Пляска в степи (СИ) - Богачева Виктория

— Великая удача, что ты подоспел, воевода, — сказал князь.

Помедлив, воевода Храбр кивнул. Он и сам уже дюжину раз представил, что осталось бы от его сына да второго мальчишки, коли не попалось бы ему под руку копье, али не заметил бы он их…

Горазд тоже представил. Как обезумевший великан в медвежьей шкуре раскроил бы ему череп напополам одним ударом. Али не токмо череп, а всего его самого раскроил бы ровнехонько на две половинки.

— Кто они такие, берсеркиеры эти, князь?

Они медленно шли вглубь лагеря мимо сожженных, снесенных в пылу сражения палаток. Занималась заря, и серые предрассветные сумерки окутали все вокруг. Серым же был и пепел, смешавшийся с землей и кровью у них под ногами. Князь хромал, хоть и старался этого не показывать. Бажен плелся подле отца из последних сил и, помедлив, Горазд догнал их и пошел вровень с другого бока. Мало ли что, вдруг упасть вздумает. Выходило ведь, что нынче в битве они с чужим отроком спасли друг другу жизни.

— Берсеркам неведом страх и боль в бою. Они носят медвежьи шкуры, и старики говорят, что в схватке в них вселяется дух медведя, оттого они и рычат, и кусают свои щиты, и ярятся как бешеные собаки али волки. Они бросаются в бой без кольчуги, оттого и зовутся берсерками.

Слушая одним ухом, Горазд вертел по сторонам головой, выискивая знакомые лица. Еще издалека он приметил дядьку Крута и нежданно для себя выдохнул с облегчением. Увидав Вышату, так и вовсе разулыбался. Но поспешно одернул себя, выругал последними словами. Добро, что приятеля не убили, но видел же он, когда мимо проходили, и укрытых плащами мертвых, и тяжело раненных. Мало времени он пробыл в дружине, ни к кому, кроме князя, не успел крепко привязаться после смерти десятника Избора, который за него вступился зимой. Вот и не жалко ему, скудоумному, никого.

— Вот такого зверя ты завалил, Храбр Турворович, — обернувшись к ним, вновь заговорил тем временем князь. — Ты вернись к нему, погляди. Может, что ценное найдешь.

Костер, у которого они токмо-токмо вечеряли, давно догорел и превратился в черные головешки. Лежало подле него бездыханное женское тело, кусочек расшитого подола выглядывал из-под ткани, которая была накинута поверх. На мгновение у Горазда сжалось сердце, но он увидел княжну Звениславу Вышатовну живой, и отлегло. Помыслил сперва отчего-то, что тканью укрыта мертвая княжна.

Она сидела в сторонке на поваленном бревне и смотрела в одну точку прямо перед собой. В паре шагов от нее, склонившись над кметем, стояла на коленях Зима Ингваровна. Горазд увидел, как она вздохнула, покачала головой и медленно провела ладонью по лицу кметя, навечно закрывая тому глаза.

Мальчишка тяжело сглотнул. Сюда к потухшему костру стекалась сейчас дружина. Кто мог, шел сам. Некоторых на носилках из щитов и копий приносили более удачливые кмети. Мертвые же пока оставались лежать на земле. Своих мертвых они похоронят, как полагается.

Воевода Храбр усадил Бажена прямо на землю и обернулся по сторонам, ища хотя бы плащ. Скрепя сердце, Горазд отошел от них, спеша за своим князем. Больше уж он его не оставит, не упустит в разгар битвы. Все помыслить не мог, как к нему подступиться, про ногу заговорить. Вроде крови на портках не было, но дюже уж Ярослав Мстиславич на одну сторону припадал.

Князь склонился над мертвой женщиной и откинул ткань с ее лица. Удар топора превратил лицо в месиво, и в нем с трудом узнавалась госпожа Драгомира Желановна, тетка их княжны, которую отправили сопроводить ее до Ладоги… Рана у женщины была страшной, но и умерла она после нее мгновенно. Может, и почувствовать ничего не успела.

Они подошли поближе к Звениславе Вышатовне и госпоже Зиме, и Горазд нынче углядел, что коса у княжны висела клоками, страшно растрепавшись. Платье местами было порвано, испачкано в земле и крови, как и ее руки, и лицо. Губы у княжны были разбиты, а на щеке наливался цветом синяк.

Его князь сбился с шага, и Горазд помыслил, что тот тоже разглядел княжну. Она не подняла головы и даже не посмотрела на них, когда они остановились в паре шагов от них. На земле у них под ногами лежал мертвый кметь Гостомысл. Это ему госпожа Зима закрывала глаза.

