Люди, дружившие со смертью (СИ) - Марченко Андрей Михайлович "Lawrence"

В обеденном зале играла музыка, в другом углу пировал бургомистр, завидев нас он поднялся и отсалютовал бокалом, что-то весело поясняя своим спутникам. За шумом мы не разобрали ни слова.

Я невольно залюбовался богатством и разнообразием женских платьев. Казалось бы, чего особенного — одежда. Меж тем, появись в подобном месте две дамы, одетые одинаково — и они стали врагами на всю жизнь. Из-за чего? Почему? Иное дело мы, мужчины. Запросто можем нарядиться в одинаковы костюмы-мундиры, и, вероятно, даже не заметим накладки. Меж тем, говорят, создание женских кондотьерских бригад затруднено как раз тем, что женщинам не хочется одеваться как все.

Мы присели за столик. Тут же, будто из-под пола вырос слуга:

— Чего изволите?

Ади достал свой кошелек и начал его опустошать — на него летели деньги разных стран и достоинств. Я узнал большую часть, но среди них были и незнакомые мне.

— Значит так… Мы с товарищем отправляемся в края, где эти деньги — просто мусор. Посему хочу потратить их здесь и сейчас. Гуляем на все — ты уж прикинь, чего с этого получится… Там перепелов, икры, хлеба побелей, вина конечно… И эту, воду вашу… Как ее там — каменную?

— Минеральную…

— Вот! И ее тащи!

Слуга собрал деньги и исчез. Ади посмотрел на меня:

— Тебе что-то не нравится? — спросил он.

— Да нет, все нормально.

— А почему морщишься?

— В ресторациях, знаешь ли, счет предъявляют в конце трапезы.

— Это чтоб не портить аппетит? Ты знаешь, я всю жизнь харчевался в заведениях, в которых в кредит не отпускают, а берут наличными и вперед.

Подали первое. Я отметил, что лишенные иных развлечений, люди в этом городе в чревоугодии разбирались хорошо

Мы протянули друг другу бокалы, но не дав им соприкоснуться, Ади резко поднял свой вверх, будто салютуя и бросил:

— Твое здоровье…

— Твое здоровье…

— Совершенно дикая страна, — сказал Ади, оглядываясь по сторонам. — Нас никто не узнает. И разве это не прекрасно?

— Не уверен. На остальных землях мы с тобой под защитой наших меток.

— Не понял?

Я показал себе на предплечье, туда, где на униформе обычно пришивают шеврон, потом провел по лицу там, где у Ади было родимое пятно.

— А! Ты про это…

Я кивнул:

— Это вещи, которые нас объединяют.

— Это разные вещи. И мы с тобой тоже разные.

— А чем больше смотрю, тем сильней убеждаюсь, что мы одинаковые…

— Ты не прав. Наши метки — разные вещи… Твой шеврон — это щит, это клинки, что стоят за твоей спиной. Это сила, которую обратит в ярость неаккуратное поведение со тобой. А родимое пятно — это все же метка. Ты никогда не видел портрет моего отца?

Я покачал головой. Мне даже в голову не приходило, что таковой вообще существует — кому придет в голову рисовать профессионального убийцу.

— Я тоже, но говорят, что там, где у меня пятно, у отца были следы от оспы. Мы с ним оба меченые. И эту метку не снимешь, не спрячешь в сумку.

— А почему не вывел? Я слышал некоторые магики берутся?

— Не знаю… Говорят после выведения остается пятно как после той же оспы — зачем мне походить на отца еще больше? А даже если уйдет без следа — то я по нему буду скучать. Я к нему, знаешь ли, привык. Дурацкая сентиментальность…

Но я не сдавался:

— Мы оба по праву рождения могли претендовать на богатство и благородное происхождение. Но оба остались сами по себе, я отказался от своей фамилии, ты от ее части.

Самогон здесь подавали чистый, прозрачный как водица, но крепкий и злой. Я закусывал грибами, Ади запивал принесенной в графине шипящей водой. Все же странные люди эти хоты — даже обычная вода у них может шипеть.

На мгновенье я засмотрелся на стакан с водой. С его дна оторвался пузырек. Он понесся вверх, сметая на пути себе подобных и становясь все больше. Наконец он вырвался на поверхность, лопнув, будто и не существовал никогда. Только борозда осталась за ним.

— Говорят, ты богат? — вопросом на вопрос ответил Ади.

