Медвежий угол - Алексей Макеев

– Получится, – с достоинством сказал Макаров. – А иначе я бы не бросил все и не помчался за семь верст киселя хлебать. А что там у вас? Цыгане не бузят? Заварзин, часом, не объявился?

– Нет, все тихо, – сказал Гуров. – Заварзин не появился, но и цыгане не бузят. Поняли, что на этот раз все будет на совсем другом уровне. По-моему, они согласны пожертвовать малым, чтобы сохранить общину.

– Поживем – увидим, – скептически заметил Макаров. – Не доверяю я этой нации. Любого обманут.

– Что, даже вас? – с шутливым ужасом спросил Гуров.

– Я сказал, любого! – после паузы ответил Макаров. – Ни один режим ничего с ними поделать не мог. Загадочный народ!.. Ну, это все лирика. Одним словом, будьте там начеку. Я вернусь сразу же, как здесь все выяснится. До встречи! – И он отключился.

Закончив разговор, Гуров отправился разыскивать Крячко. Постовой внизу у входа отдал ему честь. Ничего подобного до сих пор не наблюдалось. «Нравственный климат в органах оздоравливается, – с усмешкой подумал он. – Осознав ошибки, коллектив стремится к новой жизни. Счастливый финал, как и полагается».

На самом деле Гуров из местных мог выделить одного Калякина. Он единственный казался Гурову человеком, заслуживающим хоть какого-то доверия. По крайней мере, в какой-то степени ему удалось это доказать своим поведением. Гуров не любил делать преждевременные выводы, но остальные сотрудники были для него пока темной лошадкой.

Гуров вышел на улицу и пошел в сторону гостиницы. Он не торопился, хотя над поселком уже начинали сгущаться ранние сумерки. Низкие тучи снова закрыли все небо, и с назойливым постоянством накрапывал мелкий холодный дождь. За какие-то два дня свернулась и пожухла листва на деревьях, и поселок сделался особенно серым и неуютным. Но Гуров ловил себя на мысли, что это несчастливое место, этот медвежий угол странным образом все больше вызывает в нем симпатию и сочувствие. Он начинал чувствовать себя здесь почти своим, и ему хотелось, чтобы потом, когда он уедет, его иногда вспоминали в поселке добрым словом.

«Интересно, удалось Фомичеву уладить скандал в семье? – подумал Гуров. – Ох, женщины-женщины! Гордиться надо таким мужем, перед соседками хвастаться, а они…»

Внезапно Гуров остановился и впился взглядом в несуразную фигуру, которая выросла в сыром предвечернем воздухе всего метрах в пятнадцати от него – неверной походкой она двигалась к ближайшему переулку. Фигура была до боли знакома – мужчина в обвисшей куртке и в штанах с пузырями. В левой руке он держал сетку, битком набитую продуктами и бутылками.

– Легкоступов! – с веселым негодованием окликнул Гуров.

Бывший летчик вздрогнул, метнул на Гурова затравленный взгляд и, словно не узнав его, тут же развернулся и пустился прочь. Он старался изо всех сил, но тяжелая сумка мешала ему, и Гуров без труда сумел свести дистанцию между ними до минимума.

– Легкоступов! – уже с угрозой крикнул он. – Мне некогда с тобой в дурачка играть! Остановись сейчас же! Умрешь ведь от разрыва сердца! Когда последний раз бегал-то?..

Легкоступов остановился и повернулся к Гурову боком, прикрывая свою ношу. Дышал он тяжело и часто, с надсадным хрипом, а глаза его казались измученными и жалкими, как у больного животного. Бег ему действительно был не по силам. Он и ходил-то с трудом.

– Ну довел ты себя! – неодобрительно покачал головой Гуров. – Молодой еще мужик, а посмотришь – просто древнегреческие развалины какие-то… Чего бегаешь-то? Совесть нечиста? – Гуров всмотрелся в лицо Легкоступова, по которому промелькнуло испуганное выражение, и вдруг сообразил: – А-а-а, вон оно что! Так это ты, дорогой, Савинова с Рахимовым на нас навел! Ну да, больше некому! Ты один знал, куда мы собрались. Что же это ты, Борис Владимирович, своих закладываешь? Нехорошо!

Гуров говорил с иронической интонацией – всерьез принимать поступки этого человека было невозможно, его болезнь была сильнее любых этических норм – но Легкоступов тем не менее был очень смущен.

– Лев Иванович, ради бога… – забормотал он, пряча глаза. – Не хватило характера – каюсь. Слабость проклятая! Я ведь вам от всей души… А вон как получилось. Это все водка!

– Заложил, значит, – удовлетворенно сказал Гуров. – А я-то голову ломал, откуда Савинов про наши планы узнал!

– Это все цыгане! – с готовностью подхватил Легкоступов. – Они видели, как я с вами разговаривал, – и сразу Савинову стукнули. У них ведь как – сегодня мордуются, завтра милуются – одной цепью повязаны… Ну, а Савинов потом ко мне домой нагрянул. Я как раз на ваши деньги, извиняюсь, разговелся маленько. А тут он. Тонко подошел, сука! Издалека начал – про здоровье, про пенсию, посочувствовал. Ну, я и расслабился, каюсь. Сами знаете, что у трезвого на уме… И не заметил, как сболтнул лишнего. Рад бы воротить, да слово не воробей… А я слышал, вы в Моисеевом лесу Смигу нашли?

