Дядя самых честных правил 4 - Александр Горбов

и сам Еропкин.

— Криворукие бараны!

Еропкин бешено выпучил глаза, перехватил коробочку и что-то нажал на ней. Лже-«Зуда» заскрипела, разразилась скрежетом и перешла в эфире на яростный «визг».

Меня чуть не вывернуло наизнанку. Желудок сжался спазмами, во рту появился вкус желчи, а колени начали подламываться от слабости.

Бумс! Таня выстрелила снова, но «визг» размазал магическую пулю, отклонив в сторону.

Бумс! Бумс! Ещё два выстрела, и оба уходят мимо. Последний опричник, бледный от действия лже-«Зуды», неудачно открылся и получил от меня удар по ноге. Добивать упавшего я не стал, рванув к Еропкину.

Стоило приблизиться к нему, как «визг» сделался громче. Анубиса скрутило, будто мокрую тряпку, выжимая эфир, а у меня в глазах потемнело. Дыхание перехватило, не позволяя даже выругаться.

— Нравится?

Еропкин, тоже бледный, но всё ещё бодрый, потряс коробочкой.

— Давай, давай, подходи ближе. Хочу посмотреть, как ты захлебнёшься кровушкой. Чем сильнее Талант, тем больше из тебя выдавит, Урусов. Ай-яй, мальчику больно? Мальчик хотел кидаться магией? Сейчас я выжму её из тебя до капли. Буду стоять и смотреть, как ты дохнешь, корчась в муках. Я обещал, что ты будешь умирать долго, очень долго.

Отступив на шаг, затем другой, я попытался ослабить действие лже-«Зуды». Поднял перед собой шпагу, собираясь атаковать. И одновременно утрамбовал Анубиса в глубину самого себя, пытаясь спрятать от «визга». Ерунда, всего-то провести несколько атак и достать Еропкина. Нужно всего лишь преодолеть боль. Я встречу свою боль и приму её. Я позволю ей пройти надо мной и сквозь меня. И там, где была боль, не останется ничего. Останусь лишь я, я сам.

Ещё один выстрел Тани ушёл в «молоко», на мгновение отвлекая Еропкина. Я прыгнул вперёд, переходя в атаку.

Громогласный выстрел хлопнул по ушам. Не аккуратный удар «огнебоя», а зычный и раскатистый рёв порохового ружья. Еропкин не успел даже дёрнуться, как его ударило в бок, вырывая кусок плоти размером с кулак. В глазах бастарда появилось удивление, рот беззвучно распахнулся…

Останавливать атаку я не стал.

Раз! Пальцы Еропкина веером разлетелись по сторонам, а медная коробочка упала на землю. «Визг» лже-«Зуды» прекратился как отрезанный.

Два! Моя шпага пропорола ему горло, чиркнув кончиком по кости позвоночника.

Еропкин покачнулся и рухнул, обливаясь кровью. Могу сказать точно, как некромант, — умер он, едва коснувшись земли.

* * *

Шагах в тридцати стоял незабвенный Лаврентий Павлович с дымящимся ружьём в руках. Самым обычным, пороховым, но жуткого калибра, с каким не стыдно выйти на гиппопотама.

— Кхм… — фальшивый лепрекон прокашлялся. — Ничего, что я вмешался, Константин Платонович? Просто сил уже нет: третий день такой шум, баланс свести не могу. Меня это так расстраивает всегда!

— Вы как раз вовремя, Лаврентий Павлович. Позвольте вас побла…

— Глупости, даже разговора не стоит. Я всегда считал: нет человека, нет проблемы. Следуйте этому правилу, и никто не будет вам мешать. А теперь извините, я вас покину. Баланс сам себя не сведёт, знаете ли.

Он развернулся и пошёл к своему флигелю, единственному уцелевшему во время разборок с Еропкиными. Ещё дымящееся ружьё он положил на плечо и что-то весело насвистывал. Мне оставалось только покачать головой и порадоваться — без него победа далась бы гораздо большими силами.

* * *

Я наклонился и подобрал с земли медную коробочку. Позеленевшая от времени, с рельефным узором из листьев на боках. Под эти листья были стилизованны и рычажки, на которые нажимал Еропкин. Мне показалось, что я уже где-то видел такие завитушки и подобную мини-шкатулку. Но где именно, мозг не хотел вспоминать категорически.

Стараясь не трогать рычажки, я отцепил защёлку и поднял крышку. Внутри располагались исписанные крохотными Знаками шестерёнки, складывающиеся в непонятный механизм. В самом центре которого поблёскивала стеклянная ампула с тёмным содержимым. Я осторожно коснулся его через эфир и вздрогнул от неожиданности.

— Ёшки-матрёшки!

В ампуле прятался крохотный шарик красной ртути. Мать моя женщина, какой безумный гений сумел сделать такую смесь деланной магии и алхимического элемента? Уж не дорогие ли масонские друзья?

