Сибирский ковчег Менделеевых - Вячеслав Юрьевич Софронов

сошлют к черту на кулички, еще и ноздри вырвут и срамной знак на лбу поставят. Вот и перестал. А есть-то охота. Дайте денежку, господа хорошие.

Карась явно не признал Менделеева и заискивающе смотрел то на одного, то на другого. Щеки у него были впалые, землистого цвета, пропал и живот, выдающийся раньше, словно спелая тыква из-под одежды, благодаря которому он и получил свое прозвище.

Менделеев развел руками, сказав:

– Извини, но у меня с собой и полушки нет.

И Василий, как оказалось, денег при себе не имел. Однако он предложил:

– Если ты действительно голодный, отведу тебя на кухню. Там хоть тарелку супа, но найдут.

– И хлеба пару краюх, – поспешил добавить тот.

– Думаю, и хлеба дадут. А ежели работы никакой не боишься, пристроим тебя к делу какому. Согласен?

– Надо подумать, – задумчиво ответил тот. – К примеру, мешки таскать, то у меня силенок надолго не хватит, а вот снег убирать, то могу…

– Ишь ты какой, с выбором, – усмехнулся Василий, и обратясь к Менделееву, сказал: – Придется нам с вами прямо тут попрощаться. Вы уж простите. А я отведу этого бедолагу к дядьке Кондратию, пусть он ему работу какую найдет. А первым делом накормит. Задарма и медведь в лесу реветь не станет, – не преминул вставить свое слово Карась.

– Да я не в обиде, – ответил Менделеев и отправился к себе.

Через несколько дней он случайно встретил Василия в коридоре гимназии, поинтересовался:

– Как там наш попрошайка? Не сбежал еще?

– Куда ему бежать, коль дома своего не нажил? Дядька Кондрат приставил его конюшню чистить, снег во дворе убирать, на ночлег определил в теплой кладовой.

– Все одно, приглядывай за ним, как бы беды не наделал. А чуть что не так, шепну приставу, он ему мозги мигом вправит.

– Пусть живет, а летом в деревню его направим или еще куда.

– Мое дело – предупредить, а там сам решай, – не стал спорить с ним Иван Павлович.

Глава двадцатая

С отставкой прежнего губернатора некоторое время эту должность исправлял вице-губернатор Рассказов, но вскоре в Тобольск был назначен новый губернатор – тайный советник Франц Абрамович Фон Брин. То был бывалый вояка, а вступив в преклонные лета, стал мечтать о мирной и спокойной жизни, породнившись с семейством другого выходца из Германии, некогда всесильного сибирского генерал-губернатора Ивана Борисовича Пестеля, после чего он каким-то непонятным образом получил чин тайного советника и хорошо понимал, что о большем ему вряд ли стоит мечтать. Потому в соответствии со своим значительным возрастом дела все вел неспешно, не особо вникая в суть того или иного вопроса. А значит, решили сибиряки, каких-либо крупных перемен, последующих с его стороны, им можно не опасаться.

С директором гимназии бароном Эйбеном у него установились самые приятельские отношения, а потому тобольские учителя приуныли, уже не надеясь на скорую отставку барона. А по поводу нового губернатора они грустно шутили:

– Знаете, почему у него чин тайного советника?

И когда были высказаны различные предположения следовал ответ:

– Да потому, как для всех тайна, за какие такие заслуги ему этот чин даден.

Со сменой губернатора вскоре поменяли и его первого помощника – Рассказова, который тот час получил назначение на иной пост, но уже в другой губернии. Прощаясь с Менделеевым, он пообещал довести дело об отставке директора гимназии до конца и хотел привлечь к этому влиятельных людей.

Но отставка барона «по здоровью» произошла лишь через несколько лет. Какое-то время эту должность исполнял учитель Набережнин, а вскоре прибыл утвержденный советом Казанского университета новый директор. И тоже немец: Адам Иванович Арнгольдт, попавший в немилость за свою неуступчивость и твердость характера к ректору университета, старавшемуся поставить на все ключевые посты близких ему по духу людей, а вот Адам Иванович пришелся не ко двору, поскольку будущий профессор медицины требовал от ректора покупки за границей новейшего оборудования, мешая тем самым вольно распоряжаться университетскими финансами.

Тобольские учителя встретили нового директора настороженно и даже с недоверием, ожидая с его стороны установления более жесткой дисциплины и вызова им из Казани других педагогов. Однако понимал это и сам Арнгольдт и уже во время первой своей встречи с Тобольскими педагогами заявил:

– Оказавшись в Сибири волею судеб, но отнюдь не по моему личному желанию, полагаю, было бы неосмотрительно с первых шагов менять что-то в налаженной системе гимназического управления. К тому же главный наказ, полученный мною от господина попечителя, это расширение сети ныне существующих училищ по всей губернии. Вы же, надеюсь, станете моей главной поддержкой и опорой? А с каждым из вас познакомлюсь чуть позже. Пока же все свободны, но, если имеются какие вопросы, готов выслушать и ответить, пожалуйста, спрашивайте без стеснения…

Но учителя или действительно не знали, о чем спрашивать нового директора, или стеснялись спросить о чем-то для них важном, резонно полагая, что получат искренний ответ. Уже одно то, что новый директор был из немцев, наводило их на печальные размышления.

И лишь остряк Гаревский спросил полушутя:

– Господин директор, мы слышали, что будто бы вы неплохой лекарь. Так вот, нельзя ли нам прийти к вам на прием со своими хворями и болячками?

Арнгольдт слегка улыбнулся и, найдя Гаревского глазами, ответил ему:

– Если вы причисляете себя к женскому полу, милости прошу, поскольку практикую медицинское направление, называемое акушерством. Могу даже роды принять, коль есть в том необходимость.

Оглушительный смех сотряс стены директорского кабинета, а Семен Гаревский, покраснев, словно вареный рак, выскочил вон, не потрудившись закрыть за собой дверь. Когда смех стих, то неожиданно задал вопрос Менделеев:

– Мне интересно, будут ли науки, что вы преподавали ранее, привнесены в нашу гимназию? И еще, разрешите спросить: могли бы вы принять для к консультации мою супругу?

В ответ Арнгольдт улыбнулся и сдержанно ответил:

– Давайте не будем спешить, вот обустроюсь, приму дела, тогда и видно будет. А насчет вашей супруги, если в том имеется срочная необходимость, отказать в консультации не имею права. Только лучше, если время не торопит, то через день другой, а то не знаю, где мои инструменты, что вместе с багажом прибыли.

Неизвестно почему, но учителя зааплодировали директору, выражая тем самым свою симпатию. Улыбнулся и он в ответ…

Весной Мария Дмитриевна родила сына, которого нарекли Виктором. Был он кудряв, с голубыми глазами и очень походил на отца. Но он не прожил и года, открыв тем самым траурный список потерь молодой семьи Менделеевых. Подозревали, что нянька, которую тут же