Знахарка распрямилась, откинув за спину свои косы, и встретилась с князем уставшим взглядом глубоко запавших глаз. Горазд разглядел у нее на щеке небольшой порез, да и токмо. Неведомо почему, но битва не особо коснулась ее.

— Истек кровью. Стрела жилу разрезала, я не сдюжила остановить, — печально сказала она, показав рукой на Гостомысла.

Горазд поглядел следом за ней вниз: рубашка на кмете была разорвана, обнажая место, куда угодила стрела. Вокруг валялись окровавленные тряпки и кожаные шнурки. Сперва мальчишка помыслил, что ему помстилось. Не спал еще угар после сражения, вот и мерещится теперь всякое. Но он моргнул, а знакомый оберег на тонкой цепочке никуда с груди Гостомысла не исчез.

Отрок вскинул взгляд на князя. Тот медленно склонился над мертвым кметем, снял с его шеи перунов оберег и спрятал в кошель на воинском поясе. Посмотрел на Горазда и одним взглядом велел не болтать.

— Что случилось? — Ярослав Мстиславич указал себе за спину, где в неподвижном оцепенении сидела его невеста.

— Поймал ее кто-то из этих, хотел уволочь, — знахарка нахмурилась, свела на переносице темные брови. — Твой воевода Крут помешал.

— Вот как.

Князь развернулся, а дернувшегося следом Горазда остановила Зима Ингваровна.

— Ты лучше мне подсоби. Никуда твой князь не денется, а то не видишь, как хромает, — сказала она и велела помочь подняться ей с земли.

Нужно было осмотреть других раненых, и первым знахарка направилась к Бажену, которого приметила, еще когда они вчетвером пришли к догоревшему костру.

Боковым зрением Горазд углядел, что князь сидел на бревне рядом с княжной, а та, кажется, плакала, уткнувшись ему в плечо. Мелко-мелко тряслись и подрагивали ее плечи. Смутившись, он поспешил отвернуться. Права, ох, права была матушка, непрестанно ругая его за длинный любопытный нос.

— У тебя-то у самого чего рубаха вся в крови?

— Да так, пустое, — он отмахнулся, мол, мелочь какая.

Взаправду, Горазд и не чувствовал ничего. Так обычно и бывало, говорили старшие кмети и гридни. Боль сразу после битвы никогда не приходит, сперва ты и не понимаешь, что ранен, что кровь хлещет. Это уж много позднее осознание доходит. Потому и важно в самом начале не упустить ничего, понадеявшись, что коли не больно, то можно и не врачевать. Немало добрых воинов такие беспечные мысли сгубили.

— Пара порезов, вот и все.

Вспомнив, как его наставляли, он все же решил сказать. Мало ли что.

— Погляжу, как с дружкой твоим управлюсь, — знахарка одарила его в ответ проницательным взглядом.

Весь оставшийся день прошел для Горазда в заботах и суматохе. Следовало с честью похоронить мертвых. Князь сказал, что они не станут собирать костер и предадут тела земле, и нужно было выкопать для них могилы. Во время налета наемники повредили колеса одной из повозок с приданым, а еще одну и вовсе сожгли. Та сгорела не до конца, и теперь часть кметей перетаскивала с нее уцелевший скарб, пока другие латали сломанные межколесные балки и днище.

Пятеро кметей из молодшей дружины князя Ярослава не увидели тем утром рассвет. Среди них и Гостомысл, к которому против воли Горазд возвращался в мыслях почти весь день, пока копал тупым заступом ямы. Раненых было куда больше, и потому мало кто из кметей мог ему подсобить. Вышата, вон, ходил с перевязанной рукой. Словил ею ночью две стрелы. Горазд сам прогнал его, устав от болтовни.

Видел еще, что воеводе Круту разбили-таки голову. Знахарка накладывала ему повязку и ругала, что поздно пришел, уж когда минул полдень. Мол, ходил как бестолочь с засохшей кровью и оторванным лоскутом кожи. А больше Горазд не расслышал, потому как опомнился и прибавил шаг. Уж кого-кого, а дядьку Крута ему гневить не хотелось.

Уже ближе к вечеру, как управились с повозками, подсобить Горазду пришел воевода Храбр. Мальчишка смутился сперва, мол, негоже воеводе заниматься работой отрока, хорошо, хоть не сам князь! Но воевода в ответ на его увещевания лишь махнул рукой. Они оба были одними из немногих, кто оказался достаточно удачлив минувшей ночью, чтобы не быть всерьез раненым.