Бумажный тигр (II. - "Форма") (СИ) - Соловьев Константин Сергеевич

Уилл рассеянно разгладил лежащую перед ним салфетку.

— А вы…

Лэйд отодвинул от себя блюдо с салатом, к которому даже не прикоснулся, но который изуродовал ложкой, разрушив кропотливо созданные поваром миниатюрные террасы, перемежающиеся зеленью и морковными звездочками.

— В моем — существовали. Если у меня выдавались по-настоящему скверные деньки, Эйнард хлопал меня по спине и выставлял за счет заведения в придачу к кофе полпинты отличного домашнего яичного ликера. Но сильнее ликера мою кровь согревала царящая в его кофейне атмосфера домашнего уюта. Мне самому о ней оставалось лишь мечтать. В те времена я еще не был Тигром, лишь учился выпускать когти, и многие жизненные уроки оставляли на моей шкуре зияющие кровоточащие раны. Чертов Бумажный Тигр, который то трепещет на ветру, то медленно тлеет в огне…

— Бумажный Тигр? — Уилл поднял на него удивленный взгляд, — Почему вы…

— Если что-то и могло поколебать поверхность воды в безбрежной бухте его семейного счастья, так это та самая мечта, которая неотвратимо манила его.

— О ресторане?

— Да. Кофейня для него была лишь шагом к намеченной цели, сущей ерундой. Он мечтал завести настоящее дело. Такую, знаете, настоящую ресторацию на европейский манер, с уютным залом, финиковыми пальмами в кадках, чистыми скатертями и отличным фарфором. Чтоб можно было между делом посудачить с ворчливым шеф-поваром, перекинуться любезностями с гостями, придирчиво проинспектировать кухню, наслаждаясь запахом свежей выпечки, выкурить трубочку, глядя на улицу из окна кабинета…

Лэйд безжалостно смял канапе пальцами. Тонко хрустнула изящная корзиночка из слоеного теста, на тарелку шлепнулись влажные комья копченой икры. Бессмысленный акт уничтожения, но судя по лицу Уилла, он был совершен как нельзя вовремя.

«Мне мало тебя напугать, ты, упертый молодой ягненок, пахнущий Англией и пирожками с корицей, — подумал Лэйд с мрачным удовлетворением, — Мне надо вызвать у тебя отвращение — искреннее отвращение. И, черт возьми, я постараюсь хорошо справиться с этим…»

— Однако чем больше он работал, тем очевиднее делалось, что мечте его едва ли суждено сбыться. Редруф не был привычным ему Миддлдэком, это сухая, неплодородная земля. Она обладает способностью вытягивать соки у всякого растения, имевшегося неосторожность пустить корни в его сухой почве с вкраплениями из розового мрамора. Каждый шиллинг, который Лоусон откладывал, работая по четырнадцать часов, растворялся бесследно. Каждый пенни, который он отщипывал от собственного здоровья, драя ночами полы и обжаривая кофейные зерна, пропадал между пальцами. Эйнард был величайшим оптимистом из всех людей, которых мне приходилось знать, но в то же время он был умным человеком и отлично понимал неутешительный язык гроссбухов. Он понимал, если дела не наладятся в самом скором времени, ему придется заколотить свою лавочку и позабыть о Редруфе. Вот тогда он и совершил свою главную ошибку. Обратился за покровительством к Князю Цепей.

Взгляд Уилла, бессмысленно исследовавший расстеленную перед ним салфетку, поднялся, упершись в Лэйда.

— К кому?

— К губернатору Мортлэйку, владетельному сеньору и покровителю Редруфа.

— К одному из Девяти Неведомых?

Лэйд брезгливо ковырнул вилкой пирог, разрушив тщательно уложенные слои.

— Именно так. Знаете, даже истовые кроссарианцы, посвятившие всю жизнь опасным эзотерическим практикам, обычно мало что могут сказать про его сиятельство Мортлэйка. Это один из самых молчаливых и скрытных правителей острова. У него нет свиты, нет глашатаев, нет жрецов и поклонников. Он воплощение Редруфа — холодный молчаливый призрак, безразлично наблюдающий за происходящим, но почти никогда не вмешивающийся. Жизнь простых смертных редко интересует его. И уж подавно он никогда не вмешивается в нее по собственной воле. Ну, за редкими исключениями. Обычно это люди ищут его расположения. И некоторые, к несчастью, проявляют в этом недюжинное упорство.

