Вассал и господин - Борис Вячеславович Конофальский

не ликантропус[2] был. Вот в «Молоте тварей» писано, что меняет он облик по истечению месяца, то есть в полнолуние. А до полнолуния еще четыре дня.

Волков поглядел на него и не ответил, а монах продолжил:

— Может, то и не ликантропус был. А простой волк. Просто большой и…

— И который просто по деревьям скачет? — договорил кавалер.

Теперь не ответил монах, а что тут скажешь?

— Значит, глаза у него были желтые? — задумчиво спросил кавалер у юноши.

— Именно так, кавалер. — ответил Максимилиан.

— А случилось это с тобой уже в моей земле, или то было еще в землях Малена?

— Города уже видно не было, — сказал Максимилиан, припоминая, — но я от него недалеко ушел. Не могу сказать точно, кавалер.

Волков задумчиво покачал головой и растер лицо ладонями, как ото сна. И вот как тут быть? Сначала казалось, что земелька дрянь, пустыня, потом, вроде, и ничего, если руки приложить. А теперь вот тебе еще досада, да какая. Вервольф! Оборотень! Словно Провидение над ним издевается. И тут, видя его уныние, монах повторил, в который раз:

— Так, может, то не ликантропус был. Может, и нет нужды беспокоиться.

— А кто же тот, у кого глаза желтые и кто по ночам за людьми рыщет, да еще на деревья лазит за ними? — спросил Волков.

— Ну, может, демон какой, — предложил брат Ипполит нерешительно.

— Демон? — Волков в изумлении уставился на него. — Вот так ты меня точно успокоил, брат-монах.

Он бы и еще что сказал бы монаху, да тут увидал, что к лагерю подъехал Сыч. Волков встал и сказал Максимилиану и монаху:

— Об этом никому ни слова.

— Да, кавалер, — сказал оруженосец.

— Да, господин, — добавил монах и продолжил: — Дозвольте мне идти, хочу ребенка местного посмотреть, хвор он.

— Чем хвор? — опять насторожился кавалер.

— Холера, господин, — отвечал монах. — Откуда взялась, понять не могу. Велел матери держать его отдельно от других детей.

— Выживет? — Волкову еще один нож в сердце. Холеры ему тут еще не хватало.

— Молю о том Бога, — отвечал брат Ипполит. — Дети от холеры часто выживают, но то дети, что не отощали. А здесь все дети тощие, и бабы тоже тощие, вчера одна беременная баба была в огороде, так раньше времени разрешилась чадом мертвым. Думаю, это от худобы. Люди — кожа да кости. В чем дух живет — не понятно. Как погляжу…

— Ступайте, — вдруг резко сказал Волков, не дав ему закончить.

Максимилиан и монах молча поклонились и тут же ушли. Кавалер не в духе, уж лучше удалиться.

И действительно, господин зол был неимоверно. Едва сдерживался. И опять чувствовал себя обманутым. А как таким себя не чувствовать если жалованная земля — дрянь. И мужиков мало, а те, что есть, дохнут от хвори и голода. Чуть не раздавил он свой серебряный кубок с вином, тот, что купчишки из Ланна ему дарили, хорошо, что опомнился.

В самый раз тут Сыч приехал.

* * *

— Верите, нет, экселенц, два раза чуть в овраг не упал. Считай, на ощупь ехал. Овраг на овраге, овраг на овраге, — бубнил Сыч о своем подвиге. — Чуть шею не свернул.

— Хватит, дурень, будешь причитать теперь, я и сам знаю, что у меня за земля, говори: «Ушли рыбаки?»

— Какой там, на вечерней зорьке сети проверили, рыбу взяли, какую в посолку, какую в коптильню, снова сети поставили. До утра не стронутся.

Действовать ему захотелось. За делом и злость можно утолить. Это было как раз то, что ему сейчас нужно. Сыч еще что-то говорил ему вслед, а Волков уже шел к большой палатке, туда, где у костра сидели офицеры.

— Карл, — произнес кавалер, подойдя, — мне потребуются двадцать людей, найдутся среди ваших охотники? Правда, денег много не дам, мне люди нужны будут на один день.

— И когда же они вам нужны будут? — спросил Брюнхвальд вставая.

— Немедля, — отвечал Волков. — Выходим сейчас.

— А что за дело? — поинтересовался Рене.

— Браконьеров прогнать надобно, что на моем берегу рыбачат.

— Так будут вам охотники, — сказал Карл. — Немедля будут.

— Если у господина Брюнхвальда охотников не сыщется, так у нас обязательно найдутся, — сообщил Бертье, который сидел на одеяле в окружении молодых собак и ласкал их одну за другой словно детей своих. — И если вам надобно, я могу пойти с вами офицером.

— И я могу, — сообщил Рене.

— Господа, да нет в том нужды, там тринадцать мужиков без брони и железа, просил их добром уйти — не ушли, хочу их палками выпроводить. Не баталию же мне собирать против них. Еще и вас таскать в безделицу.

— Так нам не трудно, — заверил Арсибальдус Рене.

— Господа, — Брюнхвальд встал. — Мои люди и я сегодня пойдут с кавалером, вам нет нужды беспокоиться.

На том и решили, но Волкову было очень приятно, что все эти офицеры сразу и сами предложили свои услуги. С ними он чувствовал себя заметно увереннее. Он даже подумал, вот окажись он сейчас один на своей этой новой земле с Сычем, Ёганом, с монахом и Максимилианом, что бы он делал? И пришлось бы ему воевать с браконьерами. Пришлось бы вчетвером идти. А браконьеры, кажется, не пугливы, четверых бы не испугались. И воевать пришлось бы по-настоящему. С железом. А когда в ход пошло железо, а не палки, то уж без крови и не обойтись. А кровь это как раз то, с чего начинаются свары. А свар с соседями ему велено было избегать.

— Карл, доспех взять полный, но оружие не применять, погоним их кулаками и палками, а еще возьмите две телеги, заберем у них все, и ламп возьмите, дороги туда хорошей нет, Сыч чуть не убился, а поедем мы в ночь.

— Сейчас выходим?

Как Волкову это нравилась, Брюнхвальд даже не спросил, сколько он заплатит его людям, не спросил, как поделят добычу, если она будет, он только спросил, когда они выходят. Определенно Карл Брюнхвальд ему очень нравился.

— Сейчас, — сказал Волков и крикнул: — Максимилиан, доспех мне и коня.

— А мне что делать? — спросил Фриц Ламме, очень надеясь, что его не потащат туда, откуда он только что приехал.

— Ты тоже с нами.

Фриц махнул рукой в сердцах. Ну что уж, с таким господином жить — спокойствия не видать.

* * *

Он уже надел доспех, как вспомнил о деле одном. Он вспомнил, что землемер Куртц сказал, что на заре уедет, и надумал с ним проститься, так как до зари вернуться не смог бы.

Он нашел его в кругу