В Восточном экспрессе без перемен - Магнус Миллз

молочной фермы в Гринбэнке.

— Если приедете пораньше, кто-нибудь поможет вам погрузить ящики, — сказал он.

— Вы под «раньше» что имеете в виду? — спросил я.

— Ну, Дикин обычно начинал в пять.

Пять утра! То была часть уравнения, какую я не учитывал. Работая на фабрике, я всегда думал, что встаю рано, но там работа начиналась в восемь. Пять — это на три часа раньше, и мне стало совсем непонятно, на что же я подписался. Чтобы хорошенько семь часов выспаться, мне придется ложиться где-то в половине десятого. А в это время я обычно хожу в паб. Меня осенило, что, беря на себя предприятие Дикина, я прощаюсь со всей своей светской жизнью, какой бы та ни была. С другой стороны, я не мог не воодушевиться от перспективы — у меня будет своя служба доставки молока! Я решил собраться с силами и привыкнуть к мысли, что теперь начну вставать рано.

Как только все уладили, мистер Паркер повез Кеннета домой, я пошел к себе во флигель выпить чаю. Около семи в дверь ко мне постучали. То была Гейл.

— Ну как, готовы к уроку? — спросила она.

Звучало так, что учить меня будет она, а не наоборот, но я пропустил ее замечание мимо ушей и вытащил из-под кровати доску для дротиков. Увидев ее, Гейл забрала ее у меня и подержала в руках, похоже, с какой-то нежностью. После чего повела меня к сеновалу.

— Кстати, — сказал я. — А что у нас будет вместо дротиков?

— Там есть, — ответила она.

Путь на сеновал вел вверх по деревянной лестнице и через люк в потолке. Гейл нашла выключатель и стала подниматься первой, я за ней. Перебравшись через тюки сена Брайана, мы оказались на площадке фута четыре шириной и десять длиной. Как раз для дротиков хватит. Когда я туда выбрался, Гейл уже повесила доску на крюк в одном конце. Стена вокруг доски, как я заметил, являла признаки того, что в нее много раз попадали острыми предметами. Кроме того, на ближайшей доске мелом были записаны какие-то счета. Кто-то даже отметил на полу линию броска.

— Стало быть, вы уже это проходили? — спросил я.

— Еще бы, — сказала она. — Тыщу раз.

— С кем?

— Со всеми, кто тут оказывался.

— Так я, значит, не первый?

— Нет, конечно.

Она открыла ящик в углу и вытащила несколько дротиков. Грубо сработанные, с дешевым пластмассовым оперением, но для тренировки сойдет. Мне она дала набор красных, а себе взяла желтые. И мы начали.

Наверное, всего в тот вечер сыграли мы игр пятнадцать. Гейл умела принимать правильную стойку на линии броска и целила тоже неплохо. Подводила ее тактика. Она понятия не имела о важности восьми и шестнадцати для двойного финиша, да и не осознавала необходимости «блокировки», пока не становилось слишком поздно. Снова и снова полагалась она на три дротика для победы, а затем проигрывала просто потому, что не видела закрывающего броска. Тут-то я и пришел ей на выручку. Смог намекать и подсказывать ей то, чего сам нахватался за годы, и ее игра постепенно крепла. Поначалу я выигрывал раз за разом, но немного погодя начала постепенно выигрывать и Гейл. Когда она удовлетворительно разгромила меня несколько раз подряд, мы закруглились на вечер и убрали дротики на место. Оба согласились, что доску можно и оставить висеть тут.

— Кстати, — спросил я. — А откуда она взялась?

— Не знаю, — ответила она. — Марко откуда-то притащил.

— Марко — это кто?

— Тот, который до вас тут был.

* * *

Тем вечером я совершил ошибку — лег спать пораньше, предполагая, будто так поступают все, кому вставать в половине пятого утра. Уже в десять я закутался в простыню, уложил голову на подушку, но сна не было ни в одном глазу. Мне не пришло в голову, что доспать можно будет после того, как я недосплю, а не до. В результате несколько долгих часов я отчаянно пытался задремать, не прекращая меж тем беспокоиться, как бы мне не проспать.

Наконец, часа в четыре мне надоело вертеться и ворочаться, поэтому я встал и поставил чайник. Глаза у меня слипались, но, выпив полный чайник, я себя почувствовал лучше. Без двадцати пять я вышел во двор, нашел в темноте пикап Дикина и отправился на молочную ферму в Гринбэнк. В ту сторону я никогда раньше не ездил, но маршрут на карте был вычерчен ясно, и к пяти часам я туда добрался. Когда подъезжал к зданию, передо мной проступила погрузочная рампа, у которой ожидало еще несколько машин. Вокруг прохлаждалось несколько человек в робах, и один знаками показал мне сдать задним ходом к штабелю полных ящиков. Когда я вылез из кабины, он уже грузил их один за другим в пикап, поэтому я влез в кузов ему подсобить.

Утро, — сказал он, не представившись. — Заказ для меня есть?

— Ой, да, извините, — ответил я, извлекая из кармана бумаги. — Я в этой игре новенький.

— Не волнуйтесь, — ухмыльнулся он. — Скоро привыкнете.

Я отдал ему бланк заказа, он его разделил надвое и нижнюю половину вернул мне. Затем попросил расписаться в фактуре у него на планшете.

Закончив с погрузкой, он сказал:

— Так. Вот ваша партия. Послушайтесь моего совета — сперва объедьте площадь по одной стороне, избавьтесь от золотых крышечек, а потом до самого Миллфорда можно с пастеризованным гнать. После этого все уже само пойдет. А, и не забудьте — гомогенизированное в «спецзаказах» по средам и пятницам.

— Спасибо, — сказал я, стараясь ничего не забыть.

Вся эта информация не имела для меня никакого смысла, пока я снова не залез в кабину фургона и не сопоставил книгу заказов с маршрутом. Тут я понял, что планировать доставку молока — прикладная наука, никак не меньше. Маршрут включал в себя петли, напрямки и неизбежные тупики, но все усилия прилагались к тому, чтобы минимизировать пустые прогоны. Начав доставку, я постепенно осознал, что человек на погрузочной рампе говорил со мной мудрым голосом опыта. Как он и предсказал, когда я выехал с площади под Гринбэнком, ящик с золотыми крышечками (повышенной жирности) опустел, и мне после этого осталось развозить пастеризованное с серебряными аж до самого Миллфорда без сбоев.

Тем не менее то был всего лишь мой первый день, и я, несмотря на полезные советы, вскоре отстал от графика. Беда была в том, что многие пункты доставки находились в конце далеких подъездных дорожек, и я, казалось, трачу много времени, разворачиваясь на крохотных пятачках и минуя