Исповедь Камелии - Лариса Соболева

– Ну, как?

– Сегодня вечером посмотришь, – ответила София так, будто для нее интервью – привычное дело. Да, было когда-то, но в те времена она брала интервью, кстати, без камеры. – Артем не появлялся?

– Ух, девчонки, вы меня достали. – Вовчик бухнулся на стул.

– Девчонки? – подняла брови София. – По-моему, я здесь одна.

– Ты постоянно спрашиваешь, Лика меня пытала...

– Кто такая Лика?

– Не знаешь ее? Это... это... – замялся Вовчик, заметив настороженное, как у хищника перед добычей, выражение Софии. – Ну, Артем с ней встречается... то есть не встречается, а уже... типа они живут вместе... или не живут... Я точно не знаю. Я вообще ничего не знаю.

– И что она хотела? – напустила на себя равнодушный вид София.

– Где Артем, выясняла. Он не предупредил ее, что надолго исчезнет, она волнуется. А может, боится, что он ее бросил. Мне надоело быть испорченным телефоном, я отправил ее к Денисовичу.

С минуту София думала, вдруг поднялась:

– Посиди здесь, я скоро...

– Я сторож тебе?

Это чистое любопытство – посмотреть. София постучалась и, не дожидаясь разрешения войти, открыла дверь:

– Можно, Ким Денисович?

– Что случилось, София? – спросил он.

Напротив него сидела блондинка в черной дубленке, она оглянулась. София шла к столу, глядя на посетительницу и в уме оценивая. Ей лет двадцать восемь, косметики много, вид вульгарный, фигура полноватая (не следит за собой), при всем при том она красивая.

– Я пришла сказать, что интервью будет в вечернем выпуске новостей. Мне хотелось бы, чтобы вы посмотрели.

– Обязательно. Это все?

– Да. Будут еще задания?

– Нет, София. Можешь идти... Да, сводки составь, из второго отдела привезли дополнения.

София вернулась в кабинет, где Вовчик бессовестно пил чай, который она приготовила для себя, и поедал конфеты. Да еще уселся на ее законное место! Прогнав его, София плюхнулась на стул, насупилась.

– Хороший чай, – похвалил Вовчик, вдруг подался к ней, буквально лег на стол. – Ну и как она тебе?

– Кто?

– Лика.

– Не обратила внимания. Я вообще ходила по срочному делу, мне сводки писать...

– Угу, угу, – закивал Вовчик, хитро ухмыляясь.

Защита состоит не только из шипов и колючек, способных поставить нахала на место, можно же и улыбнуться, и промурлыкать:

– Постой, ты на что-то намекаешь?

– Я? – вытаращился он. – Ни боже мой! Ладно, пойду. Вечером отсмотрю твой дебют, если никуда не погонят, и вынесу приговор.

– Только не очень строгий.

Едва он ушел, улыбку с лица Софии смыло, чай пить расхотелось. Она отпечатала текст на компьютере, выполнила мелкие поручения не из своей сферы – печатала всякую всячину без настроения, а причин к перемене настроения как будто не имелось.

Домой явилась с тем же скверным настроением, поставила в духовку курицу и, чтобы не пропустить передачу, уселась перед экраном с куском торта.

Борька пришел, как раз подоспел к середине новостей – не раньше не позже, вызвав в душе Софии негодование: то заявляется за полночь, а сегодня, как назло, рано вернулся.

– Жена, ужин! – сказал он.

– Подожди, – не сорвалась с места София. – Новости досмотрю.

– Новости? С каких пор тебя интере...

Он осекся на полуслове, потому что узрел на экране жену, упал рядом, смотрел и курил, наверное, психовал. София себе не нравилась, зря ее сняли крупным планом, особенно когда показали во весь экран лицо, ее перекосило. А говорила... слова вылетали чеканные, как из-под монетного станка, голос вообще не ее, зажата. Просто ужас! Завтра стыдно будет людям в глаза смотреть.

– Да-а... – протянул Борис глубокомысленно. – Ты прославилась. Знакомые ядом изойдут.

– Пора кое-кого убить, – мрачно сказала София. – Очень хочется.

– Меня? – хотел возмутиться Борис, но вдруг потянул носом. – Чем это воняет?

– Курица, кажется, сгорела, – спокойно ответила София.

Так и есть. Из духовки она достала скукоженную тушку.

– Это тебя пора убить, – вывел муж. – Совсем от рук отбилась.

– Боря, поешь сыра и колбасы, а я пойду, прикончу... персонажа.

Еще один труп

Виссарион Фомич только-только приступил к завтраку, а вкушение пищи у него процесс святой, как вдруг оказия: труп! Между прочим, мужеского пола, будто некий фантом замыслил извести всех мужчин города. Наскоро поев и не получив от еды должного удовольствия, Виссарион Фомич поехал на место.

