Мальчик и его собака перед концом света - Чарли А. Флетчер

неприятности случаются даже с терьерами. Половину ночи я провел в мыслях об этих неприятностях.

Я проснулся до рассвета и ждал, когда темное небо за окном начнет сереть, но первые проблески света принесли лишь короткий и депрессивный дождь, но не Джипа.

Физически я чувствовал себя сильнее, но еще никогда я не был так подавлен. Мне было так грустно и тревожно, что мысли путались так же, как от лихорадки. Когда дождь закончился, я сел на крыльце дома и слушал, как вода стекает с деревьев и мрачно стучит об окна. Я старался рассуждать трезво и практично. Я не знаю, правильно ли поступил, но я решил поискать Джипа еще один день — и потом продолжить путь.

В глубине души я понимал, что прождал бы его вечность, если бы действительно верил, что он вернется. Но я кружил не только вокруг леса и дома, печальная правда терзала меня: Джип никогда бы не ушел. Это противоречило его характеру, и хотя он мог охотиться всю ночь, он бы обязательно вернулся. И все же я несколько часов бродил по лесу, заглядывал в кроличьи норы и прислушивался на случай, если Джип попал в туннель, из которого нельзя выбраться. Я видел, какие норы он выкапывал в песке на островах, решив, что в конце прячется кролик, — по десять футов, а то и больше.

Осмотрев очередную нору, я поднял голову и увидел барсуков. Два зверя смотрели на меня из кустов крапивы. У них были легко узнаваемые белые морды с двумя широкими черными полосками, уходящими за уши. Впервые я увидел барсука в книге о крысе и кроте, которые отправились в далекое путешествие. Тот барсук был мудрым, закаленным и суровым, а еще хорошим другом, который всегда придет на помощь. Я не знал, были ли эти барсуки мудрыми, но они выглядели достаточно закаленными и суровыми. Несмотря на недружелюбный вид, их не особенно встревожило внезапное появление человека. А еще они оказались крупнее, чем я думал. Такие, как они, вполне могли дать сдачи терьеру вроде Джипа. Когда барсуки исчезли в траве, я подумал, не попал ли Джип в беду.

Я обнаружил труп в тот момент, когда решил бросить поиски. Я почти пропустил его, но краем глаза заметил мех и коричневую лапу под серо-зеленым стволом бука. Или, возможно, мне в глаза бросились геометрически ровные кости грудной клетки среди хаоса зелени. Я машинально повернул голову, чтобы посмотреть, что я почти пропустил. Мой желудок перевернулся, и в горле образовался комок.

Я долго стоял на месте, а потом понял, что ноги сами ведут меня к дереву, как бы я ни сопротивлялся.

Джип был не просто собакой: он был моим другом, моей семьей, моим братом.

Он точно не был этим свежим трупом лисы, лежавшей под деревом.

Облегчение было таким сильным, что у меня подкосились ноги, и я больно ударился о жесткий ковер из веток и шишек. Я ловил ртом воздух, словно давно не дышал. Возможно, так и произошло. С раннего детства, с тех пор как Джой исчезла под высокой скалой на острове, я всегда гордился тем, что не плакал в трудные минуты. Вряд ли я плакал теперь, но, возможно, со стороны мои судорожные всхлипывания были похожи на рыдания.

Я провел еще одну ночь в кирпичном доме, который возненавидел, потому что именно здесь я потерял свою вторую собаку. Я уселся на спальный мешок и стал читать книгу о деревьях в свете огня камина. Так я узнал, что нашел труп лисы под буком, а еще то, что маленькие буковые орехи в колючей кожуре можно есть. Больше ничего хорошего в тот вечер не произошло. Я снова плохо спал. Дул ветер, и деревья, медленно сдавливающие дом со всех сторон, шуршали и царапали окна. В ту ночь мне снились ходячие деревья и триффиды — существа из книги[9] о конце света, который отличался от того, что произошло в нашем мире. Твой мир погиб не из-за метеоритов, которые ослепили всех, и не из-за растений-убийц. Однажды Фёрг поделился теорией, которую услышал от Льюисменов: твои люди чем-то опрыскали растения, это вещество попало в тела людей, распространилось по миру и сделало всех бесплодными. Но мне эта теория кажется такой же фантастической, как и история о триффидах. Или кракенах. Это еще одна странная книга того же автора[10]. Возможно, если бы я ночевал на берегу моря, мне бы снились кракены. Но я ушел вглубь суши и давно не видел моря. Как мое тело болело от лихорадки, так и душа страдала из-за тоски по морю. Теперь мне кажется, что мой разум лихорадило от всего нового — не только мостов, церквей, башен и деревьев, но и огромных, безжалостных масштабов мира, в котором когда-то жили люди. Осознание этих размеров сдавливало мою голову, словно столярные тиски в мастерской папы.

Покинув кирпичный дом, я сделал кое-что плохое. Даже теперь мне стыдно, хотя я не знаю почему. Зато точно знаю, почему я это сделал. Я пожалел о своем поступке, когда обернулся и увидел столб черного дыма в воздухе. Но было слишком поздно. Я прошел четыре камешка, не оборачиваясь, потому что покидать место, в котором Джип был и мог однажды вернуться, было так сложно, что я боялся сломаться и побежать обратно, чтобы ждать его вечность. Перед уходом я разломал комод, поджег деревяшки и разложил их по комнате. Вылезая через окно в последний раз, я слышал, как пламя гудит сквозь потолок над моей головой.

Это была кремация. Погребальный костер. Похороны викингов. Конец. Прощальный сигнал в небе для оставшегося мира, чтобы почтить память собаки, а затем исчезнуть на ветру. Вот о чем я думал, когда шел к перевалу в холмах. Разумеется, я не плакал. Я понял всю низость своего поступка, лишь когда остановился и обернулся. Я возненавидел дом за то, что в нем произошло, но не подумал, что он приютил меня в тяжелое время. Я сжег его и дома зверей, которые жили в его стенах и под полами, гнезда птиц под крышей. Сжег теснившиеся деревья. Деревья, которые просто росли и не сделали ничего плохого. В том доме со мной приключилась беда, но винить его в этом было так же глупо, как ругать дождь за то, что он пошел. Это я поступил подло по отношению к дому. Я шел прочь, злясь на самого себя. Неприятное чувство, будто я навлек на себя