На службе зла - Роберт Гэлбрейт

– Какого он роста? – спросила Робин, вспоминая курьера с зеркальным щитком, возвышавшегося над ней у подъезда.

– Моего или чуть повыше.

– Говоришь, вы познакомились в армии?

– Так точно, – подтвердил Страйк.

Она уже подумала, что на этом рассказ будет окончен, но сообразила, что Страйк попросту выжидает, когда пожилая пара, медлившая в поисках свободных мест, отойдет подальше. Потом он продолжил.

– Брокбэнк был майором, служил в Седьмой бронетанковой бригаде. Женился на вдове погибшего однополчанина. Взял ее с двумя маленькими дочерьми. Потом у них родился общий ребенок, мальчик.

Факты, освеженные в памяти после знакомства с личным делом Брокбэнка, лились свободно, но Страйк, по правде сказать, никогда их не забывал. Это дело было из разряда тех, что преследуют тебя всю жизнь.

– Старшую падчерицу звали Бриттани. Когда ей исполнилось двенадцать лет, она призналась школьной подружке в Германии, что подверглась сексуальному насилию. Подружка рассказала своей матери, а та написала заявление. Нас вызвали для расследования… сам я с ней не беседовал, для этого прибыла женщина-офицер. Я только отсматривал запись.

Его убило то, что девочка старалась вести себя собранно, как взрослая. Она была в ужасе от того, что ожидало их семью в результате ее болтовни, и пыталась взять свои слова обратно.

Нет, естественно, она не говорила Софи, что он грозился, если она на него донесет, убить младшую сестренку! Нет, Софи, строго говоря, не лгала – она просто пошутила, вот и все. Она спросила у Софи, как можно избавиться от ребенка, потому что… потому что ей стало любопытно: всех девочек интересуют такие вопросы. Нет, конечно, он не говорил, что искромсает мать на куски, если та проболтается… а что нога? А, вот здесь… ну, это тоже шутка… все это шутки… он говорил, мол, у нее из-за того шрамы на ноге, что он, когда она была маленькая, чуть не отрезал ей ногу, но вошла мама и увидела. Он сказал – вот спросите у мамы, – что это ей наказание, чтобы впредь не топтала его клумбы, но это, конечно, была шутка. В раннем детстве она запуталась в колючей проволоке и сильно порезалась, когда пыталась высвободиться. Вот спросите у мамы. Никого он не резал. Разве папочка стал бы ее резать? Да ни за что.

Невольная гримаса, с которой она произнесла «папочка», до сих пор не шла у Страйка из головы: девочку словно заставили под страхом наказания проглотить сырые потроха. В двенадцать лет она уже понимала: для ее родных жизнь будет сносной лишь в том случае, если она прикусит язык и будет безропотно сносить все, чего он от нее потребует.

Страйк с первой встречи невзлюбил миссис Брокбэнк. Тощая, густо размалеванная, она, вероятно, тоже была своего рода жертвой, но у Страйка сложилось впечатление, что она умышленно отдала на растерзание Бриттани, чтобы спасти двоих младших детей, что сознательно закрывала глаза на длительные отъезды мужа вместе со старшей дочерью, что в своем решении отгородиться от правды превратилась в соучастницу. Брокбэнк пригрозил Бриттани: заикнись она о том, что он проделывает с ней в машине, в окрестных лесах и в темных переулках, он убьет мать и сестру. Покрошит их всех на кусочки и закопает в саду. А потом заберет с собой Райана – младенца-сына, единственного, кто представлял для него хоть какую-то ценность, – и увезет туда, где их никогда не найдут.

«Да это же просто шутка! Я ничего такого не имела в виду».

Тонкие пальцы подергивались, очочки сползали набок, ноги не доставали до пола. От медицинского осмотра она отказывалась наотрез и так и продолжала отказываться, когда Страйк и Хардэйкр явились домой к Брокбэнку для задержания.

– При виде нас он впал в ярость. Я изложил ему цель нашего прихода, и он бросился на меня с горлышком от разбитой бутылки. Я его вырубил, – без тени бравады поведал Страйк, – но совершенно напрасно. В этом не было необходимости.

Он никогда еще не признавался в этом вслух, притом что Хардэйкр (который всецело поддерживал его в ходе расследования) тоже об этом знал.

– Раз он бросился на тебя с горлышком от бутылки…

– Я мог бы отобрать у него «розочку», не причиняя телесных повреждений.

– Но по твоим словам, это здоровенный…

– Он был порядком пьян. Я мог бы скрутить его, не избивая. Тем более что Хардэйкр находился рядом – двое против одного. По правде говоря, я был рад, что он на меня бросился. Я сам хотел ему врезать. Правым хуком вырубил его подчистую… из-за этого он вышел сухим из воды.