— Возможно, он считает их недостойными? — предположил Уилл осторожно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— О нет. Это Почтенный Коронзон, хозяин Олд-Донована, болезненно аристократичен, Мортлэйку нет дела до чистоты крови. Если его что и заботит, так это верность слову и долгу. Жаль только, его представления об этих вещах порой слишком сложно устроены, чтоб быть понятыми его паствой…

— Значит, ваш приятель заключил с ним сделку?

— Губернатор Мортлэйк не заключает сделок, он не торгаш. Вам не приходилось видеть его сакральных изображений? Нет? Этакий конкистадор в проржавевших доспехах, украшенных обрывками цепей, восседающий на троне из кости и стали, с серебряными как ртуть глазами… Мертвый рыцарь, бесстрастно взирающий на копошение жизни у своих ног, способный превратить человека в щепотку золы одним только взглядом… Нет, Князь Цепей не ищет сделок. Но иногда, говорят, он одаривает своим покровительством тех, кто сумел привлечь его внимание. Несчастный Эйнард. Какие-то скользкие знакомые из Клифа нашептали ему, что если вверить Мортлэйку свою судьбу, это устранит многие трудности и проблемы с жизненного пути. И он решился на отчаянный шаг. Он знал, что я занимаюсь всякими темными оккультными делишками, хоть и не знал их сути, но, верно, слишком боялся, что я отговорю его от этой выходки. И сделал все сам. Как умел. Ритуал был примитивен и груб. Отрубленные куриные лапы, ржавые звенья цепи, пробитые монеты… Эйнард ни черта не смыслил в этом деле, в отличие от ресторанного. Однако, как я уже говорил, Мортлэйк не щепетилен по части канцелярских деталей и крючкотворства. Видимо, он счел условия приемлемыми. Принял Эйнарда Лоусона под свое покровительство.

— Звучит… зловеще.

— Вы так полагаете? — Лэйд надеялся, что ему удалось изобразить искреннее изумление, — Вам ли опасаться Девятерых Неведомых, Уилл? Ведь по своей сути они — смотрители и садовники Эдемского сада, а значит, в вашем представлении должны быть по меньшей мере архангелами!

Однако если он надеялся вывести Уилла из состояния душевного равновесия, то неверно выбрал способ — Уилл не вспыхнул, как это обыкновенно бывает с задетым за живое человеком, лишь неохотно качнул головой.

— Библия — великая книга, мистер Лайвстоун, но все же лишь книга, бледное, бесконечно искаженное и запутанное Слово Господне. Изображенный там Эдем сродни примитивному оттиску — словно в невероятной сложности форму поместили чересчур грубую бумагу, к тому же неверно подобрав чернила. Истинный Эдем — это Сад Жизни, а не медовое болото. В нем есть место всему, что произрастает в человеческой душе, от восхитительных цветов до ядовитых корней…

— Ну что ж, — Лэйд недобро прищурился, — Тогда я, с вашего позволения, продолжу.

— Конечно, мистер Лайвстоун. Я весь во внимании.

— Возможно, Эйнард и сам не предполагал, что перемены к лучшему не заставят себя ждать. Он не был убежденным кроссарианцем, для него все эти ритуалы были сродни полинезийским дикарским штучкам, сплошное суеверие, чуть ли не шаманизм. Но правду говорят, будто внутри у каждого из нас живет дикарь. Кроме того, отчаянье лишило его привычного душевного равновесия, вынудив на этот шаг. Но он все равно не ждал того, что Мортлэйк в самом деле переменит его жизнь.

— О. И как же?

— На следующий же день два ресторана, расположенных по соседству с его неброской кофейней, впервые за много лет не распахнули дверей. В одном из них выживший из ума повар намедни сыпанул во французский луковый суп крысиной отравы, что не лучшим образом сказалось на популярности заведения. В другом и вовсе случилась какая-то пьяная поножовщина, так что единственными его посетителями на долгое время оказались господа в полицейских мундирах. В крохотную кофейню Эйнарда нежданно хлынул поток посетителей. За какой-нибудь день он сбыл месячный запас кофе, а касса впервые за все время не смогла закрыться — слишком много серебра оказалось набито в ее брюхо.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Недурно!

— Спустя неделю не открылся еще один тамошний ресторан — кто-то из официантов, как выяснилось, украдкой торговал из-под полы рыбой. Достаточно было крысам полковника Уизерса нанести туда один-единственный визит, и ресторан превратился в подобие чумного корабля — мало кто желал переступить его порог. Выручка Эйнарда, и без того обильная в последнее время, в тот день удвоилась.