Тайна Обители Спасения - Поль Феваль

На другом диване сидела дама, одетая роскошно и весьма изысканно; лицо ее скрывалось под вуалью. Того, кто ожидает встретить здесь графиню Корона, ждет разочарование – это не она.

Фаншетта, самим рождением приговоренная к пребыванию в мире зла, сохранила душу добрую и благородную, хотя и не сумела избежать некоторой причастности к делам темным и не очень ей понятным; ей не доверяли и имели на то веские причины. Фаншетта не знала о тайном механизме, приводящим в действие злые силы, потому драма ее юности стремительно продвигалась к своей трагической развязке.

Дама под вуалью, сидевшая на диване, наоборот, была одним из активнейших членов злодейского сообщества. Прежде ее звали Маргарита Садула, но путем законного брака она сумела стать мадам Жулу дю Бреу графиней де Клар. В другом месте мы уже рассказывали странную историю этой дамы, в свое время занимавшей одно из первых мест в верхах парижского света.

У главы собрания был веселый и даже игривый вид, морщинистое лицо его лучилось улыбкой, а пергаментные щеки чуть-чуть порозовели. Полковник довольно потирал руки, краем глаза посматривая на разложенные перед ним бумаги, среди которых имелась и довольно объемистая тетрадь.

Как только часы пробили десять, он, звякнув в колокольчик, изрек:

– Дети мои, пора бы прекратить пустую болтовню. Объявляю наш совет открытым и обещаю, что он будет не только долгим, но и занимательным. Постарайтесь слушать меня прилежно.

Он обвел присутствующих добродушным взглядом.

– Благодарю вас всех и каждого в отдельности, – снова заговорил он, – за точность, с какой явились вы на мой зов. Наша дражайшая графиня отложила в сторонку свои интимные дела, вгоняющие в пот трех светских львиц, пару нотариусов и полдюжины адвокатов; граф Корона, устроившийся на диване в не очень-то приличной для совета позе, пьян только наполовину; добряк Самюэль покинул своих клиентов; ловкач Лекок забросил свою контору, вернее, конторы – у него их множество, ибо он процветает и скоро станет птицей высокого полета; наконец, аббат и наш мудрейший знаток уголовного кодекса оторвались от своих ученых штудий... я уж не говорю о принце, которому пришлось наспех проглотить свой абсент, свои котлетки и свой бифштекс. Вы прелюбезны и даже премилы, и я вам приготовил маленький сюрприз в качестве вознаграждения за проявленное самоотречение.

Вступительная речь председателя была принята собравшимися довольно холодно. Слишком долго – более полувека – находился бравый старец у власти, а затяжное правление перестает вызывать энтузиазм.

Лукаво сощурившись, полковник продолжил свою речь:

– Ваш кисловатый вид меня не удивляет, вас разъедает зависть ко мне и даже неприязнь, вам нравится считать меня старой, напрочь сношенной калошей. Но я правлю нашим братством со времен маршала де Сакса и ни разу не дал осечки, мне везет, всегда везет – ведь всем известно, что я родился в сорочке.

Знаком подозвав к себе аббата, он шепнул ему на ухо:

– После совета нам с тобой надо потолковать. Сам знаешь, я доверяю только тебе и именно тебя прочу в свои преемники. Тебе положено знать больше других.

– А теперь, – громко объявил председатель, – слово предоставляется Приятелю-Тулонцу. Он блестяще провел последнее дело и сейчас доложит о нем.

Суховатой рукой полковник ласково потрепал Лекока за ухо, словно учитель отличившегося на экзамене ученика, и присовокупил:

– Наш дорогой мальчик ознакомит вас с историей дела, а также с технической стороной операции, после чего я дам кое-какие разъяснения, которые вас наверняка заинтригуют. Начинай, Приятель, говори ясно, сжато, но без ложной скромности.

Господин Лекок де ля Перьер, обладавший даром менять свой облик, сейчас выступал в своем натуральном виде.

Крепкий молодец, весельчак и почти красавчик, на редкость вульгарный в обхождении, он несомненно принадлежал к категории любимцев кабацкой публики и олицетворял собою тип коммивояжера, столь удачно воссозданный писателями эпохи Луи-Филиппа.

На этот совет, не требовавший маскировки, он явился в костюме, избранном по своему вкусу: на нем была голубого бархата визитка, присборенная на бедрах, шотландский жилет в радостно-крикливую клетку и лихо скроенные на гусарский манер панталоны цвета адского пламени, из-под которых выглядывали остренькие носы башмаков. Вычурный галстук, завязанный замысловатым узлом, и высокая, заостряющаяся к верху шляпа с широкими полями прекрасно вписывались в ансамбль. К этому наряду так и просилась какая-нибудь примечательная трость – тяжеловесная дубинка или легкая палочка, украшенная невообразимой резьбой, но тут оригинальность явно изменила господину Лекоку: трость, стиснутая его ногами, вполне могла бы принадлежать заурядному рантье из Марэ – солидная и довольно увесистая, она венчалась набалдашником из слоновой кости.

Лекок взял предоставленное ему слово и, следуя указаниям председателя, кратко, но с замечательной точностью поведал историю похищения бриллиантов, изложенную в первых главах этой книги.

Начал он с того, каким способом удалось залучить Ганса Шпигеля, укравшего бриллианты Карлотты Бернетти, в лавочку папаши Кенига, и кончил описанием кровавой сцены, имевшей место в номере восемнадцатом и уже известной читателю. Он не упустил ни одной важной детали, и проделанная операция обрела вид затейливого механизма, бесчисленные винтики и колесики которого Лекок знал как свои пять пальцев.

Присутствующие внимали Лекоку с умеренным интересом, с каким обычно академики слушают доклад своего коллеги, хорошо сделанный, но трактующий о вещах, давно уже им известных; перегруженные множеством знаний, академики способны возгораться лишь тогда, когда речь заходит об их собственной персоне.

Итак, доклад Лекока был встречен с прохладцей, ибо в этой комнате собрались специалисты, пресытившиеся изощренными преступлениями больше, нежели академики своими открытиями. К тому же, отнюдь не умаляя роли наших академий, заметим, что в это утро мы заглянули в лоно академии sui generis[5], функционирующей куда более четко, чем прочие учреждения, носящие это славное имя, хотя таинственное сообщество, чью деятельность мы тут описываем, весь свой интеллект, волю и обширные знания направило не на достижение блага, а на научную организацию преступного промысла.

Тут собрались виртуозы своего дела, лауреаты криминального мира, создавшие вселенскую бандитскую шайку, могучую и неуязвимую благодаря их умению укрывать зло от кары.

Закончив доклад, Лекок отвинтил набалдашник от трости, недавно принадлежавшей бедняге Шпигелю, и высыпал содержимое на зеленое сукно: члены совета подошли поближе, чтобы кинуть взор на знаменитые бриллианты.