Первым желанием было разбить колбу и сломать механизм. Но я удержался, захлопнул крышку и спрятал коробочку в карман. С ней надо разбираться отдельно, очень-очень вдумчиво, сломать всегда успеется.

—…пать! Без меня! Опять!

Во двор усадьбы вкатился дормез с Кижом на козлах.

— Да что же это такое! Опять без меня всё самое интересное! Константин Платонович, вы не могли меня дождаться, а?

Мертвец пребывал в расстройстве и гневе одновременно.

— Это я тебя должен спросить, где ты шляешься, когда нужен.

— Так дорога там видели какая? Вы на дрожках проехали, а этот тарантас чуть не застрял. Пришлось в объезд деревни ползти, колесо чуть не слетело…

— Ну, извини, эти господа отказались тебя ждать.

Киж слез на землю и сделал обиженное лицо, как ребёнок, которому не купили леденец на палочке.

— Константин Платонович, вы в следующий раз потяните время, переговоры там, поторгуйтесь. Вот я бы приехал и с ними разобрался, вам бы не пришлось руки пачкать.

— Если тебе так хочется побузить, сходи за Александрой и Таней. А как вернёшься, возьми коня и навести этого, как там он…. Троекурова. Объясни ему доходчиво, что брать чужое не по-христиански.

Киж оживился и кивнул.

— Сделаю. Константин Платонович, тут живые есть, — он пнул носком сапога тело одного из опричников, — можно их…

— Выживут?

— Скорее всего, нет.

— Сначала за Таней с Сашкой, а потом добей, чтобы не мучились.

Я пошёл к дому и только шаге на третьем заметил, что хромаю. Кажется, во время схватки меня всё-таки задели, вон и штанина к бедру прилипла, мокрая от крови. Придётся хирургу латать ещё и меня.

Кое-как доковыляв до крыльца, я увидел крайне печальное зрелище. Светлячок, с опалёнными волосами и перепачканным гарью лицом, стояла на коленях и беззвучно плакала. Перед ней лежал Куприян и пустыми мёртвыми глазами смотрел в небо — шпага Еропкина не оставила ему шанса. Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Весь род. Под корень. Без сожаления.

Глава 29

После драки

— Мяу!

Невесть откуда на крыльце появился Мурзилка и подошёл к Светлячку. Сочувственно мяукнул и потёрся о её руку.

— Мяу.

Кот потянулся и осторожно провёл лапой по щеке девушки, будто вытирал слёзы. Мурзилка обнял Светлячка за шею и ткнулся мордой ей в ухо.

— Мя-мя-мяу…

Светлячок вышла из ступора, заграбастала кота обеими руками и разрыдалась, зарывшись лицом в рыжую шерсть.

— Иди к остальным, — я поднял девушку, не выпускавшую из рук Мурзилку, — им нужна твоя помощь, а я здесь всё сделаю.

Отведя её в дом, я вернулся на крыльцо и присел подле Куприяна. Закрыл ему глаза и набросил покрывало, захваченное в гостиной. А затем призвал Анубиса.

Короткая проверка, и я с облегчением выдохнул. Чистая смерть — дух опричника не собирался возвращаться, с лёгким сердцем уйдя за грань. У него не осталось ни долгов, которые требовалось оплатить, ни родных. Я пожелал ему лёгкой дороги и мысленно пообещал устроить похороны по всем правилам.

— Константин Платонович. — На плечо легла ладонь Кижа. — Ступайте в дом. Вам нужно перевязать рану, вон крови сколько натекло. А насчёт Куприяна я распоряжусь, не сомневайтесь.

— Я тебя куда послал? Вот и делай, что сказано.

Киж помог мне встать, качая головой.

— Не идёт вам ворчать, Константин Платонович. Для этого Марья Алексевна и Настасья Филипповна есть.

Я отмахнулся от него и пошёл в дом. Рассечённое бедро и правда кровило и постепенно наливалось болью.

* * *

— Ох ты, горюшко какое! Да что же это такое делается, Костенька.

Настасья Филипповна слишком близко к сердцу восприняла моё ранение. До спальни я доковылял сам, упал на постель, но тут же был взят в кольцо заботы и хлопот. Горничные-орки притащили воды, и ключница взялась за моё лечение: разрезала штанину, вытерла кровь и промыла рану.

— Только приехал, а уже раненый, будто войны мало было.

— Настасья Филипповна, там хирург должен был приехать…

— И думать забудь! Пусть он твоих опричников штопает, коновал. Резаную рану я и сама зашью, чай не безрукая.

И точно — ключница профессионально обработала рану и наложила швы с помощью кривой иглы и шёлковой нити. Намазала сверху густую тёмную мазь и перебинтовала ногу. Я шипел, сжимая зубы, и терпеливо ждал окончания экзекуции.

— Где вы этому научились, Настасья Филипповна?

— С Василием