Магазин потерянной любви - Константин Шеметов

Флаг этой страны был похож на Хью. Впрочем, как и её письма и кольцо с орнаментом на большом пальце. «Митя, вы где?» – позвонила она. Ей не терпелось узнать, ждать его или нет. Митин самолёт, вероятно, прошёл над Каспием – водная гладь сменилась сыпучей пустыней. «Прошёл над Каспием», – ответил он и спросил, что её беспокоит? Нет, её ничего не беспокоило. Она давно поприбивала свои листья, а теперь и вовсе забыла о них. Драматичная любовь к Берковиц сделала своё дело. Хьюлет разочарована. Она забралась слишком высоко. Падение было стремительным и болезненным – странно, что вообще выжила. В настоящий момент Хью мастурбировала, присев на край ванны и разведя колени. «Приезжайте и сами увидите», – сказала она. Мануилова выглядывала его с пожарной лестницы. Ветер поднимал её платье. Даже издалека она была похожа на свои письма.

Отпуск они провели на крыше. Слезали редко, да и слезать не хотелось. Хью устроила там навес от солнца, надула кровать и разбила цветочную ферму. Вечерами она срезала с грядки тюльпан-другой и играла с ним, то утыкаясь в него губами, то лаская им упругий клитор. Митя всё больше влюблялся. На ночь он читал ей «Лансароте» Уэльбека, играл на фортепиано и тайком восхищался ею, не в силах отвести взгляд.

Его любовь напоминала любовь Роберта Коха к 17-летней актрисе по имени Хедвига Фрайбург. Эта Хедвига перевернула всю Кохову жизнь, но вряд ли они были счастливы. «Пружина в действии», – не унимался Джони. Добавим к этому неудачи с туберкулином, разрыв с семьёй и сплошь неурядицы в университете Гумбольдта, где Кох и проработал остаток жизни. Подобно Коху, Захаров бился над своим туберкулином, но тот не давался.

В субботу ближе к полудню они слезли с крыши и пошли нырять в Каракумский канал. Хьюлет ныряла с разбегу, плыла быстро и далеко. Скрывшись из виду, она подолгу не возвращалась. «Наверное, ловит молодых черепашек, – думал Митя. – Отпустите нас, тётя Хью, – скажут ей черепашки и уставятся на неё своими черепашьими глазами. Выйдя на берег, Хью отпустит их, и те разбегутся».

Черепашки и вправду разбегались.

Они всерьёз опасались за свою жизнь. Отовсюду приземлялись голодные чайки. Завидев черепашек, чайки хотели их съесть, а Хьюлет то и дело отгоняла птиц, будто стояла на страже справедливости. Достигнув воды, черепашки уплывали. Чайки кружились над ними, так и не поняв, что происходит, а Хью металась – она смеялась и плакала одновременно. Иными словами, Катя Мануилова искусственно создавала себе трудности и с романтизмом преодолевала их.

Всё это время он наблюдал за ней. Хью проявляла заботу и решимость. «В отличие от нас с Россохиной, – пишет Джони, – Хьюлет любила детей. Ей не претил институт брака, придуманный церковью, да и сама церковь не вызывала у неё отторжения. Мы же с Викой лишь смеялись над собой. Быть серьёзным никуда не годится, напоминала мне Vi – стоило задуматься, признаться в любви к ней или даже просто пожалеть о чём-нибудь».

Вода в Каракумском канале была чуть мутной.

Время пролетело как один день, и Мите пора было в аэропорт. «К вечеру хорошо бы подняться в небо», – думал он. Хью сложит постель, черепашки и думать забудут о приключении на берегу, а он сочинит по ним стих-другой или даже пьесу, наблюдая сквозь иллюминатор за звёздами.

«Ясно, что Митя был потерян, – приходит к выводу Джони. – Его пружинный механизм был взведён до предела. Захаров поднимется в небо, а дальше стремительно пойдёт вниз. Любви, приобретённой на крыше у Хьюлет, окажется вполне достаточным для болезненного падения. Хорошо, если выживет. В любом случае он будет – что ископаемый артефакт в Музее естественной истории при университете Гумбольдта. Его никто даже не станет искать. Вот и Хьюлет: с нею творилось то же самое – её никто не искал. В этом явлении как раз и состоит, – заключает Джони, – ПЕРЕХОД КОЛИЧЕСТВА В КАЧЕСТВО».

Странное дело, размышлял Митя. Прибегая к тем или иным сопоставлениям в своём творчестве, Джони ни разу не использовал греческую мифологию. Или он её не знал, или чурался. Нет, в самом деле, главной метафорой современных философов (да и не только философов, взять тех же писателей, к примеру) являются греческие боги. То и дело Митя натыкался на подобные ссылки, и честно говоря, все эти ссылки удручали. Уж не перегибают ли философы палку? – спрашивал он себя, но ответа так и не находил. В любом случае, Бог – это скучно, греческий ли он или ещё какой.

