Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Американский взгляд на «Морозко»
В интернете в одно время были популярны видео, в которых иностранцев знакомили с русскими фильмами, музыкой, кухней и т. д. Реакция носителя другой культуры на привычные нам вещи порой была неожиданной. К сожалению, подобных роликов со сказками в Сети не встретить (и приходила ли вообще кому-то такая идея снимать их?). Однако современные лингвисты провели подобные исследования и обнаружили, что, например, у американцев «Морозко» вызывает негодование и даже возмущение: «Что поучительного в девочке-сиротке, которая зачем-то врёт Морозу, что ей тепло, когда она замерзает от холода? И почему наказана мачехина дочка, которая кричит «холодно! Остановись!»?[412] «Сюжет противоречит уставу «американского монастыря», где царствует Его Величество Здравый Смысл (чтобы не сказать прагматизм)»,[413] – заключают исследователи.
Для русского же человека эта сказка значит много. В ней и ценность доброты и уважения к людям, и пагубность всепоглощающей родительской любви (мачеха в прямом смысле убивает родное дитя слепой заботой!). Не забывает народная мудрость напомнить и о важности труда, который «воспитывает в человеке человека». Словом, и дети, и взрослые могут извлечь для себя ценный урок из этой сказки.
Интересно, а что сказали бы о «Морозко» другие народы: китайцы, испанцы, немцы, французы, мексиканцы, индийцы, африканцы?..
Почему Морозко испытывает девушек?
Потому что он – Баба-яга… В дореволюционной России Морозко не дарил ребятишкам на Новый год подарков. А те, в свою очередь, не вставали на стульчик и не декламировали ему задорных стишков. Добрым этого персонажа сделали в 1937 году, когда в Колонном зале Дома Союзов в Москве прошла первая новогодняя ёлка. Дети хором звали Дедушку Мороза, и к ним явился старик с румяным лицом и красным носом. Он раздавал подарки из большого мешка, руководил торжеством и иногда стучал посохом.
В свою очередь Морозко из славянского фольклора – персонаж суровый, совсем далёкий от современного новогоднего Дедушки. Народ видел в нём воплощение природных стихий, поэтому его уважали, но опасались; им пугали детей. А чтобы лишний раз не прогневить старика, его всячески задабривали. Например, на Святки или на Пасху угощали кутьёй с блинами и вежливо просили «летом не приходить», «всходов не губить», «телят не морозить». Обращались к Морозу со всем почтением: «Мороз Васильевич» или «Морозе-морозенько».[414] Вместе с тем в этом существе крестьяне видели приходящего в Сочельник[415] Деда – умершего родителя, предка.[416]
Как ёлочный персонаж Дед Мороз зародился в нашей культуре среди горожан во второй половине XIX века. Конечно, не без участия европейских традиций и книг. Русские крестьяне о нём и слыхом не слыхивали: он был героем рождественских вечеров в домах просвещённых слоёв общества. Любопытно, что на тот момент у этого дедушки даже имени определённого не было. Его звали то «старый Рупхерт» (под влиянием немецкой рождественской традиции), то «Ёлкич», то «рождественский дед», то «святочный старик». В борьбе за имя победил все-таки Дед Мороз.[417] Видимо, потому, что был близок «славянскому духу»…
Выходит, персонаж современных новогодних праздников позаимствовал у фольклорного Мороза только его имя. Это совершенно разные деды, и происхождение у них разное.
Важно! Мороз не был языческим божеством. Русские крестьяне никогда о таком не слышали. Эта версия была выдумана большевиками в 20-х годах, когда стали запрещать «буржуйскую» ёлку. В борьбе с религиозными предрассудками царского режима новогоднего дедушку окрестили языческим божеством, «духом ёлки», которому славяне приносили жертвы и развешивали их на ветвях деревьев. И вот будто бы в память об этом ёлку стали украшать игрушками, а под пушистые её ветки ставить фигурку некогда кровожадного божества.[418]
Так что же получается, Морозко из сказок – это не новогодний Дед Мороз, но Баба-яга. И вот почему: из сказки в сказку эти герои выполняют одну и ту же роль – проводят обряд посвящения. И на то у них есть ряд причин. Оба общаются с миром духов: Яга – хранительница входа в Тридевятое царство, Мороз – дух предка, приходящий на Святки. Оба связаны с холодным временем года: Ягу считали воплощением зимних бурь.[419] Говорили, что у неё есть прут, которым она каменит всё живое, – а это символ зимы: к чему ни прикоснётся дух холода, всё становится костяным да каменным. Может быть, поэтому у Яги одна нога костяная? Южные славяне вообще зиму называли Бабой Ягой. В одной словенской песне поётся: «Бабу Ягу прогоняем, /Весну рассыпаем![420]
Картина приобретает ещё больше ясности, если нашего «Морозко» сравнить с немецкой «Госпожой Метелицей», где в роли распорядителя обряда выступает фрау Холле.[421] Время года Холле – зима. Она одна из главных героев рождественских праздников. О том, что Холле вовсе не милая старушка, как рисуют её иллюстраторы детских книжек, а страшная ведьма, свидетельствует сама сказка: «У старухи зубы большие-пребольшие…», настолько огромные, что несчастная падчерица от страху «задумала бежать». В этом примере налицо мотив людоедства. Сказка напрямую не говорит, что Метелица испытывает девочку холодом. Однако, работая в доме старухи, героиня должна была каждый день взбивать перину: ведь когда от перины летели перья, тогда на белом свете шёл снег.
За хорошую работу Холле одаривает девушку богатым приданым. Точно так же поступают в наших сказках Морозко и Баба-яга. Поэтому эти сказочные герои – одно лицо.
«Дочь и падчерица», Или зачем девушки с медведем в жмурки играли
Сказка «Дочь и падчерица» очень похожа на «Морозко», только в ней в роли распорядителя обряда выступает медведь – тотемный зверь. Старик по указу сварливой бабы вывозит дочь в лесную землянку.[422] Землянка, как и открытое лесное пространство, является признаком архаического сюжета: такие жилища предшествовали постройкам, сооружённым над землёй. Девочка остаётся там одна. Приходит ночь, она зажигает лучину и садится прясть – выполнять обрядовое задание. Потом она варит кашу – поминальное блюдо – и угощает ею мышку, пришедшую к ней
- Большая книга корейских монстров. От девятихвостой лисицы Кумихо до феникса Понхван - Ко Сон Бэ - Изобразительное искусство, фотография / Культурология
- Театр эллинского искусства - Александр Викторович Степанов - Прочее / Культурология / Мифы. Легенды. Эпос
- Беспозвоночные в мифологии, фольклоре и искусстве - Ольга Иванова-Казас - Культурология
- Песни ни о чем? Российская поп-музыка на рубеже эпох. 1980–1990-е - Дарья Журкова - Культурология / Прочее / Публицистика
- Свет и камень. Очерки о писательстве и реалиях издательского дела - Т. Э. Уотсон - Литературоведение / Руководства
- Куль хлеба и его похождения - Сергей Максимов - Культурология
- Деревенские святцы - Иван Полуянов - Культурология
- Быт и нравы царской России - В. Анишкин - Культурология
- Кризисы в истории цивилизации. Вчера, сегодня и всегда - Александр Никонов - Культурология
- Романы Ильфа и Петрова - Юрий Константинович Щеглов - Культурология / Литературоведение