Люди, дружившие со смертью (СИ) - Марченко Андрей Михайлович "Lawrence"

Разговор срезало будто ножом.

-

Другое время — другие дела.

И место другое.

И пиво иное — сваренное на иной воде, совершенно другой крепости, неизвестной рецептуры, настоянное на шалфее, корице и еще дюжине трав, вкуса которых я не узнал.

В этих краях пиво наливали даже детям, правда чаще его пили иначе, нежели мы — приправляли перцем, какими-то соками и вытяжками, кипятили.

Конечно, если мы просили принести пива холодного, то его находили, но смотрели на нас будто на диковинку. Что ж — так оно и было, равно, как и они были диковинными для нас.

Но за просмотр никто денег не брал.

Ади вел меня за собой — очень скоро мы пересекли то, что при некотором воображении можно было назвать хотской границей.

Хотия располагалась в огромной долине, с трех сторон закрытой горами, с четвертой — страной мира нашего, обжитого. Горлышко в Хотскую долину было узким, никак не шире тридцати миль. По обеим сторонам стояли две неприступные, всегда окутанные облаками белоснежные вершины. Их называли и у нас, и в Хотии Ледяным Щитом и Пирамидой. Вероятно, когда-то их соединяла невысокая гряда, но к нашему времени сохранилась лишь цепь холмов, именуемых Хотскими.

Ближе к Ледяному Щиту текла река Оля, вода в ней была очень холодная, но теченье было такое быстрое, что в ней никогда не становился лед. Меж тем говорили, что, если из Оли в иной день взять воду, она тут же замерзнет до самого дна посудины. Говорили так же, что в Оле водится только один вид рыбы — якобы она плавала никак не медленней пятидесяти миль в час, рыбацкие сети резала словно ножом, а если иную все же ловили живой и клали в бадью, она быстро дохла. Будто бы пытались выпускать в Олю других рыб, но их размалывало о камни.

На равнине за Хотскими холмами Оля успокаивалась, вела себя подобно всем остальным рекам, а миль через сто впадала в реку О.

Разумеется, Хотию никто не считал частью нашего мира. Да и Ади как-то обмолвился, что мир делится на Эту Сторону, Ту Сторону и Хотию…

Вероятно, Хотией пугали бы детей, но за известную историю, Хотия не участвовала ни в одной войне. Один раз, говорят, на них собрались походом, но армию вторжения выкосила непонятная болезнь, названная уцелевшими «смердячей чумой».

Говорили, что у них не было войска вовсе — но это были, безусловно, сплетни, сочиненные в приморских кабачках, людьми, которые никогда не отходили от океана дальше, чем на полторы сотни верст. Ходили слухи, что если и есть путь в ад, то вход расположен в Хотии. Называли и конкретное место — Зонда…

Насколько я мог судить — у хотов не существовало ни понятия границы, ни таможни. Там, где на картах была обозначена граница — стояли посты лишь одной страны. Разумеется, страны нашего мира.

Но миру они были известны в первую очередь как мастера, торговцы. Впрочем, и здесь не обходилось без странностей. Скажем, сервиз из певучего тонкого хотского стекла стоил огромные деньги. Я не мог понять, как можно было отлить дюжину абсолютно одинаковых бокалов так, чтобы каждый из них звучал своей чистой, неподражаемой ноткой.

Сабли, выкованные в Хотии, тоже были жутко красивыми и влетали в изрядную сумму. Но оружием служили скорей церемониальным и обрядовым. И я бы предпочел идти в бой с дубовой палицей, чем с таким оружием. Хотская сталь была крепкой, но хрупкой почти как стекло.

Меж тем, здесь тоже жили люди. От нас они отличались разве что одеждой, и то не всегда. Говорили понятным для нас языком. Землю называли землей, а небо — небом.

А как иначе их назвать?..

-

А осень уже была в разгаре. Мухи стали злыми как собаки, но медлительными, и при должной сноровке их можно было ловить за крылышки. Вокруг нас кружили комары — тощие, словно борзые. Их было такая уйма, что я подумал, верно, многие из них помрут, так и не попив кровушки.

— У нас в училище был парень, так тот мог заставить муху сесть когда угодно и куда угодно… Мы его дразнили Повелителем Мух… Весело было… А вот сейчас интересно как ему это удавалось…

Ади пожал плечами:

— Найди его, спроси…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Не могу. Слышал, что он вроде погиб… Слушай, а вот ты дракона когда-нибудь видел?

