Остров - Бьёрнсдоттир Сигридур Хагалин

— Нет, ничего, — отвечает мужчина. — Оставь нас в покое.

Уже почти спустившись, Маргрет слышит, как открывается дверь, и до нее доносится голос Торни:

— Постой, для тебя кое-что есть.

Маргрет бежит наверх, перескакивая через две ступеньки; на лестничной клетке стоит пожилая женщина в заляпанном банном халате и тапочках и дрожащей рукой протягивает скрипку.

— Тут тебя искал мужчина. Сказал, что это скрипка твоей мамы. Извини, я в последнее время все забываю. — Она с опаской смотрит на парня в дверном проеме, затем гладит Маргрет по руке. — Правильнее отдать ее тебе. Твоя мама ко мне всегда хорошо относилась, пока не уехала. Хотя и была иностранкой, — добавляет она, закрывая двери.

Маргрет подносит скрипку к лицу и вдыхает пыль и древесную смолу, слабый аромат Марии. Весточка от мамы. Когда-то Мария пыталась научить ее играть, но Маргрет это быстро надоело, ведь скрипка ей в жизни не пригодится.

В тяжелом раздумье она спускается по лестнице, пытаясь понять, что хотела сообщить мать, останавливается, подносит скрипку к уху и трясет ее. В ней что-то есть. Что-то легкое. Когда трясешь, раздается тихое царапанье.

Маргрет со страхом смотрит на рабочий инструмент своей матери, затем оглядывается вокруг и с силой бьет им по перилам. Инструмент с плачем ломается, из него вылетает сложенный листок бумаги. Она поднимает его с пола и разворачивает.

Это фрагмент карты. На обратной стороне несколько строк, написанных мелким почерком Марии.

ГОЛОДНЫЙ ДОМ

Ребята вернулись, их голоса серебряными колокольчиками звенят в тишине, моя хибара наполнилась жизнью. Они стоят внизу и смотрят на меня, я сажусь и внимательно разглядываю этих маленьких дикарей. Они настороже, упрямые, недоверчивые; лица, полные надежды. Что это за ужасный оборванец смотрит на них сверху? Да еще с ружьем. Их больше, но я старше, больше и сильнее.

Маргрет реагирует мгновенно. Ребята, познакомьтесь с Хьяльти. Он жил с моей мамой, это его дом. И он не будет в нас стрелять. Она решительно смотрит на меня, и я бормочу, нет, не буду, простите за ружье, я думал, это спасатели.

Маргрет продолжает. Это Йоханна, Джек, Нина, с Хрольвом ты уже встречался. Ребята работящие, многое умеют. И мы голодные.

Они забили ягненка.

Я ничего не могу на это сказать, лежу беспомощный в кровати и борюсь с болезнью, пока они гоняют овец, смеясь, как маленькие веселые лисы. Не Тира ли помогла им загнать в угол бедного черного барашка, а потом смотрела, как они тащат его, блеющего и брыкающегося, на двор и медленно лишают жизни тупым ножом. Он был красивым, и я, наверное, сохранил бы ему жизнь, чтобы использовать как производителя, но теперь поздно об этом думать, шанс протек в песок с кровью, которая капает из обрубка его шеи, образуя лужу во дворе.

Вранье, что дети не причиняют вреда. Они внимательно рассматривают труп, с интересом и смешками вскрывают тело и исследуют внутренности, вынимают кишки и прощупывают пальцами почки. Джек берет голову и, смеясь, бегает по двору, насадив ее на палку, Йоханна окунает пальцы в кровь и разрисовывает малышам лица, проводит линию от корней волос до кончика носа, две под глазами, себе красит губы и затем облизывается с усмешкой. Светлые, почти белые волосы запачканы кровью, дети все вымазались в крови, словно принимали участие в каком-то удивительном жертвоприношении.

Я вздыхаю и ковыляю вниз по лестнице, лучше мне самому проследить за разделкой несчастного животного. Мы подвешиваем крохотные окорочка на балку под потолком, а из остального варим суп, шкурку разрываем на кусочки, она явно ни на что не сгодится.

От блюда с мясом исходит аромат и поднимается пар; разделяя на волокна, усиленно жуем мясо, запивая бульоном из мятых алюминиевых кружек. Дети набрали мидий, корней одуванчиков и ложечницу, сварили с мясом, устроили пир.