Я кивнул:

— Таких как я, называют миллионерами.

— Но ты наживаешься на смерти?

— Почему же? Это деловое предприятие. Риск здесь повыше, чем, скажем, в торговле, но никому я не обещаю верной смерти. К тому же, я не занимаюсь акциями устрашения или террора… Да и противника предпочитаю не убивать, а только ранить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Шкурный интерес?

— Точно. Из солдат разбитой армии нетрудно набрать хороших рекрутов. А ты богат?

Ади поморщился — я уже ожидал, что он начнет грешить на свою бедность. Но я ошибся.

— Скорей, богат. Вероятно, не до такой степени как ты, но когда я дома — я ем белый хлеб, сплю на пуховых перинах. Но, знаешь ли, деньги такая субстанция — их никогда не бывает много. Все время надо что-то еще — жене на шпильки, к дому желательно достроить новую конюшню, выкупить у соседа лес за речкой, сын скоро пойдет учиться — нужны деньги на пансион.

Невольно я присвистнул — отчего-то не представлял, что у Ади есть недвижимое имущество. Хотя, если он женат, то почему бы и нет? Не в фургоне же его семья обитает?

— Да ты счастливчик, — заметил я. — Кстати, ты веришь в удачу или в справедливость?

Ади кивнул:

— Мне всегда везло…

Я невольно хохотнул. Ади обиделся.

— Ну чего ты… Я правду говорю. Конечно, странно это звучит из уст изгоя, но все было именно так. Да, согласен, моя удача все больше какая-то странная, вроде удачи нищенки: штаны не сильно дырявые, ветер не сильно холодный, монетка не сильно фальшивая. Мне повезло, что я убил первого в четырнадцать лет. Иначе бы он убил бы меня. Меня часто пытались убить, но так чтобы до смерти — не удавалось никому. Мною выстрелили в жизнь. Выходов у меня было два, верней, все же один. Ибо один выход — не выход. Либо я мог разбиться о мир, либо мир бы сломал бы меня.

— Нас, Ади, нас… Веришь нет, но меня тоже пытались убить, и я не гнушался носить незалатанные штаны.

Ади поднял стакан:

— Ну что ж, давай, выпьем… Выпьем за братьев по оружию и несчастью…

До того момента, когда мы стали спина к спине, оставалось часов десять. Никак не больше.

-

Чутье беды, как всегда, подвело нас.

Верней, нам бы следовало повнимательней посмотреть по сторонам, разглядеть, что кой-какие вещи не в порядке. Но мы на это внимания не обратили — это была Хотия и здесь все было не как у людей, все не слава богу. Когда мы собирались в дорогу, на постоялом дворе было очень тихо — почти весь народ исчез, а те, кто остались, смотрели на нас издалека, прячась в тени. Мы не претендовали на их любовь — в конце концов, мы были здесь чужаки и дружить с нами они были не обязаны.

Странно было то, что хозяин двора сгреб деньги без счета, но зато поинтересовался, сколько Ади отдал за сбрую.

— Много, — ответил Ади совершенно честно.

Нам надо было сделать вывод из этого вопроса. Уже потом я понял, что они считали нас мертвыми и уже делили наше имущество. Но я спрятал кошелек и мы, взяв коней под уздцы, пошли. С постоялого двора на улицу вел коротенький переулок. Он был узким и темным, в него не выходила ни одна дверь, ни одно окно.

И когда мы дошли где-то до середины, впереди появился аккуратный женский силуэт. Мгновением позже возле нее будто выросли из-под земли пять невысоких существ, подвижные и тяжелые будто ртуть.

— Влипли, — прокомментировал Ади.

— Это точно, — ответил я, и прокричал через туннель. — Послушайте, дамуазель, мы пришли сюда не убивать. Пропустите нас, и мы никого не тронем…

Она не ответила, зато ее животные напряглись живой пружиной.

Мы развернули коней, хлопнули их, прогоняя назад на постоялый двор — как бы там ни было, они были здесь ни при чем, да и для драки нам было нужно место.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я сделал шаг вперед. Идти по этой дороге мог позволить либо отчаянный смельчак, либо последний дурак. Мы были вдвоем, но легче от этого не становилось. Ади стал чуть сзади и справа.

— Не знаю как ты, — шепнул он. — Но я боюсь…

— Не бойся, — ответил я так же шепотом. — Просто убей их и все будет хорошо…