Закон Выброса - Силлов Дмитрий Олегович sillov

Висеть несколько минут на лестнице, словно мартышка на ветке, мне совершенно не хотелось. Тем более с учетом того, что наверху какие-то отморозки собирают «смерть-лампу» калибра немногим меньшего, чем знаменитая Царь-пушка.

Но деваться было некуда. Оставалось только ждать, пока академик соблаговолит договориться со своей автоматикой и откроет люк.

Прошло несколько минут. У меня уже начали руки затекать, когда я услышал крик. Нет, стальная плита у меня над головой звуки снаружи, конечно, не пропускала. Потому я его не то чтобы услышал – почувствовал. В желудке стало пусто, как при спуске на скоростном лифте, а в голове возникло ощущение колокола, по которому снаружи жахнули железякой.

И я знал, что это за крик.

Это однозначно был ментальный удар шама, под который человеку лучше не попадать. Нервная система может отказать, и будешь потом всю жизнь глазами хлопать да слюни пускать. Хотя тренированные люди с крепкими нервами такой удар держат, а там, наверху, однозначно были тренированные. И, выдержав такой удар, они, конечно, начнут стрелять. А нанести его в этом мире могло только одно существо.

Потому я больше не стал ждать, пока сработает тормозная автоматика Захарова, а послал мысленную просьбу своему старому другу, который на этот раз откликнулся.

«Бритва», выскользнувшая из моей ладони, вошла в сталь, словно в торт. Одним движением я перерезал и основные, и дополнительные ригели люка, поднатужился, нажав на него обеими руками, откинул тяжелую стальную плиту и с максимально возможной для меня скоростью выскочил наружу, готовый к тому, что сейчас в меня ударят сразу несколько очередей.

Но ничего такого не произошло.

Бойцы, которые должны были охранять люк, оказались заняты другим.

Они стреляли.

Но не в меня.

Они стреляли в Фыфа. У меня отличное зрение снайпера, и я очень хорошо видел, что происходит возле рощи.

Мой одноглазый друг стоял, бросив бесполезный миниатюрный автомат и вытянув левую переднюю лапу вперед. Стойка защиты шамов, которая гораздо эффективнее, когда ладонями к противнику обращены обе лапы.

Но сейчас вторая лапа Фыфа была занята. В ней словно была зажата невидимая дубина, которую он с трудом поднимал – и с силой опускал вниз.

Впрочем, нет. Эта дубина была вполне видимой. Она разила врагов в двух сотнях метров от шама. Хреновина из неизвестного серебристого металла, похожая на ствол огромной пушки, поднималась – и падала вниз в такт движениям Фыфа. К сожалению, попадала она не всегда, ибо была громоздкой, а спецназовцы, оправившиеся от шока, оказались довольно юркими. Один из них мгновение назад ушел грамотным перекатом вправо, и серебристый ствол бесполезно шлепнулся в кровавую грязь, разбрызгав ее во все стороны.

Впрочем, этот спец выиграл от своего маневра немного – просто прожил лишние две секунды. Потому, что на третьей ему в висок прилетела моя пуля.

Их осталось немного, отличных бойцов, которых привели в неважное место и которым приказали стрелять в моего друга. Солдат есть солдат, боевая биологическая машина, которая должна убивать того, на кого укажет командир. Так было многие столетия до нас, так будет и после – если, конечно, правители мира однажды не нажмут на ядерные кнопки, превратив планету в космический мусор.

Но пока этого не произошло, солдаты будут стрелять друг в друга, даже не испытывая при этом особой ненависти к противнику. Ты солдат, он солдат. У тебя приказ, у него приказ. Вы оба просто делаете свою работу, и в результате нее выживет тот, кто лучше ее сделает. Простая формула, в которой нет места ненависти. Хороший солдат вообще не знает, что это такое, ибо ненависть – это эмоция, от которой дыхание становится прерывистым, дрожат руки и сбивается прицел. Хороший солдат просто работает, спокойно и профессионально делая то, чему обучен, вот и все.