— Это самая настоящая походная похлебка, — говорю я, робко дуя на свой суп, не помню, когда в последний раз ел на людях.

Мне кажется, они принимают меня за чудака с ракушками и водорослями в бороде, словно я хлебаю из рога и бормочу. Они не разговаривают за едой, только смотрят на меня и друг на друга, улыбаясь, хихикая, с застрявшими между зубами желтыми кусочками моллюсков.

Еще совсем недавно они ходили в школу, ели хлопья на завтрак, а по пятницам ужинали пиццей. Играли в футбол или занимались гимнастикой, по вечерам зависали на YouTube, летние каникулы проводили на даче или в Бенидорме. А сейчас, как лисы, крадутся по пустошам и оползням, питаясь всем, что попадется. Осиротелые, беспомощные, однако самым убогим каким-то образом оказался я, старик в доме у моря.

Я обвожу взглядом компанию, мы успокоились и больше не боимся друг друга. Как говорил Лейв, это всегда происходит, когда люди сидят вокруг кастрюли с горячим супом и делят еду, преломляют хлеб. Мозг вырабатывает окситоцин, тот же гормон, когда люди занимаются любовью или матери кормят детей грудью. Биологическая любовь. Любовь все прощает и все терпит, но, возможно, эта врачующая сила, которая нас связывает, — всего лишь гормон. Наука дает свой ответ, смеялся Лейв, а человек должен верить в то, что хочет.

Я делаю вторую попытку прервать тишину.

— Вам повезло, что вышли к Голодному дому. Здесь бесконечные бухты и фьорды, могли бы ходить все лето.

— У Мары была карта, — поясняет парнишка, которого они называют Джеком, он, видимо, с Филиппин.

— Где ты взяла карту?

Маргрет смотрит в тарелку.

— У мамы. Она была в скрипке.

— Можно посмотреть?

Она поднимает глаза, достает сложенный лист бумаги. Грязный, истрепанный и теплый. Она не сразу отдает его, это последняя ниточка, связывающая ее с Марией, последнее благословение матери. Но он выполнил свою миссию, она в конце пути.

Я аккуратно разворачиваю листок, это копия карты, маршрут нарисован шариковой ручкой, в обход населенных пунктов, по горам и пустошам, вниз к фьорду. Голодный дом обозначен смайликом. Именно там, где я и говорил Марии.

Смотрю на карту, затем на перепачканных в крови детей вокруг себя.

— Вы проделали такой путь. И что дальше? Что вы собираетесь делать? Здесь нет ничего для вас.

— Здесь нет их, — говорит она. — Здесь мы в безопасности. Здесь есть ты.

Рождественская драка в Smáralind

Десятки нарушителей спокойствия в тюрьме

РЕЙКЬЯВИК, 25 декабря. — Полиция и спасатели задержали около семидесяти человек, учинивших вчера беспорядки в торговом центре Smáralind. По меньшей мере четыре человека погибли, среди них пятилетний мальчик, и десятки получили ранения.

«Это теперь такой дух Рождества — вести себя как дикари?» — прокомментировал происшествие руководитель спасателей Синдри Снайр Халльдорссон по окончании операции.

Торговый центр с лета закрыт, но в последний месяц в нем иногда незаконно продавали продукты и другие товары первой необходимости. В новостях также сообщалось о том, что здесь ведут свою нелегальную деятельность торговцы наркотиками, нелегальные ростовщики, проститутки и попрошайки.

Беспорядки вспыхнули в сочельник, когда на площадь перед торговым центром пришли тысячи людей сделать покупки к Рождеству. Запасы у нелегальных торговцев быстро закончились, и оставшихся с пустыми руками покупателей охватила ярость.

«Это было большое разочарование, — сказал свидетель, пожелавший не называть свое имя. — Люди притащили разные ценности, чтобы обменять их на еду, и совершенно обезумели, когда она закончилась».

Свидетель сообщил, что сначала люди направили свой гнев на торговцев, которые быстро сбежали, но вскоре началась потасовка уже между обманутыми покупателями. Люди бились не на жизнь, а на смерть, некоторые пустили в ход ножи и дубинки.

Прибывшие на место полицейские и спасатели рассеяли толпу, окатив смутьянов водой. Синдри Снайр считает, что эти беспорядки никак не связаны с протестами против правительства.

«Операция прошла хорошо, — сообщил он. — Негодяи оказались за решеткой и получат заслуженные сроки».