Викинги (сборник) - Мария Семенова

Ракни вспоминал сына не чаще и не реже других. Он ни разу не вздохнул, когда при нём заговаривали об Оттаре. Однажды в Линсетре женщина хоронила любимого брата, утонувшего в ведьминой полынье под Железной Скалой. Эта женщина почернела от горя, но не выронила ни слезинки, сидела около мёртвого и сама выглядела мёртвой, пока не подошёл старый Эйрик и не отпустил какую-то очень грубую шутку, мол, ни девкам, ни жёнам проходу не было от твоего парня, а вот Ран-великанша, как видно, сумела за себя постоять.

Тут-то она всплеснула руками так, что платье лопнуло под мышками, и хлынули слёзы, уносящие из сердца недуг, и мудрый Эйрик первым обнял горюху…

Ракни, конечно, ни в чём таком не нуждался. Людей вроде него излечивают не слёзы. Конунг теперь подолгу пропадал один на морском берегу; а возвращаясь домой, говорил о сражениях или молчал.

За Хельги Виглафссона отомстил сам вождь словен. Отец ещё дышал, когда князь зарубил человека, проткнувшего его копьём. Другое дело, это никого уже не спасло.

За своего родича Ракни поклялся о голове Вагна Морехода и отправился добывать её в самую вершину моря, на Свальбард. За внучатого племянника, который погиб в Скирингссале по собственной глупости, которого Ракни и видел-то последний раз ещё в колыбели, зато предостаточно наслышан был от общей родни, – бездельный удался парнишка, не многого от него и ждали!

За Оттара… во всех девяти мирах не нашлось бы уголка, куда не добрался бы конунг, и существа, которое он пощадил бы, творя свою месть. Но за Оттара убивать было некого. Тролля не вызовешь на поединок. Воду и лёд не поразишь ударом меча. А Карк своё уже получил.

Однажды Ракни вернулся с берега раньше обычного и с головы до ног залитый кровью. Он отстранил воинов, встревоженно бросившихся навстречу:

– Это не моя кровь. Сходите кто-нибудь, обдерите медведя.

Медведей они видели часто, но до схватки ещё не доходило.

Викинги немедленно отправились по следу, прихватив с собой волокушу; и на диво лют оказался тот медведь и громаден! Поднятый на дыбы, он далеко превзошёл бы самого рослого человека, а про зубы и когти на лапах, крепких, как кованое железо, не стоило говорить. Он был убит одним страшным ударом: меч Ракни раскроил его голову и всю тушу до середины груди. Хозяин Льдов повстречал ярость и силу себе под стать.

Да, не мало будет Вагну, когда Рождающий Вдов выползет из ножен по его душу. И уж в особенности, если Ракни возьмет Вагна живым!

Неподалеку от дома, за голыми песчаными дюнами, расположилось гагачье гнездовье. Хельги повадился ходить туда и по полдня наблюдать за какой-нибудь гагой, терпеливо гревшей будущее потомство. Утки подпускали его вплотную, и дело было не только в доверчивости: прожорливые поморники с криком и дракой кружились над самыми головами наседок, – попробуй отлучись от гнезда! Хельги изловил двух разбойников и привязал их к шесту. Пленники молотили длинными крыльями, раскачивая жердь. Сперва они истошно кричали, потом замолкли и умерли. Хельги выкинул их песцам и поймал двух новых на смену.

Как-то на гнездовье заглянул Луг, послушал кошачьи вопли подвешенных птиц и стал просить Хельги отпустить неразумных, творящих зло не со зла.

– Не твоё дело, – сказал ему Хельги, и монах принуждён был отступить.

Хельги сильно переменился и сам это чувствовал. Он был иным даже тогда, когда стоял перед конунгом, придерживая вывихнутый локоть. Болели и отваливались невидимые струпья, щенок, выкинутый из лукошка, полз на берег, хрипя и давясь проглоченной тиной; теперь в его памяти было не только родное материнское брюхо, пахнущее молоком, но и беспощадные пальцы, стиснувшие загривок, и холод, и плач братишек с сестрёнками, захлебывавшихся в воде… руку, протянувшуюся к нему нынче, встретило бы рычание, а не визг.

Воины и сам Ракни больше не винили его, по крайней мере вслух. Казнить ли спасшегося от смерти за то, что другой бросился на выручку и погиб сам? Но если бы предвидеть, какую неудачу принесет он на корабль, его поистине утопили бы ещё у Железной Скалы. Хельги знал это наверняка. Да… Могли бы Гиссуровы молодцы стрелять и пометче…

Потом очередной шквал замёл снегом гагачий берег, да так, что наружу торчали лишь головы многострадальных наседок. Хельги подоспел на помощь и осторожно откапывал уток. На другой день он попробовал погладить одну из гаг. Та сжалась в комочек, но не побежала с гнезда. Хельги трогал теплые перья, беззащитную шею и, казалось, вспоминал что-то давно позабытое…

Однажды из-за мыса долетел голос прибоя, быстро перешедший в низкий грохочущий рёв. Тяжёлый накат принялся сотрясать каменные кручи – Ракни, вернувшийся с высокого берегового обрыва, бросил у очага меховой плащ, мокрый от брызг.