Да, спецы стреляли в моего друга, но это не было поводом для каких-то эмоций, мешающих мне сделать все, чтобы спасти Фыфа. Потому я и работал, перемещаясь после каждого одиночного выстрела и мысленно отсчитывая оставшиеся патроны в магазине. По мне, всегда лучше работать именно так, если ты не сидишь в окопе, закопавшись в куче полных магазинов, и твоя задача не просто подавить противника огнем, а убить его. Вот я и убивал, по крайней мере, очень старался это делать, мысленно прикидывая, хватит ли мне одного магазина на всех оставшихся.

Получалось, что могло и не хватить.

Я успел положить двоих, прежде чем оставшиеся шестеро поняли, что у них появилась еще одна цель. И принялись делать то же, что и я, – перемещаться, стреляя. Двое попытались скрыться за разбитыми машинами, пытаясь срезать меня очередями. При этом один спрятался довольно тупо, встав за задним колесом грузовика и полагая, что борт его защитит. Опасное заблуждение. Прятаться за машиной надо со стороны капота, ибо никакая пуля не пробьет двигатель, а вот тентованный борт прошивает запросто.

Я упал, пропуская над собой шквал пуль, и снял того, что прятался за кузовом, всадив две пули в то место, где по моим расчетам должна была быть его голова.

Расчет оказался верным. Пока труп падал в грязь, я снял и второго. Этот оказался умнее, спрятавшись за капотом, но пуля натовского патрона 5,56 × 45 мм с короткого расстояния шьет насквозь не только два деревянных борта, но и протектор колеса, из-за которого высунулся носок берца. Соответственно, первая пуля пробила лодыжку спеца, а вторая его голову, когда он согнулся от боли в раздробленной ноге.

При этом мне приходилось перекатываться, вскакивать, падать, вскакивать вновь и носиться как угорелому, прячась за обломками машин и мысленно рассчитывая траектории полета пуль, вылетающих из шести стволов…

Впрочем, уже из четырех, что немного проще. А через мгновение Фыф упростил мне задачу, расплющив своей огромной дубиной еще одного спецназовца…

К сожалению, все идеально у героев бывает только в кинобоевиках. Один из автоматчиков просчитал мой следующий бросок и дал очередь с упреждением, из-за чего в конечной точке этого броска я поймал в грудь пули три, не меньше.

Когда пуля прилетает в броник, ощущение, будто тебе в него кувалдой заехали. Тут же будто три одновременно долбанули. Страшная сила швырнула меня навзничь, напрочь перебив дыхание. Я шлепнулся спиной в лужу, но, к счастью, сознания не потерял. Более того, на рефлексах смог послать из подствольника своего FN F2000 гранату туда, где, по моим предположениям, должен был находиться сметливый спец. И тут же перекатился вбок, понимая, что меня обязательно попытаются добить.

Угадал.

Мне под мышку мягко ткнулась граната неприятного вида, без кольца и скобы. Когда сам ее кидаешь, обычно не видишь, как она целиком выглядит в боевом положении. А вот если увидел, тогда плохо. Тогда у тебя есть от двух секунд до половины мгновения, чтоб приготовиться к переходу в лучший мир либо к тяжелой инвалидности.

Ни то, ни другое меня не устраивало, да и тренировали меня в свое время на то, чтоб не рассматривать такого рода подарки, а реагировать соответственно.

Я и отреагировал, схватив РГДэшку и отправив ее туда, откуда она прилетела.

Разумеется, рванула она в воздухе, при этом один из осколков прилетел мне в наплечник, напрочь выключив левую руку. Фиг знает, что там, может, даже сустав в труху, но сейчас это было неважно, к тому же с ходу на адреналине все равно не понять масштаб разрушения. Важно, что после прилета двух гранат противник как минимум пребывает в состоянии легкого офигения, потому у меня было время вскочить разгибом и, моментально оценив обстановку, принять единственно верное решение.

Сказать, что я рисковал, – это ничего не сказать. Спецов специально тренируют стрелять по внезапно появляющимся мишеням, и сейчас скоростное восстание меня из лужи было прям как на тренировочном полигоне – просто позволь своим навыкам сработать и прострели башню этому придурку как той мишени, за которую ты тогда получил зачет.

Но одно дело работать после хорошего завтрака в условиях тира по изображениям террористов, нарисованным на бумаге, и совсем другое – пристрелить врага, который только что отработал по тебе двумя гранатами. По крайней мере, двум оставшимся спецам это удалось неважно.