Параметры риска - Леонид Репин

И удивился повелитель. И позвал мудрецов. И склонился в поклоне старейший из старых. И поведал историю, что случилась во времена Хуонга-Выонга Четвертого.

Надолго задумался молодой повелитель. А когда поднял свой взор, объятый печалью, то приказал сорвать орехи с пальмы, нарвать листьев с лианы, а камни от скалы растереть в порошок. И повелел он, чтобы каждый воин сложил воедино плод, лист, порошок и жевал их днем и ночью. Пусть этот новый обычай заставит людей всегда помнить о великой силе дружбы, верности и любви.

— Конец, — сказал Дан по-русски, протирая запотевшие очки. И, достав из кармана сигарету, закурил, пристально глядя на огонь лагерного костра.

Ночная охота

Синь появился под вечер в сопровождении худощавого улыбчивого юноши, которого звали Дай. Оба были вооружены старинными ружьями, заряжавшимися с дула. Через плечо у Синя висела вместительная сумка, скроенная из желтовато-коричневого меха.

Синь, видимо, потрудился над своей аркебузой. Ствол ее, начищенный песком, блестел под лучами догоравшего солнца. Вместо старого истертого ремня появился новый, сплетенный из волокон пальмы «ко». Синь был одет, как обычно, только на этот раз опустил рукава рубашки, а шорты заменил длинными брюками.

Но вместо привычной кепочки его голову украшало довольно странное устройство. Оно состояло из плетеной шапочки-сетки, к которой была прикреплена… коптилка — маленькая баночка, заполненная пальмовым маслом, в котором плавал фитилек. Оказалось, что это сооружение необходимо для освещения мушки ружья.

Пока шло обсуждение целесообразности столь хитроумного устройства, Синь вытащил из сумки мешочек с порохом, баночку с крупной дробью, пыжи и пистоны. Он не торопясь отмерил порцию пороха и, засыпав в ствол, тщательно забил пыжом. За ним последовал заряд дроби и еще один пыж. На куферку — выступ в казенной части ствола он осторожно насадил пистон и, любовно обтерев ствол рукавом, уселся на корточки дожидаясь, пока соберется в путь Ракитин.

Виктор Петрович готовился к ночной охоте весьма тщательно: вместо шорт надел длинные брюки, тщательно застегнул манжеты и воротник, натянул высокие резиновые сапоги и, в довершение всего, густо намазался от комаров репудином-репеллентом. Затем он присел на койку, подумал малость, после чего положил в карман еще одну запасную обойму, заменил все четыре батарейки в электрофонаре и, заткнув за пояс охотничий топорик, направился к ожидавшему его охотнику.

Синь оглядел Ракитина с головы до ног, вроде бы одобрительно покачал головой и что-то сказал Дану. Тот мигом достал из костра горящую веточку и поднес к фитилю коптилки. Вспыхнув, затрепетал желтый язычок пламени, и сетка, сплетенная из луба пальмы «ко», стала прозрачно-желтой, отчего над головой Синя возник золотистый нимб.

Они быстро углубились в чащу леса, и только огонек коптилки, словно крохотный маячок, желтовато-красной точкой светил в темноте.

"Ну совсем, как у Гоголя, в повести "Вечер накануне Ивана Купала", когда красный цветок, словно огненный шарик посреди мрака, вел Опанаса по заколдованному лесу", — подумал Ракитин.

Синь шел быстрыми, упругими, совершенно бесшумными шагами. Лишь время от времени он останавливался, оборачивался и, убедившись, что спутник его не потерялся, двигался дальше.

Ночные джунгли были полны звуков самых неожиданных, странных, загадочных. Ракитин попытался сравнивать их с какими-нибудь уже знакомыми. Вот рассыпалась дробь кастаньет. К ней присоединились жалобные «фюить-фюить». То заскрипела несмазанная дверь, послышалось потрескивание, словно кто-то заводил пружину больших часов.

Со всех сторон неслись приглушенные гуканья, стоны, карканье. Ручьи распевали на разные голоса: одни таинственно, призывно журчали, другие тихо нашептывали, третьи весело звенели, постукивая камешками. Но главными музыкантами ночных джунглей были цикады. Они как бы создавали непрерывный звуковой фон.

Оркестр цикад исполнял свою звонкую ночную симфонию, как вдруг, словно повинуясь таинственной команде, они разом смолкли. Наступившая тишина была настолько неожиданной, что Ракитин остановился, ощутив даже какое-то внутреннее беспокойство. Но вот пиликнула цикада, другая, и со всех сторон тысячи этих маленьких оркестрантов затянули свое радостное "вз-вз-вз".

Автоматически в мозгу всплывали фразы из Брема.

Цикады… Семейство настоящих, или певчих цикад… Насчитывается около 1500 видов… Самая большая, помпония императория, что значит по-русски королевская, достигает в длину 6,5 сантиметра, а размахом крыльев 13,5 сантиметра и проживает в Индонезии. На ее брюшке имеются две пластинки-цимбалы, состоящие из трех перепонок. К наружной — тимпанальной — прикреплены с обеих сторон особые мышцы. Они заставляют вибрировать мембрану со скоростью, достигающей 600 колебаний в секунду. Звук возникает примерно так, как в консервной банке с выпуклым дном, на которое нажимают пальцем…

Ракитин даже встряхнул головой, пытаясь избавиться от столь неожиданно возникшего потока внутренней информации. И вдруг ухмыльнулся, вспомнив, что в цикадовом семействе поют только мужчины, в связи с чем Ксенархос Родосский сказал: "Счастливо живут цикады оттого, что их женщины молчат".

Синь, бесшумно ступая, шел вперед, и огонек на его голове светился, как маячок в непроницаемой тьме тропического леса.

Вдруг он замедлил шаги, остановился, сделал рукой знак, чтобы Ракитин приблизился, и, прижав палец к губам, издал едва слышный звук "т-с-с".

Впереди, в темноте, едва виднелась неширокая прогалина. Синь нажал кнопку электрического фонаря. Его тусклый оранжевый луч, едва достигнув опушки, медленно пополз вдоль нее, высвечивая то обломанный ствол банана, то причудливый куст, то частокол бамбука. Иногда на его пути вспыхивали и снова гасли цветные огоньки — красные, зеленые.

"И как же это Синь оплошал — забыл сменить батарейки у фонарика? Он вот-вот сдохнет, — подумал Ракитин. — Хорошо, что я оказался молодцом, — похвалил он себя. — Поставил новые "четыре марса" в японском фонаре с большим рефлектором".

Довольный своей предусмотрительностью, он включил фонарь, и луч света ослепительно белой дорожкой пересек поляну наискось. В кустах послышалась какая-то возня, писки, шорохи, и все затихло. Ракитин еще раз повел лучом по поляне, пытаясь обнаружить притаившееся животное, но бесполезно.

Синь повернулся к нему и сказал: "Хом-тот (плохо)".

— Хом-тот, хом-тот — очень плохо. Ни черта здесь нет! Хоть бы какая-нибудь захудалая зверюшка подвернулась, — сказал Ракитин и вслед за Синем погасил фонарь.