Королева-Малютка - Поль Феваль

– Заткните ваши пасти. И слышать не хочу о вашей мелочевке. Мне надо переговорить наедине с директрисой и папашей Эшалотом.

– А разве я не твой отец? – возмутился Симилор.

– Да, разумеется, – ответил Саладен. – Согласно законам природы и общества ты обязан защищать мои имущественные и иные интересы. Иди за мной. Мы соберемся в апартаментах мадам.

И юнец поднялся по лестнице, ведущей в дом на колесах. Симилор следовал за сыном по пятам. Заметим, что эти двое уже успели о чем-то пошушукаться.

Всех охватило жуткое любопытство. Эшалот и мадам Канада обменялись взглядами. Поке по прозвищу Атлант покачал своей курчавой головой, непомерно большой для его маленького приземистого тела, и проворчал:

– Сейчас он их всех скрутит… да еще как!

– Успокойся, дорогая, – прошептал нежный Эшалот на ухо своей подруге. – Малыш знает, что говорит: это я развил его ум.

Две минуты спустя дирекция Французского Гидравлического театра, а также Симилор и родной его сын Саладен собрались на совет в том самом пенале, где мадам Канада готовила уже описанный нами знаменитый свой черный кофе. Старая шаль перекочевала из рук Саладена к Симилору; тот положил сверток на кровать и занялся какой-то таинственной работой.

Из комнаты было невозможно увидеть, что делает Амедей, поскольку кровать была устроена в старом шкафу, а Симилор, стоя спиной к дирекции, полностью загораживал вход в этот альков.

Саладен обратился к руководству театра, состоявшему, как мы уже говорили, из двух лиц обоего пола.

– Потрудитесь, пожалуйста, сесть, – проговорил шпагоглотатель.

– Что это за церемонии такие! – воскликнула мадам Канада, распаляясь все больше. – Если ты хочешь сказать нам что-то дельное, так говори, шут гороховый!

– Велите поставить варить баранину, – произнес Симилор из глубины алькова. – Я уж было решил, что малютка почила навеки, но нет. Сынок весь в меня, он бы не допустил такой неловкости.

«Мальчик украл какую-то зверюшку, – подумал простодушный Эшалот, – и теперь хочет всучить ее нам, выдав за дрессированную и обученную всяким штукам!»

Саладен сделал широкий жест.

– С самого раннего детства, – патетическим тоном начал юный негодяй, отнюдь не внося успокоения в семейство мадам Канады, – я находил в этих стенах пристанище и защиту. Мой отец, мужчина обаятельный, но легкомысленный, думал исключительно о собственных удовольствиях; господин Эшалот, которого я в порыве признательности называю папашей Эшалотом, был мне матерью – и даже более! По примеру козы Амалтеи[16], весьма известной в мифологии, он каждое утро поил меня молоком, купленным за одно су.

– Он все помнит! Все помнит! – прошептал Эшалот, готовый расплакаться от умиления.

Даже мадам Канада провела тыльной стороной руки по глазам и проворчала:

– Ничего не скажешь, умеет сказать, когда захочет.

– Не стесняйся, брыкай меня, поросеночек! – бормотал Симилор, полностью погрузившись в свою таинственную работу. – Я щиплю ее, она вздрагивает. Ей-богу, ну и хорошенькая штучка!

– И как следствие, – продолжал Саладен, – узы самой искренней любви связывают меня с балаганом, равно как и с мадам Канадой, за зверской внешностью которой скрывается благороднейшее сердце.

– Вот это загнул! – ахнула директриса.

– То-то еще будет! – восхитился Эшалот. – Как он тонко разбирается в людях!

– Другие на моем месте, – разливался Саладен, – влекомые непостоянством, присущим моему возрасту, а также соблазнительнейшими предложениями ваших многочисленных конкурентов, прельстились бы более выгодными условиями, ибо, должен признать, платят, во Французском Гидравлическом театре лучшему в мире шпагоглотателю весьма и весьма негусто.

– Ты все сказал? – прорычала мадам Канада.

– Умерь свой пыл, – прошептал Эшалот.

– Но я не таков! – с нарастающим восторгом продолжал Саладен. – Изменять – не в моих привычках! Не имея даже мысли бросить вас – хотя я давно превзошел вас всех и в умственном, и в физическом развитии – я подрезал собственные крылья, чтобы остановить свой стремительный полет ввысь, и одновременно старался выдумывать фокусы и трюки, которые понравились бы вам и доказали бы мою к вам горячую симпатию. А вот и пример! Совсем свежий, с пылу, с жару: вчера вечером, ложась спать, вы выразили желание завести маленькую девочку и научить ее ходить по канату с шестом и без оного, чтобы она со временем заменила мадемуазель Фрелюш, которую вы почему-то упрекаете в нерадивости и считаете весьма посредственной артисткой.

– И это правильно, – признался Эшалот. – Но как он говорит! Что ни слово – то перл, что ни мысль – то золото!

– Так, значит, ты подслушивал под дверью! – презрительно бросила мадам Канада.

– И вот как я поступил! – воскликнул Саладен, проигнорировав замечание директрисы. – Вы предоставили мне полную свободу действий в пределах ста франков…

– Тебе? Когда это? – хором вскричало руководство славного театра.

Саладен прижал руку к груди.

– Имея единственную цель – исполнить ваше желание, – вдохновенно проговорил он, – я нашел ребенка, чьи родители оказались в стесненном положении и продали мне свою маленькую дочь.

– И только попробуйте теперь отказаться от своих слов, старые хрычи! – добавил Симилор. Он резко повернулся: на его вытянутых руках лежала Королева-Малютка. – Я сидел под лестницей каморки моего милого сыночка, когда вы четко и ясно произнесли: «Сто франков». Именно столько вы и должны сейчас этому молодому человеку.

– О! Какая прелесть! – воскликнула мадам Канада, увидев Королеву-Малютку – бледную, растерянную, глядевшую на собравшихся в комнате людей огромными удивленными глазами. – Она похожа на вчерашнюю девчушку.

– Эта еще красивей! – повысил цену Эшалот. – Как только отец и мать могли расстаться с таким сокровищем!

– Мамочка! – в ужасе заплакала Королева-Малютка. Ее взгляд упал на Саладена, и она инстинктивно закрыла глаза от страха.

Симилор посадил малышку на колени мадам Канады и повторил:

– Это стоит сто франков!

Эшалот и его подруга попытались протестовать, но Симилор, не менее красноречивый, чем его сын, продел большие пальцы в проймы драного жилета и произнес такую речь:

– Поскольку я являюсь опекуном молодого человека, у меня нет выбора: я должен защищать его интересы до самой смерти! Если мальчика хотят лишить денег, которые он одолжил у добрых людей, чтобы заплатить несчастным родителям, – у нас есть шпаги, те, что глотает мой талантливый сын. Эшалот и я, мы оба имеем дипломы учителей фехтования: так скрестим же оружие в честном поединке!