Краски - Павел Ковезин

class="p1">Понятые? Понятые?! Где эти амбалы успели найти понятых?

По телу пробежала дрожь, мне захотелось закричать в тот момент, когда в эту тесную комнату вошёл мой родной отец. С высоко поднятой головой, поправляя галстук на своём чёрном костюме, он появился, как актёр театра, чётко выполняющий поставленную роль. Рядом с ним был его друг, я видела его пару раз в нашем доме – высокий кучерявый парень, с веснушками, в футболке с изображением Дарта Вейдера и длинных шортах – он был самым плохо играющим актёром этого спектакля. Интересно, сколько отец ему заплатил?

– Понятые, – уставился на моего отца один из нападавших, – в результате обыска у подозреваемых был обнаружен пакет, предположительно, с наркотическими средствами.

– Просто не верится, – наигранно ответил отец, искоса взглянув на меня.

– Уводите его, – приказал мужчина и двое скрутили Леона и вывели его из комнаты.

Человек, оставшийся в комнате, заправил пистолет за пояс и переглянулся с моим отцом.

– А ты пойдешь с нами, – строго сказал он.

Я смотрела, не понимая, что происходит, не зная, что ему ответить. Поняв, что я никуда не собираюсь идти, отец посмотрел на своего цепного пса и кивнул. Последнее, что я запомнила – как этот человек бросается на кровать и прикладывает к моему лицу дурно пахнущую тряпку.

Проснулась я от ослепительно белого света. Очень хотелось пить. Голова кружилась, предметы двоились перед глазами. В голове мелькали вспышки воспоминаний. Я знала, что отряд вооруженных людей в квартире Леона был неспроста. Видимо, отец выследил меня. Конечно, не сам, при помощи своих людей. Выследил и одним щелчком пальца уничтожил всё, что мне дорого. Окончательно проснувшись, я поняла, что лежу на больничной койке. Но… что произошло? Хлороформ или что бы то ни было на той тряпке не могло довести меня до больницы. Ведь так?

На мне была лишь длинная пижама, достающая до колен. Превозмогая дикую усталость, я поднялась с кровати и, едва держась на ногах, дошла до входной двери.

По коридору больницы ходил персонал, не обращая на меня ни малейшего внимания. Как я сюда попала? И что будет, если я сбегу прямо сейчас – в этой белой пижаме?

Вскоре я увидела знакомую фигуру, появившуюся из-за угла. С бутылкой воды в руках, в костюме, на который был накинут медицинский халат, на меня шёл отец.

– Ты… – сказала я, двинувшись в его сторону.

Мне хотелось накинуться и разорвать его на части.

– Лейла, – по-отечески улыбнулся он, – ты проснулась. Тебе нельзя пока вставать. Отдыхай.

Он подошёл и попытался меня обнять, но я отстранилась, сверля его взглядом.

– Что происходит?!

– Всё хорошо, – сказал он, протягивая руки для объятий, – всё хорошо, ты просто немного перенервничала.

– Перенервничала?! – крикнула я, привлекая внимание персонала.

– Ты посадил Леона и Отто?!

– Посадил? – отец засмеялся таким доброжелательным смехом, каким мог смеяться Санта-Клаус на детском утреннике. – Деточка, ты многого не знаешь. Отдохни.

– Где Леон?!

Улыбка пропала с его лица, он наклонился и тихо произнёс:

– Ты его больше не увидишь. Никогда. Понятно?

На глаза начали наворачиваться слёзы.

– Что… что ты с ним сделал?! – я рванулась вперёд и схватила его за воротник рубашки.

– Успокойся, – отец схватил меня за запястья, – успокойся и пройди в палату, если не хочешь, чтобы тебя перевели в психиатрическое отделение.

С этими словами он молча прошёл со мной и сел на край кровати.

– Пока ты не расскажешь мне, что случилось… – я закрыла дверь и встала возле отца, смотря на него сверху вниз, – я…

– Сядь.

Я села на кровать напротив.

– Тебе больше не придётся об этом волноваться, – спокойно сказал он, – теперь у тебя осталась только одна проблема – учеба, юридический и счастливое будущее.

– А ребёнка моего ты будешь воспитывать?! – крикнула я.

Отец сделал короткую паузу, а после тяжело вздохнул.

