Старая легенда - Вероника Кузнецова

Медас промолчал, и Гонкур принёс ему нарезанное ломтиками холодное варёное мясо и два крепких солёных огурчика. Аппетитный запах распространился на всю комнату.

Медас поколебался, смущённо обвёл глазами находящихся в комнате и решительно сел за стол. Рената с возмущением посмотрела на него и высказала предположение, что, вероятно, смогла бы заставить себя проглотить кусочек огурчика, но от вида мяса у неё пропало всякое желание есть.

Гонкур молча вышел и приготовил четыре порции мяса с огурцами.

Рената промолчала, увидев на своей тарелке мясо. Любое движение нестерпимой болью отдавалось в голове, и она осталась на диване, поставив тарелку на колени. Гонкур подкатил кресло старика к столу, и тот рассеянно принялся за еду. Постепенно бледные щёки его чуть порозовели, и взгляд стал по-прежнему острым.

Когда Гонкур позвал Витаса, тот не шевельнулся и лишь зажал уши руками. Молодой археолог подошёл к мальчику и встал на колени рядом с креслом.

— Витас, — тихо позвал он и положил руку ему на плечо.

Тот раздражённо дёрнулся. Гонкур нагнулся ещё ниже, отвёл его руки и зашептал ему в ухо:

— Витас, подумай о маме и дедушке. Ты не ел целый день, много плакал, ослаб. Если ты сейчас не поешь, завтра у тебя не будет сил, а нам очень нужна твоя помощь.

Мальчик повернулся к Гонкуру и сдавленным голосом возразил:

— А если я не могу?

— Тебе только кажется, — мягко убеждал его Гонкур. — Сейчас ты сядешь за стол, и это пройдёт. Только не надо больше плакать, потому что всем и без того очень тяжело. Посмотри на господина Медаса. Он целый день на ногах и очень устал. Ты видел, как плохо было дедушке. Не заставляй его тревожиться ещё и за тебя. Пожалей Ренату. У неё так болит голова, что она не может шевелиться. Поверь, они переживают не меньше тебя. Не доставляй им новых забот. Перестань плакать и сядь за стол.

— Но я не могу есть, — зашептал Витас. — Я не могу даже думать о еде.

Гонкур поразмыслил.

— Хорошо, не ешь, — согласился он. — Сядь за стол, возьми в руку вилку и только делай вид, что ешь.

Мальчик медленно слез с кресла, сел за стол и взял в руку вилку, угрюмо глядя в тарелку. Потом он осторожно откусил кончик огурца и подцепил ломтик мяса.

Гонкур с облегчением сел на своё место. Он чувствовал такую усталость, что рад был бы лечь здесь же в гостиной на пол и уснуть.

— Господин Гонкур, я хочу ещё, — шепнул ему Витас.

Молодой человек торопливо принёс всем добавку. Чтобы не вставать из-за стола лишний раз, он сразу же принёс чашки и вскипевший чайник.

Когда все поели, Гонкур предложил разойтись по своим комнатам. Все промолчали, не двигаясь с места, и Гонкур первый покинул гостиную, увозя господина Вандесароса. Он уложил старика на кровать и решил дежурить возле него всю ночь.

— Ничего, мальчик, я здоров. Не сиди со мной, ты и так едва держишься на ногах. Иди к себе и ложись спать, — ласково глядя на него, сказал старик.

— Дед, я лягу здесь, у тебя. Постелю на полу…

— Не надо, иди.

— Может, уложить у тебя Витаса?

— Что ты, зачем? Иди и не волнуйся. Если что-нибудь понадобится, я тебе крикну. Мы ведь рядом. Спокойной ночи, дорогой.

— Тогда я хотя бы двери оставлю открытыми.

— Не надо, здесь дует, — со слабой улыбкой ответил старик. — Спи спокойно и не прислушивайся к каждому шороху.

— Доброй ночи, дед.

Выйдя от старика, он увидел Витаса, сидящего на корточках у стены. Гонкур осторожно закрыл дверь и обернулся к мальчику.

— Что ты здесь делаешь?

Витас встал и сделал несколько шагов, разминая затёкшие ноги.

— Я не хочу оставаться один, — ответил он.

Молодой человек подумал, что сам должен был позаботиться о мальчике, а не ждать напоминаний о том, что ребёнок боится.

— Ты просидел бы здесь всю ночь? — поинтересовался он.

Витас промолчал.

— Долго так не просидишь, — заметил Гонкур. — Пойдём ко мне.

Устраивая постель, он спросил:

— Уместимся вдвоём?

— Конечно, уместимся, — охотно согласился Витас.

— Ну, так раздевайся и ложись. Не тяни, быстрее.

