Враг моего врага. «Песец» - Натали Р.

трупы».

– Почему с десяти сторон? – слабо выдавил Гржельчик. – Мне всегда казалось, что сторон шесть. Право, лево, перед, зад, верх, низ.

– А мне кажется, что сторон существенно больше, чем десять, – отстраненно промолвил Мрланк. – Перпендикулярными направлениями они не исчерпываются. Наверное, десять – потому что десять кораблей. Но меня больше потрясло другое.

– Пункт номер два, – подсказал Йозеф. – Интересно, как бы это выглядело.

Мрланк передернулся.

– Так, что все подохли бы от шока, однозначно.

Йозеф ошарашенно покачал головой:

– Нельзя столько пить.

Мрланк сокрушенно кивнул.

– Ознакомим т’Лехина с этим апофеозом гениальности? Или сотрем, от греха подальше?

Йозеф вдруг хитро подмигнул:

– А как же! Обязательно ознакомим. Пусть знает, на какие поразительные идеи способен его расторможенный алкоголем мозг. А то строит из себя утонченного, понимаешь. Великий князь – ни вздохни, ни пукни! Это ведь он придумал ссать сверху?

Мрланк пожал плечами. Для него сама суть плана явилась откровением, где уж помнить, кто что предлагал.

– Скажем, что он! – решил Гржельчик и улыбнулся с предвкушением.

В монастыре не было электричества. Совсем. Здесь дышалось легко, как на родине. Только солнце на прозрачно-синем небе было желтым, а ночь рисовала на небесах незнакомые контуры созвездий. Тоска порой всплывала во снах, там солнце было красным, а небо желто-белым, но сны никогда уже не станут явью. Родины больше нет. Надо привыкать. Какая разница для монаха, что за небеса над головой? Бог един во Вселенной.

Решение стать монахом выкристаллизовалось у послушника Антония не за один день. Впервые он задумался о суетности и тщете мирской жизни, когда оказался один-одинешенек среди бескрайнего космоса. Только он и смерть вокруг, и кислорода в баллоне на четыре часа. На пороге смерти он оглянулся на свою жизнь и понял, что ее, в сущности, не было. Он заполнял драгоценное время бессмысленной ерундой, а если что-то приносил в мир – то горе и несчастье. Лица убитых врагов, лица убитых друзей, лица тех, кому просто не повезло попасть под карающую руку, кружились перед ним призраками на фоне вечных немигающих звезд. Какие-то женщины, к которым он ничего не чувствовал, случайные приятели, нездоровый азарт и пьяное веселье в наркотическом дыму… Тридцать лет позади, а вспомнить нечего. Жизнь, как пустая скорлупа – одна видимость. И так ему обидно было умирать, не узнав настоящей жизни, что он стал молиться. Тогда еще – небесам родины, иного он не знал.

Его спасли, и это ощущение горькой ясности отошло на второй план, оставив лишь мысль, висевшую навязчивым фоном: надо что-то менять. Он надеялся вернуться на родину, уволиться из армии, зажить другой, мирной жизнью, не вполне представляя, что будет в этой мирной жизни делать, ничему толковому не обученный. А сам продолжал жить все так же бесцельно, безвольно плывя по течению судьбы, убивая дни в тюремном безделье. До тех пор, пока мечты не разлетелись осколками. Возвращаться некуда. Сны, где он был подвешен в пустоте среди звезд, уступившие было место глупым, попсовым сновидениям, вновь пришли и более не оставляли в покое. Будь он прежним, они могли бы толкнуть его к самоубийству. Но он уже видел эту пустоту и эти звезды наяву. Его небеса разбились, его мир погиб, но Вселенная жива. И они лишь укрепили его намерение изменить свою жизнь, сделали его осознанным решением.

В монастырь святого Бенедикта он попал прямиком из тюрьмы, как и трое его товарищей, бывших подчиненных – так распорядилась судьба. Новая тюрьма, только без решеток – так восприняли перемену трое бывших десантников. Но их командир понял, что именно здесь для него открывается возможность изменить жизнь так, чтобы в следующий раз, заглянув в глаза бесконечности, не жалеть и не презирать себя. Через три дня после прибытия он стал Антонием. Его солдаты жаловались на холод, однообразие, отсутствие женщин и пытались отлынивать от работ, а он усердно трудился, выполняя послушание, посещал все молебны и с помощью монахов, охотно откликавшихся на просьбы о просвещении, изучал основы веры, которую принял.

Вчера после вечерней службы он решился поговорить с аббатом Франциском о своем будущем.

– Я хочу стать монахом, – сказал он.

– Я так и думал, сын мой, – улыбнулся старый настоятель, морщины побежали от уголков губ.

Антоний смутился. Неужели аббат обращал внимание на какого-то послушника, без году неделя, да еще давал себе труд поразмышлять о его желаниях? А ведь похоже, что так. У старика все под приглядом.

– Почему ты этого желаешь? – спросил аббат Франциск.

Антоний помедлил с ответом. Он сам определенно не знал, почему. Словно что-то подталкивало его изнутри.

– А у меня есть другой выход, святой отец? – отозвался он в конце концов. – Я хочу жить во имя чего-то большего, чем тяжесть еды в желудке.

– Похвальное стремление, – заметил аббат. – Но люди реализуют его по-разному. Становятся архитекторами, учеными, поднимают сельское хозяйство, рожают детей…

Антоний позволил себе усмехнуться:

– И с кем тут можно завести детей? Святой отец, долгое время моя жизнь меня устраивала. Потом перестала устраивать, и я начал мечтать. Но мечты – такая же пустая трата времени, как животное существование. Тем более – мечты о несбыточном. Надо что-то делать, исходя из реальности. А в реальности я нахожусь здесь, в монастыре. И я ничего не умею, кроме как убивать и выходить живым из передряг… вот разве что молиться научился.

Старик задумчиво покивал.

– Что ж, сын мой… молись дальше. Я вижу, Бог не зря привел тебя к нам. И буду рад, если ты присоединишься к нашему братству.

Он перекрестил спину удаляющегося Антония. Судя по тому, что он знал об этом человеке и чувствовал в нем, ему недолго прозябать в простых монахах. Бывший командир, умеющий и руководить, и убивать… выживший всем смертям назло – значит, Бог хранил его, ведя краем мимо гибельных ловушек, пусть он еще и не подозревал об этом. Вот из таких вояк, пришедших к Богу порой не своей волей, но искренне, получаются лучшие борцы с нечистой силой.

Гавриилу т’Бокохану план предстоящего сражения не понравился. Не то чтобы он сомневался в военном гении трех адмиралов, один из которых – прославленный т’Лехин, глава Мересань, второй – известный на всю Галактику Гржельчик, а третий – хитрый кровохлёб Мрланк, который с единственным линкором умудрился так досадить Ену Пирану, что того трясло от одного упоминания о «Райской молнии». План, который они обсудили на «Ийоне Тихом» и который т’Лехин немедленно довел до сведения своих капитанов, был, разумеется, выполним, обстоятелен и вел к победе. Но «Десятому» т’Бокохана в нем было отведено жалкое место резерва, тогда как основную славу предстояло стяжать «Тринадцатому» т’Доррена, находящемуся на острие атаки. Это просто несправедливо! Т’Доррен – и так любимчик адмирала, а ему, т’Бокохану, не дают возможности