– Еще бы немного, и нас бы там тоже всех нашли – на манер Смиги, – ответил Гуров. – Тебе спасибо.

– Я же извинился! – с отчаянием сказал Легкоступов, нервно дергая кадыком.

– А-а! Ну, это другое дело, – сохраняя на лице полную серьезность, кивнул Гуров. – А сейчас куда летишь, пилот?

– Да вот, пожрать маленько купил, – торопливо проговорил Легкоступов. – Сейчас закушу и на боковую – устал я сегодня что-то… Так я пойду?

– Да что ж с тобой делать – иди, – вздохнул Гуров. – Только ты уж не очень-то… закусывай! Я смотрю, ты этим делом хорошо затарился – на целую компанию хватит! Не многовато тебе будет?

– А? Это вы насчет… – Легкоступов растерянно покосился на сетку, которую старательно прятал от Гурова. – Да я это… Может, ребята зайдут. Знакомые… Я уж чтобы не бегать лишний раз… Ну, до свидания, Лев Иванович!

С этими словами бывший летчик круто повернулся и, спотыкаясь, заторопился прочь. Гуров с некоторым недоумением посмотрел ему вслед и еще раз подивился обильному содержимому драной сумки Легкоступова. Дорогие продукты, хорошая водка, баночное пиво – трудно было поверить, что этот жалкий человек привык таким образом принимать гостей. Да и какие у него могут быть гости?

Гуров смотрел ему вслед, и какая-то неясная мысль постепенно созревала в его голове. Вдруг он махнул рукой и крикнул:

– Эй, Легкоступов, подожди! Еще вопросик имеется!

Легкоступов остановился и напряженно уставился на подходящего к нему Гурова. Дождевые капли стекали по его щекам и застревали в трехдневной щетине. В глазах снова был страх.

– Извини, сразу не сообразил, – сказал Гуров, улыбаясь. – Голова уже не так быстро работает, как бывало. Да и ваша экология, наверное, сказывается… Короче, кто про что, а вшивый про баню… Я опять насчет твоих запасов, – он указал на сумку с продуктами. – Неудобно напрашиваться, но уж больно аппетитно смотрится! Не возражаешь, если я к тебе в гости загляну? Пожалуй, тяпнем с тобой по маленькой, закусим хорошенько… А, что скажешь?

Гуров готов был поклясться, что Легкоступов побледнел. Он затравленно оглянулся и с натянутой улыбкой ответил:

– Да неудобно вроде, Лев Иванович? Вы, такой человек, и в гости к бомжу!

– Да какой же ты бомж, когда у тебя дом есть? – удивился Гуров. – Пенсию получаешь, вон какие разносолы позволить себе можешь… Кстати, вчера у тебя и копейки не было, а сегодня накупил столько, что пятидесяти рублей и близко не хватит! Откуда же у тебя деньги?

У Легкоступова задергалось веко. Глядя мимо Гурова, он неловко засуетился и робко сказал:

– У вас это… сигаретки не найдется? То есть чего это я? Я же купил!

Он полез в карман и достал сигареты – руки мелко дрожали. Теперь ему куда-то нужно было девать свою ношу, чтобы прикурить. Легкоступов с тоской посмотрел на сумку, на пачку сигарет, которая уже промокла от дождя, и с какой-то тупой покорностью спрятал ее обратно в карман.

– Ладно, как хотите, а вам я врать не могу, Лев Иванович! – вдруг проникновенно сказал он. – За горло он меня взял, понимаете? За глотку!

– Это ты о ком? – спросил Гуров, начиная догадываться.

Легкоступов подозрительно огляделся, будто ожидал, что из-за пелены дождя вот-вот появится тот, кто взял его за глотку, и, приблизив лицо, с жаром прошептал:

– Заварзин у меня прячется, Лев Иванович! Каюсь и рву на себе волосы! Но если вы мне не поможете – я погиб! Окончательно и бесповоротно погиб!

– Ну, конечно же, помогу, – сердито сказал Гуров. – Никто не допустит твоей гибели. Надо было сразу сообщить обо всем…

– Вы не понимаете! – страстно прошептал Легкоступов. – К великому сожалению, я этому монстру обязан всем – свободой, жизнью, всем!

– Что за чепуха! – сказал Гуров. – С какой это стати ты ему обязан?

– Вам скажу, – смиренно произнес Легкоступов. – Года три назад было у меня умопомрачение. Взял грех на душу. Взломал ночью киоск со спиртным – в беспамятстве был, понимаете? Напился вдрызг! Ну и повязали меня, конечно. Проснулся уже на нарах, а сам ничегошеньки не помню – как взломал, как меня взяли… Белое пятно! Хозяин киоска разорвать меня хотел. Я ведь не только его ограбил – я ему там, извините, помочился… Не в себе был, что поделаешь! Но ведь у нас как – состояние опьянения считается отягчающим. Так что светил мне срок, Лев Иванович. А какой из меня зэк – с моим-то здоровьем? Это когда-то Легкоступов запросто по утрам пятьдесят отжиманий делал…