Кучум (Книга 1) - Вячеслав Софронов

-- Скажи, чтобы этому заплатили,-- и добавил:-- Сколько скажет.

...Ночью в Кашлык примчался гонец. Он забарабанил в ворота городка. Его долго спрашивали, кто он и откуда. А гонец лишь кричал стражникам, чтобы его скорее пропустили к Бек-Булату.

Наконец, ворота открыли и выбившегося из сил и мокрого до нитки гонца провели к Бек-Булату. Младший хан торопливо вскочил навстречу ему, ожидая услышать, чем закончилось сражение.

-- Ну, как? -- прошептал он,-- Прогнали степняков? Но гонец, прижимал руку к рассеченной щеке, отрицательно покачал головой и выдавил из себя:

-- Сперва дрались на равных. Но вогулы с остяками даже не вышли на берег из лодок, а потом и совсем уплыли. Лагерь взять не удалось. Дрались на Княжьем лугу. Посечена половина беков. Рябого Нура видели убитым...

-- А Едигир? -- неслушающимися губами проговорил Бек-Булат.-- Что с братом? Жив?

-- Видели, что он отбивался от нескольких степняков. К нему невозможно было пробиться... Потом этот дождь... И все.

-- Что все? -- горестно прижал к лицу руки Бек-Булат.-- Мертвый?

-- Уже после сражения его искали, но не нашли ни среди мертвых, ни среди живых... Где он, никто не знает...

-- Неужели взяли в плен? Тогда смерть...

Гонец горестно пожал плечами и опустился на мокрую землю.

Отправив того спать, Бек-Булат обошел посты и сообщил воинам, что завтра предстоит жестокая и долгая схватка с врагом. Если не подоспеют оставшиеся в живых воины, то придется драться своими силами.

Воины молча выслушали молодого хана, ничего не сказав в ответ. Когда Бек-Булат ушел к себе в шатер, то один из охранников спустил в яму для пленников длинный шест и вытащил Ата-Бекира. Вместе они прошли в ханский шатер и убили Бек-Булата. Начальник стражи засунул его голову в мешок и поспешил в лагерь Кучума. Охранник остался в городке, пообещав открыть степнякам ворота. Так он собирался войти в доверие к новому повелителю Сибири.

Соуз-хан, напившись вина, громко кричал перед своими нукерами, какой он храбрый и сильный. Он несколько раз выхватывал саблю и, выскочив из шатра, рубил ночной воздух. Порядком захмелевшие, его приближенные украдкой смеялись над ним, но вида не показывали.

Потом один из них сообщил, что в лагере имеется палатка, где содержится под охраной неизвестная девушка. Эта новость ободрила Соуз-хана, и он потребовал отвести к ней. Нукеры шепнули, что там стоит стража и просто так хана не пустят.

Решили поднести им вина. Через какое-то время нукер вернулся и сказал, что стражники благодарили доброго хана и уже поют песни.

Соуз-хан нетвердой походкой направился в сопровождении нукера к таинственной палатке и, обойдя пьяных охранников, вошел внутрь ее. Там при свете бронзового светильника он разглядел лежащую на постели прекрасную женщину. Она вскочила при виде незнакомого пьяного мужчины и закрылась от него руками.

-- Не бойся меня, голубка сизокрылая,-- ласково запричитал хан, приближаясь к ней,-- я озолочу тебя. Ты не знаешь, как я богат...

-- Пошел вон отсюда,-- резко крикнула девушка,-- я сестра вашего хана, и ты не смеешь ко мне прикасаться.

-- Это какого же хана? -- пробормотал плохо соображающий Соуз-хан.-Того или этого? Их теперь много развелось. И я сам хан! Я хочу, чтобы ты стала моей! Слышишь? -- и, растопырив руки, он схватил Зайлу за грудь.

-- Уйди прочь! -- закричала она.

Но Соуз-хан закрыл ей рот рукой и повалил на постель. От его потных рук Зайле стало плохо, и она, ничего не видя, выхватила из-под подушки маленький кинжальчик в сафьяновых зеленых ножнах и сбоку ткнула им в жирный ханский живот.

Тот взвыл и отпустил Зайлу. Она вывернулась наверх, торопливо одела халат, накинула платок и выскочила из палатки.

Над ночным лагерем слышались крики и песни празднующих победу степняков. Зайла сжалась, кутаясь от холодного после дождя воздуха. Ее мысли весь день были заняты сыном, мужем, которого она покинула и... Едигиром. Все трое были дороги ей.

А ведь Бек-Булат и Едигир наверняка участвовали в сегодняшнем сражении и могли погибнуть. Спросить о том у брата она опасалась, чтобы не вызвать вновь его гнев. А охранникам было запрещено с ней говорить. Сейчас оба они спали возле палатки рядом с пустым кувшином.

Изнутри послышался жалобный стон раненого, и Зайла содрогнулась от мысли, что ей предстоит войти обратно. Но ее никто не охранял, и она могла бежать. И Зайла-Сузге пошла тихонько в темную сумрачную ночь, никем не задерживаемая.