– Шторм идет с юга, – сказал он коротко. Вытащил прочную франкскую кольчугу, внимательно осмотрел её и надел. Взял шлем и стал проверять, не ослабли ли заклёпки. Воины начали снимать со стен мечи и секиры, надёжные, красиво разрисованные щиты… Может, эта буря принесёт с собой Вагна? Пора бы!

Море было теперь иссиня-серым и страшным; на юге росла из воды зловещая стена облаков. Скоро она закроет солнце, и станет темно. Придёт ветер и будет срывать с катящихся волн дымные гребни, метя океан…

Ракни первым вышел наружу. Фиорд, заслонённый горами и зубчатым хребтом сторожевого мыса, ещё оставался спокойным; но на большой залив, куда без помехи вкатывалась зыбь, жутко было смотреть. Ветер словно пригибал волны, и лишь на отмелях они торжествующе выпрямлялись, делались круче и круче и наконец обрушивались, захлёстывая неприступные утёсы, на сотни шагов заливая галечные низины. Плотное облако брызг тянулось далеко в глубь страны… Это была буря из тех, что могут до неузнаваемости изменить побережье. Шторму ещё добавлял силы прилив: высоко поднявшаяся вода стронула даже Оттарову Стамуху, и та медленно поворачивалась, царапая дно… Недаром носились серые буревестники, недаром загодя ушли с лежбищ моржи! Хельги забежал проведать гнездовье. Гаги, наученные опытом поколений, сидели спокойно. Здесь было хорошее место: большинству птиц ветер даже не встопорщивал перьев. Он лишь повалил шест с привязанными поморниками. Один хищник издох и валялся, как смятая тряпка, второй разинул клюв и попытался схватить Хельги за рукавицу. Неожиданно для себя самого Хельги перерезал верёвку и ногой отбросил птицу подальше от гаг. Немного погодя та приподнялась и заковыляла, волоча крылья, как пьяная, прочь…

Долгое время в море не было совсем ничего видно; только летели чёрные тучи, всё ниже прижимавшиеся к воде. Хельги начал уже думать, что ожидание снова окажется напрасным. Наверняка Вагн отсиживался где-нибудь за островом, а может, давно уже потонул. Великое нужно было искусство, чтобы обмануть этот шторм, не дать ему погубить себя и корабль!

Хельги оглянулся на дом, облепленный снегом так, что скрылись цветы, ярко пестревшие на крыше. Потом посмотрел на Ракни. Конунг не сводил глаз с океана. Рука в рукавице сжимала крестовину меча.

Одна за одной проносились косматые, изорванные полосы туч. Иногда они чуть-чуть расходились, приподнимаясь, и вот Ракни указал на ярко-белую полосу, обнявшую полгоризонта:

– Ледяная радуга!

Это надвигалось ледовое поле, затянутое в водоворот шторма. Уродливые тролли прыгали и кувыркались во мгле: то-то будет потеха, когда оно упрётся в неподатливую сушу и льдины с грохотом полезут одна на другую, вздыбливая чудовищные торосы! А ещё больше потехи, если подвернётся корабль или дом на открытом низменном берегу!..

Хельги едва успел разглядеть троллей и порадоваться, что фиорд был хорошо защищён, когда вдаль протянулось сразу несколько рук:

– Парус!..

27. Оттарова Стамуха

Синий со светлым узором, он летел немного впереди льдов, торопясь в знакомую гавань. Хельги с первого взгляда узнал крутые бока и высокую, острую грудь кнарра. Такое судно никогда не обгонит боевого корабля, но в бурю ему приходится легче. Особенно когда его ведёт, как теперь, искуснейшая рука. Кнарр танцевал, паря над волнами. Очередной гребень скрывал парус из глаз, но спустя время он вновь возникал там, вдалеке, кренясь в стремительном, смертельно опасном полёте…

– Это Вагн, – сказал Ракни спокойно. Так спокойно, будто и не ради встречи с этим вот кораблём он отправился в путь, вытерпел множество бед и наконец поджёг погребальную поленницу сына.

– Зря я надевал меч, – сказал Ракни. – Ему не войти в фиорд, даже если лёд его не догонит. Корабль раздавит о берег!

Хельги посмотрел на воду, бешено клокотавшую в устье. Неспроста передвинулась туда Оттарова Стамуха! Прилив повернул, и течение неслось в горловину с быстротой горной реки. Ракни был прав.

Хельги снова перевёл взгляд на корабль… Глаз уже различал его оснастку и даже головы людей, выплёскивавших воду из трюма.