— Нет. А с чего ты спрашиваешь?

— Смотри… На одном языке стрекоза называется драконьей мухой… Ну в переводе… В оригинале это одно слово… Так вот, получается, они сперва придумали название драконам и мухам, а потом, когда дошло дело до стрекоз, уже не стали сильно раздумывать. Стало быть, у них драконы когда-то чаще встречались, чем мухи…

Где-то далеко закуковала кукушка. Ради шутки я бросил:

— Эй, сколько мне лет осталось?..

— Ку-ку… — ответила кукушка и замолчала.

Я расстроился — с моей жизнью, пророчество скорой смерти могло сбыться легко. Но откуда-то далеко налетел ветер — пронесся над нами, раскачивая вершины деревьев. И когда он начал утихать, за его шумом я опять расслышал кукушку — но после второй дюжины мне стало уже не интересно, и я перестал считать. В те времена четверть века было огромным временем. Жить столько было даже незачем.

— Ади, а вот ты боишься умереть?

Он покачал головой. Отчего-то я ожидал отрицательного ответа. Он меня не удивил, а скорей был логичным.

— Но ты чего-то боишься?

— Боюсь я многих вещей. Потому, кстати и жив.

— Например?

— Например?.. Ну если я расскажу тебе про свой страх, я раскрою тебе свою слабость. Стало быть, страх должен быть неосуществим…

Ади задумался, глядя на небо. Там плыли облака, я подумал, что никогда раньше и не замечал, какое небо огромное.

— Например, — вдруг продолжил Реннер. — Мне страшно подумать, что я мог родиться женщиной. Все-таки разные мы — мужчины и женщины. Банально звучит, но так оно и есть. Я рад тому, что воплощен в мужском обличии. Очевидно, потому что женщина из меня вышла бы посредственная. Хотя опять же насколько из меня хороший мужчина — не мне судить. Скажем вот взять ребенка, говорят, мол, любой женщине это под силу… А вот скажи мне — а под силу ли это какому-то мужику. Знаешь, родись бы я женщиной, так бы и остался девственником. Или девственницей.

Я хотел спросить отчего, но одумался и промолчал — окажись я в ином обличье, думаю, я поступил так же, я бы поступил так же. Причины бы вероятно были бы другие, но результат тот же.

Не дождавшись вопроса, Ади продолжил:

— Смотри: у меня три серьезных раны от меча, пять стреляных ран. Под Регетом меня резали без усыпляющих чар. Но самая жуткая боль, которую я перенес — это в одну ночь болели почки, после того как я смешал пиво с самогоном. Теперь смотри: в боль я эту вмазался как муха в патоку — все было нормально и тут тебя она начинает крутить… А теперь представь наоборот — ты точно знаешь, что в тебе зреет то, что сделает тебе очень больно. И срок установлен и до него все ближе. И от него не спрятаться, не скрыться. Ты сойдешь с ума в ожидании боли. А если не сойдешь, то возненавидишь причину до такой степени, что… А они рожают — некоторые неоднократно. И никто особо не ценит.

Я ухмыльнулся злой улыбкой:

— Нам проще сходить на войну, чем к зубодеру. На войне то ли убьют, то ли нет, а у зубодера уже не отвертишься…

— Есть ли жизнь после зубодера? — улыбнулся в ответ Ади. — Но меж тем они лучше переносят боль.

— Ловко у тебя получается… Тебе на базаре надо выступать, или в цирке. Весь вечер на арене «Ади Реннер — разрушитель мифов». Какой миф на очереди?

— Ну, например тот, что женщины — глупые гусыни. Бывало, я вслушивался в то, что несет мужчина в женском обществе, и мне становилось жутко за рассудок и нрав. Неужели мы, мужчины, такие тупые?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Может, глуп весь мир?

— Бред. Я открою тебе одну тайну. То, что женщины слабый пол — придумали либо сами женщины, либо очень глупые мужчины. Женщины гораздо умней и сильней нас.

Я хотел спросить, почему же они не дерутся с мечом, как и мы, но вовремя спохватился — Ферд Ше Реннер, отец Ади погиб в бою с женщинами. Даже не женщинами, а девушками.