– Вышел сухим…

– Был оправдан, – сказал Страйк. – Вчистую.

– Как же так?

Страйк отпил кофе; взгляд затуманился от воспоминаний.

– Его тогда увезли в больницу. От сотрясения мозга у него случился сильный эпилептический припадок. Черепно-мозговая травма.

– О боже… – выдохнула Робин.

– Для остановки мозгового кровотечения ему потребовалась срочная операция. Припадки не прекращались. У него диагностировали травматическое повреждение головного мозга, посттравматическое стрессовое расстройство и алкоголизм. Таким образом, он оказался неподсуден. Адвокаты встали грудью. Меня обвинили в умышленном нанесении телесных повреждений. К счастью, моя защита установила, что за неделю до того случая он играл в регби. Копнув поглубже, узнали, что он получил коленом по голове от валлийца весом более центнера и был унесен с поля на носилках. Поскольку он был весь в грязи и ссадинах, фельдшер проглядел кровотечение из уха и отправил его домой отдыхать. Оказалось, у него был перелом основания черепа, что выяснилось лишь после того, как мои адвокаты заставили врачей посмотреть рентгеновские снимки, сделанные после матча. То есть перелом основания черепа – это подарок не от меня, а от валлийского нападающего. И все равно, не будь у меня такого свидетеля, как Харди, мне бы впаяли по полной. В конце концов все же постановили, что я действовал в пределах самообороны. Откуда мне было знать, что у него уже есть трещина в черепе и какой вред ему нанесут побои. Между тем у него в компьютере нашли детское порно. Рассказ Бриттани совпадал с показаниями свидетелей, которые часто видели, как отчим увозит ее куда-то в машине. Допросили также школьную учительницу; та показала, что в школе Бриттани ведет себя все более замкнуто. Два года он ее насиловал, грозя убить мать, сестру и ее саму, если только она проговорится. Он убедил ее, что когда-то уже собирался отрезать ей ногу. Вокруг лодыжки у нее были множественные шрамы. Он внушил ей, что уже начал отпиливать в том месте ногу, но тут появилась ее мать и остановила его. Мать на допросе сказала, что шрамы остались после несчастного случая, который произошел с дочерью в раннем детстве.

Робин молчала, зажав рот ладонями и широко раскрыв глаза. Ее испугало выражение лица Страйка.

– Он долго лежал в больнице: врачи не могли снять припадки, а когда кто-нибудь пытался его допросить, он симулировал растерянность и амнезию. Вокруг него так и вились адвокаты, почуявшие жирный куш: врачебная халатность, нанесение телесных повреждений. Он заявил, что в свое время сам стал жертвой насилия и тяга к детскому порно – это всего лишь симптом умственного расстройства, алкоголизма. Бриттани настаивала, что сама все выдумала, мать орала, что Брокбэнк пальцем не трогал детей и был им прекрасным отцом, что она потеряла первого мужа и вот-вот потеряет второго. Командование было заинтересовано развалить дело. Брокбэнка комиссовали по инвалидности, – сказал Страйк, встретившись своими темно-карими глазами с серо-голубыми глазами Робин. – Он остался безнаказанным, получил выходное пособие, пенсию – и смылся вместе с Бриттани.

24

Step into a world of strangersInto a sea of unknowns…

Blue Öyster Cult. «Hammer Back»[45]

Грохочущий «лендровер» стоически пожирал мили, но поездка к северу уже стала казаться нескончаемой – и тут появились первые приметы Бэрроу-ин-Фернесса. На карте было неочевидно, какое далекое и уединенное место являет собой этот порт. Бэрроу-ин-Фернесс не был рассчитан на сквозной проезд или случайное посещение. Вещь в себе, он оказался географическим тупиком.

Они проехали через южную границу Озерного края, мимо холмистых полей с отарами овец, стенами, сложенными из камней, и живописными деревушками, напомнившими Робин дом ее детства в Йоркшире; потом через Ульверстон («родина Стэна Лорела»[46]) и наконец увидели широкое устье, которое указывало на близость моря. Уже за полдень они оказались у неприглядной промышленной зоны, со складскими и фабричными зданиями по обе стороны дороги. Это была городская окраина.

– Прежде чем идти к Брокбэнку, нужно перекусить, – сказал Страйк, в последние пять минут не отрывавшийся от карты Бэрроу. Электронные гаджеты он презирал, говоря, что бумага не требует загрузки и не реагирует на плохие условия приема. – Вот в той стороне будет парковка. На круге поверни направо.