорила светским голосом:

– Мы с Максимом собираемся на днях объявить о помолвке… и сразу же после нее я сама прослежу, чтобы он отдал все долги!

Глава 13

Женщины продолжали улыбаться все так же лучезарно и счастливо, нужно быть тоже женщиной, чтобы заметить изменения в их лицах и во взглядах, потому Максим лишь стиснул челюсти, да еще Галахер улыбнулся, что-то почуяв: ремесло политика включает умение держать нос по ветру.

– Развлекайтесь, – сказал он Максиму добродушно, – потом поговорим.

И, подхватив женщин под руки, увел достаточно властно, но они на этот раз уже не стремились вернуться. Максим, проводив их неверящим взглядом, вздохнул с облегчением и подумал со смутной благодарностью, что Аллуэтта все-таки молодец, сыграла жестко, быстро и без всякой игры в любезности, обрубив притязания золотоискательниц одним касанием.

Подошел Френсис, кивнул вслед удаляющейся троице.

– Видишь, Аллуэтта, – сказал он с отвращением, – вся та дикая тупая масса, что орала и доказывала, что умирать необходимо, дескать, таков закон эволюции, а мы вредим человечеству… сейчас вдруг переменила взгляды и требует, чтобы им дали бессмертие бесплатно и сразу!

Максим сказал с тоской:

– А политики вроде Галахера тут же оседлали эту волну и яростно борются на права простого человека. Выразители, так сказать.

Аллуэтта сказала с сильно бьющимся сердцем, счастливая, что и ей можно участвовать в разговоре умных, и страстно пугающаяся возможности провалиться:

– И ничего с ними не сделать?

– А что сделаешь, – уныло сказал Максим. – Скользкие, как угри только что из реки.

Френсис сказал покровительственно:

– Максим, ты старше меня, но бросаешься на эту стену, как ребенок… только лоб расшибешь, ничего больше. Не нужно с ними спорить и доказывать.

– А что делать?

– А ничего, – ответил Френсис хладнокровно. – Простого человека ничем не переубедишь, а политик – тоже очень простой и неумный, только очень хитрый. Он всегда лучше нас знает, чем заниматься науке, как у кого ворует правительство и как правильнее забить гол в ворота… или что там у них.

– И что ты предлагаешь? – спросил Максим зло. – Согласиться, что бессмертие всем и бесплатно?… Или хотя бы неограниченную продолжительность жизни?

Френсис кивнул.

– Да. Соглашаться.

– Что?

– По крайней мере, – уточнил Френсис, – не спорить. Ты же понимаешь, это бесполезно. С простыми людьми спорить… это все равно что с домашним хомячком.

– Но я не могу согласиться с очевидной нелепостью!

– И не соглашайтесь, – сказал Френсис мирно. – Но про себя. Отвечай, что да, конечно, неограниченная по продолжительности жизнь, а в недалеком будущем и бессмертие – для всех и каждого.

– Чего-чего?

– Но ввиду того, – договорил Френсис, – что это требует сложнейшего оборудования стоимостью в миллиард долларов и хирургов высочайшей квалификации, сперва будет доступно только единицам. Потом десяткам, сотням, тысячам… А затем и массово: всем и бесплатно. По социалке. Как, вообще-то, и будет на самом деле, никакой брехни.

Аллуэтта сказала отважно:

– Френсис прав, Максим. Это как телевизоры, топовую модель в сто тысяч через пару лет отдают за две-три. Так и с бессмертием, я же слышала!

– Где? – буркнул Максим.

– У нас в лаборатории, – пояснила Аллуэтта.

– Нашла, – сказал Максим, – где набираться мудрости…

Френсис посмотрел на нее хитрыми глазами. По лицу Максима видно, что ему приятно, когда Аллуэтта сказала «у нас»

– А где еще, – поддержал он, – Аллуэтта права. Одного меня стоит послушать, это же кладезь мудрости! Конечно, между открытием возможности бессмертия для единиц и массовым внедрением разрыв во времени будет весьма заметным… но о таком пустяке упоминать не стоит.

– А за это время большая часть простых вымрет, – сказал Максим хмуро, – остальных приучим довольствоваться сытой жизнью без болезней и в достатке.

– А общество бессмертных, – сказал Френсис, – обойдется без этой жруще-срущей протоплазмы.

– Все равно неприятно, – сказал Максим. – Не люблю обманывать. Но и правду не скажешь.

– Вот-вот, – сказал Френсис. – Просто занимайтесь своим делом, с дураками не спорьте. Если требуется по обстоятельствам, даже соглашайтесь. Понятно же, всегда и во всем все делается как надо, а не как обещаем простым электорателям, которые всерьез уверены, будто это они выбирают правительство и определяют, как жить обществу.