– Говорю же, у тебя осталась только одна проблема. Нет больше никакого ребёнка.

– Что…

– Если ты так уверена, что я могу купить полицию, – тихо сказал он, – то почему ты думаешь, что я не могу купить врачей?

– Нет…

– Грустная история о том, как моя единственная несовершеннолетняя дочка залетела от насильника, пара тысяч евро и пара сфабрикованных подписей – и любой врач сделает аборт под общим наркозом за несколько минут, – улыбнулся отец, довольный собой.

В горле встал ком. Я не могла поверить, что он действительно сделал это. Нет. Он не мог. Это же живое существо. Это преступление. Подняв взгляд на отца, я лишний раз убедилась, что для него нет такого понятия, как «мораль», нет разделения на «хорошо» и «плохо». Есть лишь «надо» и «ты должна».

– Отдохни ещё пару часиков. Приди в себя. Потом сядем и спокойно поговорим.

– Я не буду с тобой разговаривать, – едва слышно сказала я, словно обиженный ребёнок.

– Что?

Я взяла себя в руки и выдавила из последних сил.

– Пошёл ты в жопу, – сказала я, заливаясь слезами и сжимая простыни в кулаках.

– Лейла, я сейчас пропустил это мимо ушей, только потому что ты…

Договорить ему не дал врезавшийся в челюсть кулак. Очки слетели с его переносицы, отец завалился на койку. Не думала, что когда-нибудь сделаю это. На мгновенье я почувствовала себя суперменом. Не дожидаясь его реакции, я выскочила из палаты. Игнорируя его крики, персонал больницы и охрану, я буквально долетела до выхода и побежала по улице, не разбирая дороги.

***

Последний раз, когда я видела отца – когда собирала вещи, чтобы раз и навсегда уехать из дома. В этом городе меня больше не держало ничего – ни мать, которая пыталась меня остановить, ни Леон, которого я, как ни пыталась, не нашла. Не нашла ни в тюрьмах, ни в больницах, ни в моргах. Мне не хотелось даже думать о том, что отец убил его. Убил, как моего не родившегося ребёнка. Если его так задело, что я переспала с человеком, которого искренне любила, то теперь он может не беспокоиться – я пересплю с любым, кто только намекнёт на это. Я буду трахаться сколько хочу и с кем хочу. Я уеду из этого проклятого дома и стану, наконец, вольна делать то, что пожелаю.

Тогда это были лишь эмоции. Я не думала, что мне действительно так повезёт, что, переехав в Берлин, я стану проституткой. Хотела бы я увидеть глаза отца, когда последний раз позвонила домой, чтобы сообщить эту радостную новость. Кажется, даже через трубку я почувствовала его ненависть. Но, не дожидаясь взрыва, положила трубку, оставив его наедине со своими мыслями.

Подходя к дому Рут, я не переставала нервничать. Её крысёныш, казалось, переживал вместе со мной. Я понимала Рут, понимала, каково это – жить с обезумевшим отцом и вечно всё игнорирующей матерью. Это была ещё одна из причин, по которым я так сильно к ней привязалась.

В свете фонарей на крыльце, ещё издалека я увидела две фигуры, стоящие возле двери. Одна чуть повыше, мужская. Вторая, судя по волосам и росту, принадлежала девушке. В руках она держала что-то круглое. У них гости? Я заметила, как они врываются в дом. Кто это может… Нет…

Схватив покрепче коробку, я рванулась вперёд, пытаясь предотвратить неминуемую трагедию. Когда добежала до крыльца, я увидела, как из открытого проема двери вылетел человек. Из груди у него торчала рукоятка ножа, вокруг которой было огромное кровавое пятно. Не ориентируясь в пространстве, человек споткнулся на ступеньках и с криком полетел вниз, упав прямиком на нож. Я смотрела на лежащее тело и догадывалась, что передо мной лежит отец Рут. Хотела бы я, чтобы семь лет назад точно также покончили с моим отцом. На устах невольно появилась слабая улыбка от того, что хоть где-то в этом мире победила справедливость.

Но улыбка испарилась в следующую секунду, когда из того же дверного проёма вышел Йохан. Или, если быть точнее, его худшая версия.

Взгляд полыхал ненавистью, он тяжело