Два завоевателя - Мэрион Брэдли

Бард стоял, невольно моргая от изумления. Наказание было обидно несправедливым! Ясно, что место при дворе ему не сохранить, ничего другого и ждать было нельзя. На год его в любом случае отправили бы в изгнание. Ладно, пусть три года, если у короля в этот день было плохое настроение. Бард был уверен, что и это наказание в какой-то мере было бы условным — в случае начала большой войны Одрин непременно вызвал бы его из ссылки. Не из изгнания, а из ссылки!.. Он был бы прощен, восстановлен в правах. Но семь лет изгнания!..

— Это слишком жестоко, ваи дом, — попытался было возразить юноша, стоя на коленях перед королем. — Я не жалел сил, служа вам, а ведь я еще очень молод. Разве я заслужил столь суровое наказание?

Лицо Одрина оставалось неподвижным, словно камень.

— Если твои годы позволяют тебе встать в один ряд со взрослыми мужчинами, то кроме почестей ты должен принимать и наказание. Так что нечего ссылаться на возраст. Некоторые из моих советников будут упрекать меня за излишнюю мягкость и недальновидность. По совокупности твоих прегрешений тебя вполне можно предать смерти. Я пустил в дом ласкового щенка, он обернулся волком, который только и ждет момента, чтобы вцепиться в горло. Отныне объявляю тебя врагом. Ты вне закона. Я изгоняю тебя — до захода солнца ты должен покинуть дворец и в течение трех дней — границы королевства. Я люблю твоего отца и только ради него сохраняю тебе жизнь — не хочу марать руки в крови родственника. Но не медли, если спустя три дня ты все еще будешь в пределах Астуриаса, тебя убьют как дикого зверя. И не появляйся здесь в течение семи лет.

— Тиран, ты не увидишь меня не только в течение семи, но семижды семи лет! — воскликнул Бард, вскочив на ноги. Он сорвал красный шнурок и швырнул его к подножию трона. — Боги свидетели: мы встретимся в сражении, и пусть тогда вас, сир, охраняет ваш сын и его верные лизоблюды. Вы говорите о нарушении законов? Какой закон важнее обязанностей жены по отношению к мужу? А вы нарушили его! — Он повернулся и решительно направился туда, где в толпе женщин стояла Карлина. — Что скажешь ты, моя жена? Надеюсь, теперь ты наконец проявишь уважение к закону и последуешь за мной в изгнание, как и подобает верной жене?

Она подняла глаза и ответила тихо и решительно:

— Нет, Бард, не последую. Объявленный вне закона не сможет защитить свою жену. Я покорилась воле отца и обручилась с тобой. Еще тогда я умоляла его избавить меня от этой обязанности, теперь я рада, что он изменил свое решение. Ты знаешь почему.

— Я помню, ты сказала, что сможешь когда-нибудь полюбить меня.

— Нет, — оборвала его Карлина, — призываю Аварру в свидетели — я надеялась, что, возможно, когда я стану постарше, а ты помудрее, если богиня будет милосердна к нам, то может наступить день, когда мы полюбим друг друга, как то и должно быть между женатыми людьми. Скажу искренне — я надеялась и хотела, чтобы так и случилось, но, как видишь, небо было против. Теперь я в этом твердо уверена. Было время, когда я любила в тебе сводного брата и друга, но ты сам все разрушил. Собственными руками…

Лицо Барда исказила гримаса ярости.

— Значит, ты ничем не лучше всех прочих женщин. Ты — сука! А я еще считал, что ты способна понять…

— Нет, Бард, я… — Карлина прижала руки к груди, попыталась объяснить, однако король прервал ее:

— Все, хватит, девочка! Можешь считать, что ты не давала ему никакого слова. С этой минуты он тебе никто! Бард мак Фиана, — обратился он к племяннику, — даю тебе три дня, после их истечения за тобой будут охотиться как за диким зверем. Ни мужчина, ни женщина, ни старик, ни ребенок не имеют права предоставить тебе убежище, дать кусок хлеба, глоток воды. Если тебя поймают в наших границах, ты будешь убит как враг и тело твое будет брошено зверям на съедение. Ступай.

Обычай требовал, чтобы после оглашения приговора преступник преклонил колени перед королем. Это означало, что объявленный вне закона покоряется судьбе. Вероятно, если бы король Одрин подверг Барда обычному наказанию, тот так бы и поступил, однако Бард был молод, безрассуден, гнев ослепил его.

— Да, я уйду, — хрипло выговорил он. — Теперь это называется справедливый суд. Вы назвали меня волком — что ж, с этого дня я стану волком. Пусть теперь ваше благоволение ляжет на плечи этих двоих, которых вы предпочли мне. Что касается Карлины… — Он взглянул в ее сторону, и девушка съежилась от страха. — Клянусь, что она будет моей. Придет день! По ее воле или против ее воли — мне все равно. В том я, Бард мак Фиана, даю клятву. Я — Волк!..

Он повернулся и вышел из зала. Огромные створки ворот медленно закрылись за ним.

6

— Куда ты теперь направляешься? — спросил сына дом Рафаэль ди Астуриен. — Как ты представляешь свое будущее, Бард? Каковы твои планы? Ты же еще юнец, ты не понимаешь, что значит остаться без родины, без собственного дома, да еще быть объявленным вне закона. Властелин света! Какое легкомыслие! Какой позор!..

Бард тряхнул головой:

— Что сделано, то сделано, отец! Слезами теперь не поможешь. На меня какое-то помешательство нашло. Твой брат и мой так называемый король наглядно продемонстрировал, что значит справедливость и милосердие. И за что меня наказали? За ссору, которой я вовсе не хотел. Я сделал то, что и должен был сделать, — повернуться спиной ко двору Одрина ди Астуриена и поискать удачу на чужой стороне.

Они разговаривали в комнате, которая была отведена Барду в тот самый день, когда он маленьким мальчиком впервые появился в замке. Здесь он рос, и, даже когда его отправили к Одрину, дом Рафаэль по доброте душевной или из сентиментальности сохранил комнату за старшим сыном. С первого взгляда было видно, что в этом помещении живет мальчишка, а не мужчина, — Бард вздохнул, оглядываясь, — мало, что можно было взять с собой в изгнание.

— Послушай, отец, — он положил руку на плечо дома Рафаэля, — не надо так убиваться. Даже если король проявил бы снисходительность и ограничился высылкой из дворца, я бы все равно здесь не остался. Леди Джерана любит меня еще меньше, чем прежде. Она и теперь едва скрывает радость, что меня изгнали из королевства. Так и сияет… — Бард неожиданно злобно оскалился. — Она все никак не может успокоиться; все трясется, как бы я не прихватил наследство Аларика. Впрочем, так же решил и король… Скорее всего по наущению Белтрана — уж тот, наверное, успел нашептать ему на ухо. Отец, ты-то не держи подобных мыслей. Что по закону принадлежит Аларику, то его. Да, в прежние дни случалось, что старший сын присваивал долю младшего. Но это не для меня!

Дом Рафаэль ди Астуриен долго и серьезно разглядывал старшего сына. Бард был высок, строен, однако отец тоже был еще вполне крепкий мужчина, широкоплечий, с мощной мускулатурой. Ему еще рано на покой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});