Безголовое дитё - Светлана Георгиевна Семёнова

кому, — мама опять пристально посмотрела на меня.

— Она… девочка приходила ко мне играть… наверно она взяла… — зашептала я себе под нос, боясь поднять на маму глаза, в которых уже наверняка написано, что я опять вру.

— А как её зовут?

— Её зовут … Люда… вот.

— Люда, ясно. А где эта Люда живёт, ты знаешь?

— Кажется на той стороне улицы… Через дорогу…

— Ты была у неё дома? — допытывалась мама, и мне пришлось придумывать новую ложь.

Но мама уже не заглядывала мне в глаза. Она надевала пальто.

— Одевайся быстрей, у меня мало времени, вечером спектакль. Заберём часы, и ты отнесёшь их Жанне.

— Я не была у неё дома. Я только видела, что она пошла в ту сторону… — я показала пальцем направо, когда мы вышли за калитку.

— Будем искать… Часы нужно найти. Жанне их подарил папа за отличный аттестат. Он погиб на войне. Ты понимаешь, что это не просто часики. Это память о любимом папе — герое.

До самого вечера мы ходили с мамой по всем дворам нашей улицы. Стучались в двери и окна. Выспрашивали у людей про девочку Люду. Я очень хорошо описала маме её внешность. Она была точной копией Нилки — по росту как я, серые глаза, две косички с розовыми лентами, на лбу и висках симпатичные кудряшки, красные лакированные туфельки и голубое пальтишко с беленьким пушистым воротником. Но такая девочка на нашей улице не проживала.

— Завтра пойдём к следователю, он быстро отыщет эту Люду, — сказала мама и ушла в театр.

Я слыхала, что следователь это самый страшный милиционер, которого все люди боятся. Даже Бабуня боялась, что к нам придёт следователь и выгонит нас из квартиры на улицу. Значит, всё пропало. Следователь сразу узнает, что никакой девочки с кудряшками не существует. Даже искать не станет. Посмотрит мне в глаза и потребует, чтоб я отдала часики. Я забилась в угол дивана и с головой укрылась одеялом. Захотелось очутиться в Бабуниных объятьях, уткнуться носом в её тёплую, мягкую грудь и никого не видеть.

Стемнело. Вдруг я резко откинула одеяло, спрыгнула с дивана и, не одеваясь, побежала во двор. Дождь больно хлестал по спине, будто наказывая меня. Ветер задирал платье, сбивал с ног, подталкивая к тайному месту «секрета», который я успела неизвестно когда возненавидеть. В темноте я нащупала стекло, отшвырнула его подальше, схватила мокрыми руками часики, прижала их к груди и побежала к себе в комнату. Прикрыв дверь, долго стояла в темноте, не решаясь на последний шаг, на тот поступок, который окончательно созрел в моей голове, пока я разрушала свой «секрет».

— Жанна! — громко крикнула я в щель приоткрытой двери.

Каждый вечер, как только стемнеет, я звала Жанну зажечь керосиновую лампу. Мама не разрешала пользоваться спичками и попросила Жанну, чтоб зажигала лампу она.

— Ну что ты тут в темноте стоишь? Лампу зажечь? Давай спички, — Жанна осторожно стала шарить по столу, чтоб найти спички и лампу.

— Подожди… — я нащупала в темноте Жаннину руку и сунула в неё часики.

— Что это? — не сразу поняла Жанна. — А почему ты такая мокрая, с тебя прямо течёт, — Жанна, не обратив внимания на часики, ощупывала мою мокрую голову, плечи, спину. Потом зажгла лампу. Когда она закрыла стеклом фитиль, и в комнате стало светло, я увидела часики, лежащие на краю стола.

— Возьми с-свои час-сики… — я дрожала так, что не складывались слова.

— Да подожди ты с часиками! — крикнула Жанна и стала стаскивать с меня намокшее байковое платье, — Где полотенце? Ты просто ледяная!

Сняв с гвоздя большое махровое полотенце, Жанна закутала меня с головой и стала сильно тереть мою спину.

Потом в комнате Лидии Аксентьевны я пила горячий чай, заваренный сухой малиной. Опустив голову в чашку, чтоб не смотреть Жанне в глаза, я рассказывала, как взяла часики в кухне на полочке, про клад и ещё про то, как мы с мамой искали девочку Люду. То ли от стыда, то ли от лечебного чая мои щёки пылали. В чашку капали слёзы. А Лидия Аксентьевна и Жанна хвалили меня за то, что я нашла в себе смелость и призналась. Правда, я ничего не сказала про следователя, страх перед которым заставил меня вернуть часики Жанне.

Жанна довольная, что драгоценный папин подарок нашёлся, даже отвела меня в нашу комнату, уложила спать и на прощанье послала мне воздушный поцелуй.

Засыпала я легко и даже радостно. До меня дошёл смысл маминого выражения — "как камень с плеча свалился". Теперь я не буду заглядывать ей за спину, чтоб увидеть тот камень…, который превратился в огромную жёлтую бабочку… Она появилась из-за моего плеча… вылетела в раскрытое окно… а я, даже не открывая глаз, наблюдала, как она порхала и порхала, не решаясь сесть на какой-нибудь цветок… наконец она смирилась и опустилась на ромашку… какая-то малышка сорвала ромашку и поцеловала её… а бабочка полетела себе дальше.

Утром мама даже не вспомнила ни про девочку Люду, ни про следователя. За завтраком разговор шёл в основном про Бабунин приезд. Нужно тщательно прибраться, вытереть везде пыль, помыть полы.

Между окном и диваном, где я обычно стояла в углу за свои провинности, решила устроить детскую комнатку. Туда снесла все игрушки. В центр посадила Тамилу. Вокруг неё рассадила зайчика, медвежонка, резиновую уточку, красного петушка и неваляшку. У стеночки поставила печечку, на неё две кастрюльки. Стол соорудила из обувной коробки, на неё положила другую коробку от конфет, а на ней расставила посудку. Мне так хотелось похвастаться перед Бабуней моими новыми игрушками! А ещё больше хотелось сделать что-нибудь такое… взрослое, чтоб Бабуня увидела, как я выросла и поумнела.

И как только могла прийти мне в голову эта, как выразилась потом мама, идиотская мысль? Но я точно знала, что керосин лучше всякой воды отмывает грязь. Бабуня обожала керосин. Когда она приносила какую-нибудь старую вещь с развалок, то обязательно протирала керосином. Говорила: " Карасин это жисть! Он унистожает инфекцию". И я решила вымыть пол в нашей комнате керосином. Тогда Бабуня точно увидит, что я уже большая и умная.