Кровь, слава и любовь - Жюльетта Бенцони

Душевным силам когда-то наступает предел. Жизнь Франсуазы была ужасна: ее били, ее презирали. Она решилась сбежать и просить покровительства в монастыре. Там она надеялась прийти в себя после всех перенесенных мук. Тем более что две ее сестры постриглись в монахини. Одна была настоятельницей в парижском аббатстве О-Буа. Другая – на севере страны, в Дуллане. Но Дуллан был расположен слишком близко к Аррасу. Потому молодая женщина и решила отправиться в Париж, надеясь оказаться в безопасности за крепкими стенами аббатства.

Наконец ей улыбнулась удача. Госпоже де Сенгли пришлось отправиться в Мондеже, ленное владение Шулембергов, чтобы присутствовать на судебном процессе, заменяя своего брата. Сам губернатор тоже отсутствовал: он отбыл в Амьен, рассчитывая продать там принадлежащие жене земли, а на вырученные деньги купить в подарок Анне де Суастр роскошное ожерелье. Франсуаза и решила воспользоваться моментом относительного одиночества.

Однажды на рассвете, переодевшись служанкой, она вышла из особняка губернатора Арраса, делая вид, что направляется на рынок. Швейцар не узнал свою госпожу – в простой одежде, в чепчике, с корзиной в руке. Впрочем, день только-только занимался, швейцар, собственно, еще не совсем проснулся. Едва завернув за угол, Франсуаза припустилась бежать, счастливая уже оттого, что вдыхает воздух свободы. Вскоре из города уходила почтовая карета, и губернаторша Арраса заняла в ней место среди крестьян и мелких торговцев. Многоместный экипаж покатил по большой дороге, ведущей в Париж. Несколько дней спустя в объятия аббатисы, в миру Мари де Форсевиль, упала истощенная рыдающая женщина, в которой монахиня с большим трудом узнала свою сестру.

– Здесь тебе нечего бояться, Франсуаза, – утешала монахиня свою несчастную сестру, – но ведь нужно уберечь ваше состояние от притязаний этого изверга. Магистрат Шатле может произвести раздел имущества.

– А судьи имеют на это право?

– Разумеется. Нужно только подать прошение.

И действительно, судьи Шатле приняли решение о разделе имущества, которое приравнивалось к разводу. Это вызвало у воинственного супруга Франсуазы приступ настоящего бешенства. Король только что жалованной грамотой от 26 июня 1658 года назначил его маршалом Франции, и он полагал, что теперь уж ему все дозволено. Он вызвал к себе графа д'Апремона, одного из своих адъютантов.

– Возьмите пятьсот человек из моих войск, – приказал он графу, – и отправляйтесь в Париж. Силой или по доброй воле вам надо будет забрать из аббатства О-Буа мою жену и привезти ее сюда.

– Но, господин, брать приступом монастырь? Вы полагаете, это возможно?

– Полагаю, что да, сударь. Монастырь не должен служить убежищем для строптивых, не поддающихся увещеваниям жен! Если аббатиса вернет вам мою жену добровольно, вы будете с ней предельно любезны. В противном случае…

Концом фразы послужил жест, достаточно выразительный для того, чтобы обойтись без слов. Граф д'Апремон, поставленный в весьма затруднительное положение, отправился в Париж. Всю дорогу его одолевали сомнения. Конечно, маршал, по-видимому, в чести у Его Величества. Но, с другой стороны, король очень щепетилен в отношении монастырей! Не зная, какому святому молиться о разрешении столь сложной проблемы, д'Апремон решил просто-напросто тайком предупредить Франсуазу о своем приближении. Тогда у нее хватит времени сбежать до подхода отряда. Таким образом можно будет избежать штурма, а значит, и гнева короля. Спокойно вернувшись в Аррас, граф доложит маршалу, что жена его улизнула.

Узнав об опасности, которая ей угрожает, Франсуаза ни минуты не колебалась. Разумеется, надо бежать! Но куда?

– Наша кузина, госпожа дю Амаль с радостью примет вас, – сказала сестре аббатиса. – В Брюсселе вы окажетесь в безопасности.

Совет был добрым, и, когда д'Апремон со своими драгунами постучался, правда, довольно тихо, в запертые двери аббатства, маршальша выскользнула через другую дверь и двинулась по фламандской дороге с максимальной скоростью, на какую только способна почтовая карета.

К несчастью для Франсуазы, решение суда о восстановлении ее в правах на имущество требовало выполнения разных формальностей. После трех месяцев спокойного пребывания в гостях у госпожи дю Амаль ей пришлось оставить Брюссель и вернуться в Париж. Необходимо было лично подписать какую-то нотариальную доверенность. Беглянка даже не догадывалась, что это была ловушка, подстроенная ее супругом. Она надеялась, что никто не узнает о ее пребывании в столице. Для большей безопасности Франсуаза решила остановиться у государственного советника дю Бретеля, одного из своих родственников, справедливо полагая, что в доме столь почтенного человека с ней не может случиться ничего плохого.

Но человек полагает, а бог располагает… Спустя три дня после ее появления в Париже, рано утром, целая армия из всадников и пехотинцев из полка Шулемберга взяла штурмом особняк советника. Несчастную Франсуазу вытащили из постели и – босую, в ночной сорочке, не позволив даже накинуть плащ, – бросили в карету, наглухо закрытую со всех сторон. Тюрьма на колесах взяла с места в карьер и во весь дух покатила по дороге…

Обессилевшая от тряски на ухабистой дороге, дрожащая от холода, потому что оказалась полуголой морозным ноябрьским утром, Франсуаза сжалась в комочек в глубине кареты, чувствуя, как мало-помалу ею овладевает ужас. Ведь на этот раз ничто уже не способно помочь молодой женщине вырваться из лап ее палача. Уверенность в этом росла с каждой минутой. Между тем еще никогда ей так не хотелось жить! Свобода, которой она наслаждалась в течение нескольких месяцев, вернула ей вкус к существованию на этом свете. Она поняла, что еще молода, поняла, что ни за что не хочет умирать. Некоторые фламандские вельможи не скрывали интереса к красивой гостье мадам дю Амаль. Желание любить и быть любимой вновь возродилось в душе Франсуазы.

Вдруг приподнялась одна из кожаных занавесок, плотно закрывавших окна, в карету просунулась бородатая физиономия. Франсуаза взмолилась:

– Ради бога, месье, мне кажется, я умираю… Прикажите остановиться, хотя бы для того, чтобы дать мне стакан вина…

– А какая разница – привезу я вас живой или мертвой, красавица моя? – Негодяй расхохотался. – Ну и помирайте, если вам так угодно, нам велено скакать без остановок!

– Но я же не могу и дальше ехать вот так: в ночной сорочке, босиком! Разве в таком виде должна предстать перед людьми жена губернатора Арраса?

Бородач не удостоил ее ответом. Занавеска вновь опустилась. Франсуаза, стуча зубами от холода, умоляла господа сжалиться над ней. Карета вдруг остановилась. Открылась, нет, скорее чуть приоткрылась дверца. Кто-то швырнул в карету ворох тряпья и сухой хлеб, и экипаж сразу же снова начал свой бешеный бег.