Гонкур погасил свет и, еле передвигая ноги, почти засыпая на ходу, дотащился до дивана. Он лёг на самый край, боясь придавить ребёнка и чувствуя, что теперь он уже не сможет встать, даже если от этого будет зависеть его жизнь. Он погрузился в тяжёлый сон, едва его голова коснулась подушки, но продолжал ощущать усталость. Ему представлялось, что он очень утомлён и ищет свою комнату, чтобы отдохнуть, но когда после долгих поисков находит её, то дивана там не оказывается, а весь пол утыкан острыми гвоздями. Он отыскивает себе местечко, ложится, неловко изогнувшись между гвоздями, и засыпает, но его будит госпожа Кенидес. Она в отчаянии зовёт его куда-то, и он идёт, шатаясь от нечеловеческой усталости. Когда он вновь ложится, перед ним оказывается старик Вандесарос, который сначала сидит в своём кресле, потом встаёт и уходит, но почему-то Гонкур по-прежнему рядом с ним. Вдруг старик взмахивает руками и падает, и Гонкуру приходится тащить его на себе. Он измучен, но бросить друга не может. И опять картина меняется. Он лежит на полу и в блаженстве закрывает глаза, но перед ним появляется Каремас. Он смеётся и зовёт его с собой, показывая на ожидающую вдали Мигелину. Гонкур встаёт и покорно идёт за ним. И вдруг девушка исчезает. Он оглядывается вокруг, но не видит и Каремаса. Ему во что бы то ни стало нужно их найти, и он идёт через какие-то комнаты, где расставлены всевозможные кровати, диваны и кушетки, дразнящие и манящие к себе сладким покоем. Но Гонкур проходит мимо, преследуя свою цель, и входит в комнату с портретом. Там всё по-старому, но что-то не так. Гонкур вглядывается в изображение и видит, что Нигейрос держит на руках спящую Чораду. Ему полагалось бы испугаться, но он начинает завидовать девочке, которая может спать. Вдруг Нигейрос поднимает её над головой и бросает на пол. Гонкур кидается, чтобы подхватить её, резко дёргается и просыпается.

Он приподнялся на локте и мутными глазами посмотрел в темноту комнаты. Что-то необычное почудилось ему. Что-то, чего раньше не было. И тут до него дошло, что в кресле сидит кто-то, с головой укрытый какой-то тканью, и странный силуэт смутно выделяется из мрака.

"Или я схожу с ума или сплю. Сейчас встану и посмотрю, кто ко мне пожаловал", — подумал Гонкур и провалился в тяжёлый сон, похожий на забытьё.

27

Утром Гонкур проснулся с мыслью о странном ночном видении. Яркий утренний свет врывался в комнату, слепя глаза. В кресле никого не было, и Гонкур успокоился, размышляя о странных снах. Он был бодр и полон энергии, но вчерашний день медленно входил в его сознание, внося тоску и отчаяние и вытесняя радостное чувство, с каким человек просыпается ясным утром.

Витас крепко спал. Гонкур тихо встал, стараясь двигаться бесшумно, оделся и прошёл к господину Вандесаросу. Старик уже проснулся и встретил его печальной улыбкой и ласковым поджатием руки. Гонкур помог ему одеться и перенёс в кресло.

— Все уже встали? — спросил инвалид.

— Витас спит, а об остальных я ещё не знаю, — ответил Гонкур, проводя комнату в порядок.

— Он у тебя?

— Да, дед. Он пришёл ко мне сам, но мне бы следовало быть подогадливее и не оставлять его одного. Пойду, приготовлю что-нибудь к завтраку.

— А прислуга? — удивился старик. — Я и вчера никого не видел.

— Все попросили расчёт, — ответил Гонкур, не глядя на друга.

— И?

— И я их рассчитал.

Молодой человек чувствовал, как горько сейчас его другу. То, на что господин Вандесарос не обратил бы внимания в обычное время, теперь воспринималось крайне болезненно. Этот дом был как бы отмечен злым роком и уход прислуги послужил тому доказательством. Потом начнутся разговоры, сплетни и пересуды между соседями, и на несчастную семью обрушится грязная лавина домыслов и слухов, вызванная ложной гордостью за необычайное проклятие и способная придавить гордецов своей тяжестью.

— Ладно, иди, готовь завтрак, — сказал старик.

— А ты?

— Отправлюсь в гостиную.

— Как ты думаешь, мне можно зайти к госпоже Кенидес? — неуверенно спросил Гонкур.

— Конечно. Спроси, не надо ли ей чего-нибудь, а потом подойди ко мне и скажи, как она себя чувствует.

— Хорошо, дед.

Госпожа Кенидес оправилась настолько, что свободно сидела в постели. На тихий стук и вопрос молодого человека, можно ли ему войти, она приветливо отозвалась:

— Конечно, дорогой господин Гонкур.

Сиделка встала со своего стула и хотела отойти, чтобы не мешать.

— Не вставайте, прошу вас, — обратился к ней посетитель.

Сиделка молча опустилась на своё место.

Гонкур повернулся к старой женщине, и холодок пробежал у него по спине. Теперь, действительно, это была очень старая женщина. Её тронутые сединой волосы стали совершенно белыми, еле заметные морщинки на лице резко углубились, кожа стала дряблая и отёчная, голова и руки тряслись. Гонкуру потребовалась вся его выдержка, чтобы не вздрогнуть от неожиданности и сохранить на лице приличествующее обстоятельствам выражение ненавязчивого соболезнования, почтительности и участия.