Выйдя за лагерь, она наткнулась на нескольких бродивших нерасседланных лошадей, потерявших всадников во время сражения. Обойдя их, она пошла вдоль тихо шумящей в ночи реки.

Вдруг она услышала ржание лошади и, оглянувшись, увидела, что за ней идет лошадь, хромая на переднюю ногу.

"Бедная,-- подумала Зайла,-- и тебе досталось". Тут она пригляделась к ней и увидела, что на спине у нее кто-то лежит в седле, плотно обхватив лошадиную шею двумя руками.

Зайла-Сузге подошла ближе и разглядела воина, в панцире, без шлема на голове, покрытой коркой запекшейся крови. Косичка его показалась девушке знакомой, и, осторожно повернув лицо раненого к себе, она вскрикнула...

-- Едигир! -- заплакала Зайла,-- Неужели живой? Миленький...-- И поцеловала его в мокрую от крови косицу. Затем взяла лошадь под уздцы и повела ее за собой из лагеря.

Небо было покрыто умытыми дождем звездами... Где-то кричали потревоженные сражением утки, собирающие свои выводки обратно в гнездовья. Прошелестел крыльями ночной хищник. А Зайла все шла и шла, ведя за собой хромую лошадь, несущую любимого ею человека. Она поглядывала время от времени на звездное небо, вглядывалась в Путь диких гусей, ловила глазами Темир-казы -- железный кол -- и шла прямо туда, где горела звезда, никогда не покидающая своего места на небе. Слева вспыхивал кровавый глаз бога войны, насытившийся за сегодняшний день кровью, а может, просто набрякший от сырого воздуха.

Она не верила больше людям, их лживым речам, убивающим друг друга, проливающим свою и чужую кровь,

-- Кровь, кругом кровь,-- шептали ее губы,-- мы найдем нашего сына и уйдем туда, где совсем нет ни людей, ни ханов, ни войн, ни оружия. Там ты выздоровеешь, и мы будем странствовать по свету, будем всю жизнь идти по Пути диких гусей...

Книга вторая

ГОД ЧЕРНОГО БАРАНА

СТУПНЯ БОГА ВОЙНЫ

Дождь, окропивший накануне землю и место боя, смыл с мертвых кровь, смочил одежду, волосы, бороды. Убитые лежали, не выпуская оружия из холодных мертвых рук, ощерив зубы в страшном предсмертном оскале. И на оружии: саблях, кинжалах, наконечниках копий -- блестели капельки воды, слегка уже подернутые ржавчиной...

Легкий утренний ветерок клонил траву, трепал волосы и мокрую одежду убитых, будто хотел поднять их с влажной земли, но не хватало у него на то сил, и он лишь нежно гладил их по лицу, по рукам, шептал что-то неслышное для живых, нежное и ласковое.

И над всем полем с разбросанными в беспорядке вчерашними врагами, а сегодня уже вечными обитателями иного царства, ушедшими навсегда из этого мира, над всем этим кружил торжественно неутомимый Карга, вечный спутник людей, прародитель сибирских племен, их предок и покровитель,

Карга исполнял танец смерти, то набирая высоту, то снижаясь к самой земле и касаясь длинными, острыми на концах, крыльями лиц убитых. Он осматривал каждого из них, как придирчивый хозяин оглядывает всходы, определяя урожай.

На темных елях, что росли по холмам, окружающих место битвы, сидели родичи Карги и с нетерпением ждали, когда им будет подан сигнал для начала пиршества, когда Карга закончит свой танец-полет и позовет их всех на трапезу. Время от времени кто-то из молодых и нетерпеливых срывался с ели и устремлялся вниз, но дружные и негодующие крики собратьев не давали тому начать долгожданный пир. И, устыженный, отлетал молодой ворон на свою ветку, где кто-то из старых птиц больно бил его клювом, отталкивал прочь и, наказав нетерпеливца, громко извещал о том Каргу и остальных соплеменников. Внизу под деревьями притаились, привлеченные запахом крови, волки и лисы, боясь выйти из сумрака зарослей на чистый и прозрачный луг. Они должны были дождаться вечера, ночи, когда им никто не мог помешать и отпугнуть от долгожданной добычи. На лесных полянах уже белели останки коней, что, обезумев от ран и грохота сражения, неосторожно унеслись в глубь сумрачного леса, Многие волчицы привели своих первогодков к речному берегу, Волки-самцы начинали охоту за неосторожным конем, загоняя его в чащобу, в урман, и показывая молодежи пример, как молниеносно кинуться к шее скачущего животного, перекусить, перегрызть глотку, пустить алую кровь, а уж потом всем сообща навалиться на упавшего и грызть, рвать, свирепея от выпитой свежей крови, и, глухо урча, отойти в сторону, уступив место молодежи и самкам.

Вся сибирская земля была взбудоражена произошедшим сражением, и дух войны, что мирно спал до того в кручах желто-коричневой земли иртышских берегов, торжествуя победу над духом мира, вышел наружу и поплыл от селения к селению, извещая людей о начале новой эры, нового времени войн...