Молодой человек благородного вида, несмотря на скромную одежду, лежал на мостовой ничком. Виссариона Фомича сразу привлекли руки с длинными пальцами и аккуратно подстриженными ногтями, у простых людей таких рук не бывает, руки явно не знали никакого труда. А уж потом он перевел взгляд на лицо, которое было повернуто вбок, глаза широко распахнуты, следовательно, смерть наступила мгновенно. Что же убило молодого человека?

– Переверните труп, господа, – приказал Зыбин полицейским.

Ни грамма крови. Повинуясь чутью, Виссарион Фомич наклонился к трупу и отодвинул на груди борт пальто – есть кровь на рубашке, небольшое пятнышко. А на теле в районе сердца оказался прокол, как и в предыдущих случаях. Само собой труп обнаружили дворники и послали за полицией, полицейские в свою очередь почесали затылки и вызвали Зыбина, который подобные дела брал под личный контроль, не доверяя вести следствие приставам.

Внезапно раздался рев:

– Да что же это?.. Да как же это?.. Ай, бедненький мой... Ненаглядный мой... На кого ж ты меня поки-инул...

Виссарион Фомич выпрямился, переждал, пока кровь отхлынет от головы; только придя в относительную норму, оглянулся. Ревела прехорошенькая девица, одетая вызывающе и с претензией на шик:

– Кто такая? – приблизился он к ней.

Девица утерла со щек слезы, шмыгнула носом и вымолвила:

– Кислицина я. Стеша. Мы билетные-с.

– Как здесь очутилась?

– За наливкой абрикосовой выбежала, – вновь заревела Кислицина, раскачиваясь в припадке горя. – И за мармеладом. А тут народ собрался... Я поглядеть подошла... А тут он...

– Стало быть, ты знаешь его. – Зыбин не спросил, он констатировал, догадываясь, в каких отношениях состояла с убитым плакальщица. Да она просто подарок в этой неразберихе, кстати, билетные девицы дают сведения иной раз лучше всякого сыщика.

– Ой, знаю, голубчика моего... – заголосила Кислицына.

– Отвезите ее в участок, – приказал полицейскому Зыбин.

С полчаса он рассматривал каждую пядь вокруг трупа, но мостовая не земля, на ней следов не остается. Обыск трупа преподнес еще одну загадку: в кармане пальто нашли пистолет. Как же его убили, если он был способен защититься? И с какой целью убили, если даже денег не забрали? Виссарион Фомич залез в коляску и велел ямщику ехать в полицию.

Мирон Сергеевич самолично следил за разгрузкой, подсчитывал количество мешков, которые грузили на телеги, и вносил записи карандашом в специальную тетрадь. Подоспел Елагин, с извинениями пожал руку Галицкому:

– Простите, запоздал. Проспал, знаете ли... Со мной такого раньше не случалось.

– Да без вас управляемся, – сказал Галицкий на широкой улыбке. – К вечеру, думаю, закончим. А ведь подмерзает, вовремя баржи пришли.

Его окликнул приказчик из конторы:

– Мирон Сергеевич! Вас дама спрашивают.

Галицкий извинился перед Елагиным и подошел к приказчику:

– Кто такая?

– Не сказали-с. Они в карете сидят у въезда.

Галицкому не хотелось отрываться от дела, но он и так слыл неучтивым, к тому же, возможно, у дамы неотложное дело к нему. Мирон Сергеевич поспешил к ней. Вышел с территории причала путем, которым ехали в город телеги, огляделся и заметил карету без опознавательных знаков. Когда он подошел, дверца не открылась, что очень странно, ему пришлось постучать:

– Сударыня, Галицкий к вашим услугам.

Дама не пожелала показываться, лишь слегка отодвинула занавеску и высунула в окно руку, обтянутую перчаткой, протянув ему стопку конвертов.

– Это мне? – уточнил Мирон Сергеевич.

– Да, – ответила дама из кареты. Он взял и не успел поблагодарить, хотя не знал, за что, как она крикнула кучеру: – Трогай!

Щелкнул кнут, карета покатилась, тарахтя колесами по мощеной мостовой. Мирон Сергеевич ничуть не удивился такой скрытности, дама из высшего общества, наверное, не хотела, чтоб он узнал ее позже, поэтому сразу переключился на конверты. Почерк жены. Прочел он одно письмо, затем хладнокровно положил письма во внутренний карман сюртука и двинул назад.

– Не желаете ли глоток вина? – спросил Елагина.

– С удовольствием.

За разгрузкой оставили следить двух приказчиков, сами направились в контору Галицкого, который был хмур и озабочен.

– Дурные вести? – осведомился Елагин, заметив перемену в настроение партнера.

– Собственно... – начал было отнекиваться Мирон Сергеевич, но передумал. – Предательство, Афанасий Емельянович, не бывает хорошей вестью. Однако пустяки все это. Попробуйте теперь белого вина.