Бумажный тигр (II. - "Форма") (СИ) - Соловьев Константин Сергеевич

— Возможно, случайность.

— Возможно. Но с того дня случайности окружили его сплошным кольцом, и все — исключительно приятного свойства. Вздумав починить ветхий пол в своей кофейне и сняв старые доски, Эйнард обнаружил в подполе невесть когда и кем спрятанные золотые луидоры[74] — добрых полдесятка. И, словно этого мало, вообразите себе, какой-то рассеянный банкир забыл в его кофейне два фунта новенькими ассигнациями!

Уилл улыбнулся, отчего его лицо потеплело, точно на него упал отблеск золотых монет.

— Потрясающее везенье!

— В ту пору он тоже так думал. Эйнард и думать забыл про эту смешную сделку с куриными лапами, он вообразил, будто своим терпением и верой в успех преломил череду неприятностей, пролив на себя тем самым золотой дождь удачи. Несчастный. Все только начиналось.

Уилл поежился, перестав улыбаться.

— Ну, если дело пошло таким образом, не вижу, отчего бы ему горевать… Я, например, никогда не находил двух фунтов ассигнациями.

Лэйд вытащил пальцами из салата яблочную дольку, откусил от нее половину и сплюнул обратно в тарелку.

— Через неделю его младший сын, которому не исполнилось и года, опрокинул на себя огромный кофейник, полный кипящего кофе.

Уилл резко выпрямился на своем стуле, стиснув зубы.

— О Господи.

— Эйнард отдал бы половину жизни, чтобы спасти его, но тут ничего не могли поделать даже лучшие врачи острова, ожоги были слишком тяжелы. Ребенка вскоре похоронили. Эйнард осунулся, враз постарел лицом, но все же смог выдержать удар судьбы. В этом ему помогала его мечта, которая сдвинулась с мертвой точки под скрип ржавых рельс, на которых простояла долгие годы. Точно локомотив, в топке которого впервые разожгли пламя. Видели бы вы его глаза в тот миг, когда он высчитал, что его текущий капитал может позволить ему погасить все взятые кредиты и позволить расширение дела. Они светились от счастья. Его жизнь не просто изменилась, она наконец обретала смысл. Он вдруг почувствовал ее вкус — истинный вкус жизни, а не того полубедного существования, которое он влачил все эти годы. Представьте, что человека, который много лет грыз черствую сырную корку, угостили отличным прожаренным бифштексом. Вот и на лице у Эйнарда было такое же выражение. Блаженство голодающего, впервые ухватившими зубами кусок мяса. Упоение. Восторг.

— Вполне могу разделить его чувства, — рассудительно заметил Уилл, — И даже очень.

— Кто из нас обладает способностью насытиться первым же куском? Даже начав жевать, мы испытываем голод, голод, который утихнет лишь к тому моменту, когда подадут кофе и десерт. И чем дольше мы сдерживали себя, тем сложнее подавить этот голод. Жаль, я слишком поздно распознал этот знакомый мне блеск в его глазах…

— Что было дальше?

— Еще через неделю его супруга выиграла пять фунтов стерлингов в лотерею, случайно взяв на сдачу билет. Однако радость длилась всего два дня — на той же неделе его шурин угодил под омнибус где-то в Майринке, который перемолол все кости в его теле, точно мельничными жерновами. Что ж, оставалось утешаться тем, что похороны съели меньше, чем было заработано. Но не успели они снять с зеркал траурную драпировку, как на дом Лоусонов вновь обрушилась негаданная удача — оказывается, фискальные агенты по какой-то банковской ошибке в течении нескольких лет удерживали больше налогов, чем следует, и разница была ему возвращена с извинениями. Первой покупкой, которую ему довелось совершить на эти деньги, стал протез для его десятилетнего сына. Играя с прессом для кофе, тот лишился руки.

— Подумать только. В жизни не слышал, чтоб на человека обрушилась такая череда везенья и невезенья одновременно!

— В скором времени это превратилось в непрерывную бомбардировку. Должник, о котором Эйнард давно забыл, вдруг появлялся на горизонте и выплачивал всю задолженность до последней монетки с учетом издержек и опоздания. Его сестра, в жизни не покидавшая острова, подхватила какую-то жуткую форму желтой лихорадки и скончалась в каких-нибудь два дня. Местечко, которое он собирался арендовать под будущий ресторан, вдруг уходило ему в руки с огромной скидкой — нелепая опечатка в договоре. Его старший сын, споткнувшись на улице, сломал себе шею и скоропостижно скончался.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Уилл стиснул пальцами подлокотники стула.