Митину неприязнь к религии подогревало ещё и «великое» соглашение Русской православной церкви с Правительством РФ, утверждённое в январе и внесённое в Конституцию. В соответствии с соглашением отменялся принцип отделения церкви от государства. Решение подтверждалось общероссийским референдумом. «Иисус Христос – наш бог», – гласили растяжки по всей России. Отныне любой гражданин, уличённый в атеизме, считался врагом народа. Остальные религии даже не рассматривались. «Да пофиг остальные», – не скрывал своего раздражения президент. Таким образом, многовековая пружина преклонения перед религией была отведена до предела. Как следствие – качество перешло в количество. Митя с тревогой предчувствовал грядущие перемены.

По сути, он оказался перед чудовищным выбором: или принять христианскую мифологию, или всё же остаться атеистом и тогда – жди беды. В любой момент его могли схватить и сжечь на костре. Несмотря на, казалось бы, видимый прогресс в эволюции человека, его религиозная сущность с годами не менялась.

Как тут не вспомнить эссе Джони Фарагута о Митиной группе Jesus Christ VIP Star. Захаров огляделся. Он подошёл к книжному шкафу, взял оттуда с десяток журналов «Паддингтон», но, вдруг вспомнив, что они так и не напечатали статью о JCVS, вернул их на место. Неплохой был журнал. Самый что ни на есть околомузыкальный абсурд. Как раз то, чем и занимался его ансамбль, используя вместо классических инструментов тон-генератор и костюмированное шоу. Нет так нет – на компьютере уж точно найдётся, решил Митя – и ошибся. На компьютере эссе не было. Годы сделали свое дело. За последние восемь лет он дважды сменил компьютер, не говоря уже об архитектуре и программном обеспечении. Лишь к вечеру он обнаружил текст в одном из буклетов к четвёртому и последнему альбому JCVS под названием «Преобразование материи в счастье». А что, неплохое эссе, подумал Захаров.

МОДЕЛЬ ИДЕАЛЬНОГО МЕХАНИЗМА

(Фрагменты эссе Джони Фарагута о Jesus Christ VIP Star)

Куда ни кинь, всюду Бог – вот что приходит в голову первым делом. Оно и правильно. Ведь если вдуматься, эта распределённая сеть обладает до сих пор непревзойдённым потенциалом инвариантности к происходящему. Что бы ни случилось – всегда найдётся объяснение.

То же и со звуком. Акустическая система Господа нашего поддерживает любую прикладную задачу, и в отличие от человека, поделившего звук на естественный и искусственный, то и дело соединяет их. Тем временем ослик Иисуса Христа не стоит на месте. Опыт за опытом и ослик, и Иисус совершенствуют модель идеального механизма, пытаясь, подобно Игорю Фёдоровичу Стравинскому, охватить целиком всю музыку.

Итак, Иисус Христос Необыкновенно Важная Звезда. Всякий, кому довелось послушать JCVS, замирает в счастливом блаженстве. Затем, придя в себя, эти люди радостно подпрыгивают, кричат и беснуются. «Взрывы выкриков толпы, переплетающихся в восхитительный гам, – пишет Милан Кундера об одном из первых модернистских произведений – “Семьдесят тысяч” чешского композитора Леоша Яначека (1909). И тут же: – Я вспоминаю грустные годы, проведённые в Чехии в начале вторжения русских. Тогда я влюбился в имена Варез и Ксенакис: эти образы объективных, но не существующих звуковых миров говорили мне о бытии, освобождённом от человеческой субъективности, агрессивной и неудобной. Они говорили мне о нежной бесчеловечной красоте мира до или после того, как по нему прошли люди» («Нарушенные завещания», глава «Музыка и шум»).

Кундера как в воду глядел. Вторжение идёт и поныне. В этом смысле человеческое ухо всё больше нуждается в разнообразии. Да и вообще присутствие человека – довольно пагубно. Шум у Леоша Яначека как нельзя лучше характеризует это извечное состояние протеста. Хорошо хотя бы есть ослик. Он словно смотрит на вас и всё знает. Нет, в самом деле, его потенциал инвариантности к злу поистине бесконечен. За что бы он ни взялся – всё у него выходит. Вероятно, Иисус Христос, так же как и электричество, имеет волновую природу.

Проходя через полупроводник, электрический сигнал бьётся о металлический корпус радиодетали, производя звук. В сущности, это первобытный звук, напоминающий шум дождя. При определённой модуляции он похож на ветер. Затем мы слышим человеческую речь, а в конечном итоге – короткое замыкание и редкие аплодисменты: до свидания, прекрасный мир.

В отличие от традиционной музыки композиция тон-генератора – что генетический код. В соответствии с многоуровневой моделью реальности ниже располагаются элементарные частицы и кот Шрёдингера. Подобно электрону в квантовом ящике, этот кот не жив, не мёртв, а Бог одновременно присутствует и здесь, и где бы то ни было.