Параметры риска - Леонид Репин

Только доктор Минь отказался от сладкого.

— Не могу есть гуайяву, — сказал, он, отодвигая от себя тарелку с плодами. — Во время войны с французскими империалистами отряд, в котором я находился, попал в засаду. Стараясь оторваться от преследователей, мы потеряли все снаряжение, пищу, флягу и даже компас. А без него отыскать направление к своим долго не удавалось. Пять суток бродили мы по джунглям, питаясь одной гуайявой. Хорошо, что ее были целые заросли. Но с тех пор я ее видеть не могу, — заключил Минь.

Как обычно, по вечерам собирались на посиделки, у костра. Каждый приносил с собой кружку, а Фан обеспечивал крепким чаем — вьетнамским или, по желанию, ГРУЗИНСКИМ.

Уже совсем стемнело, когда в лагерь пришли гости. Один из них был старый знакомый — дамти Тот, с сыном, худеньким мальчуганом лет пятнадцати. Второй- небольшого роста, коренастый, с редкой седой бородкой и серебряным ежиком волос- бывший сержант народной армии Линь.

Они заняли место у костра, отведали по чашке чая, преподнесенного им как гостям в первую очередь, после| чего Тот вытащил из холщовой сумки полуметровое колено бамбука, толщиной сантиметров 5–6.

К удивлению Ракитина, колено оказалось курительной трубкой. В нижней ее части была вставлена деревянная вороночка, сообщавшаяся с полостью трубки. В нее набивался табак. Сам ствол служил чубуком. Трубка не имела мундштука. Его заменяло отверстие, вырезанное в перемычке.

Тот набил трубку табаком, приложил горящую веточку и стал сосредоточенно раскуривать, время от времени глубоко затягиваясь. Ракитин попросил «курнуть», предварительно шепотом осведомившись у Лока, не будет ли это нарушением этикета. Но, сделав пару затяжек, закашлялся. С непривычки оказалось не так-то) просто курить, высасывая дым из дырочки в верхней части ствола;

Линь не курил. Вместо трубки он достал из такой как у Тота, брезентовой сумки от французского противогаза стопку темно-зеленых, шелковистых, в форме сердечка, листьев, несколько бурых, похожих на сушеную грушу ломтиков и деревянную коробочку с белым порошком. Отделив от пачки листик, он положил в центр его ломтик, насыпал щепотку порошка и, аккуратно завернув, отправил в рот. Он неторопливо пережевывал приготовленное снадобье, время от времени длинно сплевывая темно-оранжевую слюну прямо в костер.

"Так это же бетель…" — подумал Ракитин. И не ошибся. Листики принадлежали лиане бетельного перца ломтики оказались ядром орешка арековой пальмы, который сначала долго варили в воде, а затем, нарезав, еще дольше сушили на солнце. Белый же порошок — гашеной известью.

Никто не знает, когда зародился обычай жевать бетель. Говорят, он пришел с отрогов Гималайских гор, из племени нага. А сейчас бетель жуют во многих странах Востока. Одни считают, что он укрепляет силы, придает бодрость, обостряет мысли и чувства. Другие, наоборот, утверждают, что бетель успокаивает, притупляет душевную боль.

Ракитин не мог не отведать таинственного зелья. Правда, его толкала на это не страсть ученого, рвущегося к познанию, а обыкновенное любопытство. Линь охотно приготовил ему порцию жвачки.

Но не прошло и трех минут, как Ракитин испытал полное разочарование: во рту стало горько, противно, он заполнился вязкой слюной. Выбрав момент, когда Линь отвернулся, Ракитин быстро вытащил бетель изо рта и швырнул в костер.

— Дамти Витя, — сказал Лок. — Доктор Дан хочет рассказать интересный легенда про жевать бетель.

— Вот и отлично, — обрадовался сидевший рядом Шалеев. — Давай, Лок, переводи.

— Это было очень давно. Во времена императора Хуонга-Выонга Четвертого, — начал Дан. — У богатого мандарина Као росли два сына. Они были очень красивы и стройны, словно молодые побеги бамбука. Братья нежно любили друг друга и никогда не расставались.

Они были так похожи, как две капли воды, и никто не мог сказать, кто из них старший, а кто младший. Когда Тану исполнилось 18, а Лангу 17, родители умерли. Хозяйство совсем разорилось, и мальчики решили оставить отчий дом и пойти искать счастья по свету.

Они долго бродили по дорогам, переходя из города в город, пока наконец не оказались в Ханое. Здесь их повстречал старый учитель Лыонг. Он приютил братьев, проникшись к ним любовью. Но забота старого учителя не принесла им счастья. И причиной тому была его красавица дочь: они оба влюбились в Ань, и она отвечала им ответной любовью.

Но ведь замуж можно выйти только за одного. Долго девушка не могла решить, кому отдать руку, так как сердце ее принадлежало обоим. Наконец она придумала: пусть избранником ее станет старший брат. Но кто старший? И вот однажды, когда наступил час обеда, Ань положила на стол лишь одну пару палочек для еды. Только одну. И когда внесли блюдо с рисом, Ланг, как младший, передал их Тану.

Сыграли свадьбу. Ланг очень любил брата, но видеть каждый день ту, которая стала ему дороже жизни, было так тяжело, что однажды ночью, никому не сказав ни слова, он исчез из дома. Много дней бродил юноша по джунглям в великом горе, без пищи, и сжалились над ним боги, и превратили его в черную известковую скалу — "дау".

После исчезновения брата Тан потерял покой. И вот он оседлал коня, простился с молодой женой и отправился на поиски. Он пересекал реки и озера, пробирался сквозь дремучую чащу. И однажды тропа привела его к большой черной скале. Он всмотрелся в ее очертания и, задрожав, узнал облик брата. Его горе не знало предела, и он замер рядом, превратившись в стройную высокую арековую. пальму "кау".

Долго ждала мужа Ань. Но вот сердцем почувствовала она, что случилось непоправимое. Тогда женщина покинула отчий дом и направилась на поиски пропавших братьев. И вот однажды среди джунглей увидела она черную скалу, а рядом — стройную пальму, что-то шептавшую веерами-листьями. Слезы хлынули из глаз Ань и зажурчали ручьем у подножия скалы. Она обвила руками ствол пальмы и обратилась к богам с мольбой. И вняли ей всемогущие боги и превратили ее в лиану «чау», с листьями, похожими на сердце.

Пролетели столетия. Однажды король этой страны охотился на тигров. Верный конь вынес его на большую поляну среди джунглей. И увидел король среди поляны черную скалу, что очертаниями своими напоминала человека. А возле нее, покачивая большими листьями веерами, стояла невиданная пальма. Ее тонкий стройный ствол, словно прижавшись в прощальном объятии, обвивала лиана, каждый лист которой был похож на сердце.

И удивился повелитель. И позвал мудрецов. И склонился в поклоне старейший из старых. И поведал историю, что случилась во времена Хуонга-Выонга Четвертого.