— О Боже, — только и пробормотал он, — Какой кошмар.

— Это длилось долго, несколько месяцев. Увы, к тому моменту я был чертовски занят собственными… изысканиями и редко мог позволить себе заглянуть к Эйнарду, да он и сам уже не отличался большой разговорчивостью, как прежде. Но все же я видел происходящие в нем изменения. Он куда реже улыбался, часто застывал на месте, без всякого выражения глядя в окно, вздрагивал от резких звуков, стал иногда выпивать. И его глаза… Такие глаза я иногда вижу у голодных посетителей за обеденными столами, которые, мучимые голодом, хлебают раскаленный суп или пытаются проглотить кусок только что испеченной, еще шипящей жиром, котлеты. В глазах у них стоят слезы, но сквозь эти слезы виден голодный желтый блеск.

— Сейчас мне и верно стало жутковато.

Лэйд безжалостно разворошил вилкой запеченный с румяной корочкой пирог, превратив конструкцию, способную изящностью поспорить с Собором Святого Петра, в беспорядочное месиво из теста и цукатов.

— Знаете, Уилл, гораздо проще отказаться от еды, даже если живот подводит от голода, чем, отведав кусок, отодвинуть от себя тарелку. Поверьте, это доподлинно известно всем толстякам вроде меня. Так уж, наверно, устроен человек. Съев кусок, он алчет второго. Отведав холодных закусок, нетерпеливо тянется рукой к десерту. Еда не утоляет голод, лишь подстегивает его. Бедный Эйнард сам загнал себя в ужасное положение. Сделал первый глоток, не подумав, чем будет оплачивать счет. А потом было уже поздно.

— О…

— Он выигрывал в лотерею и на скачках. Кажется, он выигрывал вообще везде, где по случайности делал ставку. Его племянницу освежевал прямо на улице какой-то безумец, объевшийся рыбы и вообразивший себя акулой. Эйнард с удивительной легкостью сделал несколько важных знакомств среди банкиров Редруфа, открывших перед ним удивительные финансовые перспективы. Его кузену лошадь проломила копытом голову. Рискнув несколькими фунтами, он прикупил себе немного акций — спустя две недели несколько случайных биржевых сделок и одно кораблекрушение принесли ему по двадцать монет с каждой вложенной. Днем позже его старшую дочь изнасиловали какие-то моряки из Клифа.

Уилл покачал головой.

— Воистину, страшная участь.

— Когда у меня наконец выпала возможность с ним повидаться, я едва узнал Эйнарда. Он был тощим, болезненно вздрагивающим сорокалетним стариком. Но у него было уже два ресторанчика в Редруфе и он присматривался к третьему. В глазах его, полных животной тоски, был заметен голодный волчий блеск. Как у человека, уписывающего вкуснейший пирог с земляникой, но боящегося, что тот исчезнет прямо у него в руках.

— Могу себе представить, — выдавил Уилл, — Ужасная, ужасная участь!

— Он попросил меня о помощи. «Эй, Лэйд, — сказал он, силясь улыбнуться той улыбкой, что я помнил, но которая выглядела чужой на его изменившемся лице, как сладкий крем на черством трюмном сухаре, — Говорят, ты разбираешься во всяких кроссарианских штучках… Я… Знаешь, мне кажется, дело зашло слишком далеко. За последний год я потерял трех детей. Моя жена повредилась в уме и едва меня узнает. Отец подхватил брюшной тиф и, говорят, на последнем издыхании. Племянник на прошлой неделе вскрыл себе вены. Я… Я хочу попросить пощады».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— И он обратился к вам? — удивился Уилл, — Я думал…

— Что Бангорский Тигр может быть лишь убийцей или охотником? — Лэйд с усмешкой рассек столовым ножом исходящую ароматным паром сосиску, но есть не стал, лишь разметал куски по тарелке, — О нет. Я много лет исследовал остров, это вам известно. Каждый дюйм проклятой левиафановой туши, чтоб знать, куда всадить наконечник гарпуна. Мне приходилось бывать охотником, но приходилось и дипломатом. Что уж там, были у меня и куда более неприятные ремесла. Но глядя в лицо человека, который когда-то звался Эйнардом Лоусоном, я не смог отказать. Не стану рассказывать вам, чего мне стоили попытки найти в водовороте Нового Бангора тень той сущности, что принято называть Мортлэйком, Князем Цепей. От некоторых деталей вы, полагаю, утратите и без того неважный аппетит. А некоторые знакомства той поры я сам предпочел забыть, как страшный сон. Сейчас я бы уже не рисковал своей жизнью столь безрассудно, но тогда… Тогда я добился своего.