Королева-Малютка - Поль Феваль

Последнее слово преобразилось вдруг в радостный вопль.

– Ты, Ты! – восклицала Лили, припав губами к ногам Пресвятой Девы. – Ты услышала меня, обожаемая Мария! Благодарю Тебя, благодарю! А я-то, безумная, беспамятная, обо всем забыла! Вот он, знак! Эта вишенка на Твоей груди – разве не чудо свершил добрый Господь, показав мне ее? Я ничего не сказала, а Ты мне напомнила! Я сейчас же побегу туда, Пресвятая Дева, я исправлю свою оплошность, и моя Жюстина вернется ко мне!

Даже не подумав надеть шляпку и набросить на плечи шаль, она устремилась к двери с такой быстротой, что Медор едва успел посторониться. Лили не обратила на него никакого внимания и стала спускаться по лестнице, держась за перила.

Медор двинулся следом.

В этом бедном доме не было консьержки – они вышли незамеченными.

Время пролетело для них незаметно: было уже около одиннадцати вечера. Лили уверенно направилась к полицейскому участку. Она шла легким шагом, весело и почти радостно. Дежурный у входа ответил ей в окошко, что господин комиссар сейчас в театре.

Разумеется, во всем этом не было ничего дурного, тем более что в театрах существуют специальные ложи для полицейских чинов, однако мир наш несовершенен, поэтому рекомендую вам не прибегать к услугам комиссара после наступления темноты.

Лили не в силах была понять, как люди могут заниматься своими делами вместо того, чтобы броситься на поиски ее ненаглядного сокровища. Когда дежурный предложил ей прийти завтра, она удалилась с негодованием.

Ждать целую ночь! За ночь ребенка могут унести так далеко, что даже у полиции руки окажутся коротки. Да и кто знает, что может произойти за ночь? Врачи приходят ночью, чтобы оказать помощь больному; ночью можно купить вина или поужинать, по ночам танцуют, грабят, играют в карты; но все, кто имеет отношение к «администрации», будь то наемные служащие или чиновники, по ночам закрывают лавочку и отправляются спать.

Лили побеседовала с постовыми: те отнеслись к ней по-доброму, ибо уже знали ее историю. Они рассказали о «налете» на ярмарку – на Тронной площади была устроена самая настоящая облава, но никаких результатов это не принесло.

– И что же дальше? – спросила Лили.

Что могли знать постовые? Они ответили знаменитой фразой, которая лежит в основе административного языка, – именно с ее помощью в наших бесчисленных конторах с утра до вечера отбиваются от бесчисленных просителей:

– Будут приняты все необходимые меры.

Грандиозная фраза! Благодаря ей четверо французов из десяти ежемесячно получают приличное или скудное вознаграждение.

Глорьетта понятия не имела о выдающихся достоинствах этой фразы, однако про себя повторила слова крестьянина из басни:

– Свои дела нужно делать самой.

В принципе, это было верное решение, но как отыскать в Париже ночью пропавшую девочку? Бедняжка Лили!

Бывает так, что поступки, на первый взгляд совершенно бессмысленные, могут принести некоторое облегчение, ибо дают занятие телу и душе. Напряженно размышляя, Лили быстро зашагала по направлению к Сене.

На Аустерлицком мосту Медор подобрался к ней поближе, опасаясь несчастья. До этого момента Лили и не подозревала, что он идет следом. Узнав бедного малого, она сказала:

– Это опять вы?

– Я не хотел вам надоедать, – ответил Медор, – но ведь я могу понадобиться, правда?

Он попытался улыбнуться. Лили вновь двинулась вперед.

– Да, – произнесла она и неожиданно бросилась к парапету. – Мне все могут понадобиться.

Глорьетта склонилась вниз, и Медор обхватил ее руками. Не пытаясь вырваться, она подняла на него свой ангельский взор.

– Если я покончу с собой, – прошептала она, – кто станет ее искать? Кто найдет ее? Кто будет ее мамой? Нет-нет, – вскрикнула она, устремляясь дальше, – если бы я увидела ее мертвой, тогда другое дело… но она жива.

– Еще бы! – горячо откликнулся Медор. – Зачем им убивать ее? Да и если бы она умерла, я почувствовал бы это. Сердце подсказало бы мне.

Лили торопливо перешла через площадь Волюбер и, решительно направившись к решетке Ботанического сада, с удивлением обнаружила, что ворота заперты.

– Я должна войти, – произнесла она. – Как быть?

Она ударила по прутьям решетки так, словно стучалась в дверь, – но железо даже не скрипнуло под костяшками ее пальцев.

– Никого нет, – сказал Медор, – привратник уже спит, сейчас сюда не войдешь.

– Да? – переспросила Глорьетта. – А если она там? Потому что искали не везде… вообще не искали!

– Это верно, – пробормотал Медор.

– Только что, – продолжала Лили, – мне было видение у себя в спальне: я видела, как она лежит, заснув под цветущим кустом. Я знаю этот куст. О, я должна посмотреть!

– Черт возьми! – промолвил Медор. – В видениях часто есть подсказка. Они предупреждают…

Лили содрогнулась.

– А эти звери? – воскликнула она. – Львы, тигры…

– Что до этого, – прервал ее добрый малый, – то их надо выбросить из головы. Звери сидят в своих клетках.

Но Лили, словно в лихорадочном бреду, уже не могла остановиться:

– А змеи? Она так боялась змей! А медведи? Неужели она попала в овраг с медведями?

Медор изо всех сил теребил ухо.

Лили стремительно побежала вдоль решетки по набережной.

– Есть же здесь и другие ворота? – восклицала она. – Мне нужно войти, и я войду!

Внезапно она остановилась, пораженная другой мыслью, а затем, все так же бегом, вернулась к улице Бюффон.

На дивном небе, усыпанном звездами, не было ни единого облачка, лишь месяц во второй своей четверти неторопливо плыл по темно-лазурному своду. Редкие лучи света, пробиваясь под сенью тополей к черной земле, испещряли ее причудливыми пятнами.

– Вот здесь! – вскричала Глорьетта и принялась неистово раскачивать решетку, так что прутья дрогнули в ее хрупких, как у ребенка, руках. – Здесь! На этом месте играли малыши. Она где-то рядом, я уверена. Вы слышите? Да говорите, говорите! Как вы могли подумать, будто ее здесь нет?

– Черт возьми! – промолвил Медор во второй раз. Он теребил ухо с такой силой, что оно стало кровоточить.

– Слишком много тут толклось людей, – с возбужденной говорливостью продолжала Лили, – но разве заглянули они под каждое дерево? Она где-то здесь, я уверена, уверена! Подложила под щеку ладошку, как всегда делала в своей колыбельке! Знали бы вы, сколько я просиживала подле нее, глядя, как она спит… прекрасные, дивные минуты! Как улыбалась моя девочка! Какие у нее длинные шелковистые ресницы… нет, мягче шелка! А золотистые волосы выбивались из-под чепчика и свивались кольцами на подушке! Как бесшумно она дышала! Губки походили на два цветочных лепестка, и я целовала их, едва касаясь, чтобы не разбудить ее! Вы плачете? Отчего вы плачете? Вы думаете, она умерла?