Воспоминания душегуба: Друг - И. В. Ставров

Не собираюсь я посылать двоих сыновей на погибель верную!

Хам медленно перевёл взгляд на Хуша и прищурился:

— Сын, ты меня слышал. В поход отправляются Менги, Даарг, Литос, Слав и Захар. Харипы должны помочь вам осилить поганую силу твари.

Как я понял, мнение старших здесь было непререкаемым. Взгляды вдруг снова скрестились на нас с Захаром, а нам очень сильно захотелось спрятаться под стол. Мне не нравилось, что на нас повесили такую ответственность, даже не спросив. Мы и понятия не имели, как это получилось и что делать теперь. А может, отказаться? Отказаться и остаться в этих бесплодных снегах на всю жизнь? А то и на всю Эпоху Второго Солнца?.. Вдруг закралась подлая мыслишка. А почему нет? Каргалы меня здесь точно не достанут, а спустя пару месяцев по ту сторону пройдёт несколько лет и все обо мне позабудут. Подожди пару лет в снегах и Ингул с Бритвой умрут от старости. Не успел я развить мысль дальше, как меня прервал Хуша:

— Я понял, отец.

— Кхм… — я прокашлялся и на мне тут же скрестились взгляды всех присутствующих. — Думаю, следует переждать какое-то время, — губы обжигал яд лицемерия, но слов уже не вернуть. — Те люди, что охотились за мной, просто так от своей цели не отступают. К тому же, по вашим словам, я понял, что Захара тоже кто-то преследует?

— Дюжины суток, думаю, хватит, — после небольшого раздумья, ответил Хуша. — На той стороне пройдёт, по меньшей мере, пол яра.

Я задумчиво покачал головой — этого мало, однако чувствовалось, что на большее рассчитывать не стоило.

— Что ж, считаю вече оконченным, — проскрипел Хам.

Вопреки ожиданиям, никто не встал из-за стола и не полез в маленький лаз наружу. Наоборот, все поудобнее устроились и потянули руки к заранее приготовленным курительным трубкам в центре стола. Я один удивлённо переводил взгляд с одного кира на другого, когда заметил скривившееся лицо Захара. Его словно заставляли съесть суп из вонючих жуков и плавающими в нём ещё живыми червями. От такого сравнения лицо само собой скривилось, и в этот момент трубку в мои руки сунул Менги.

— Первыми отведать должны гости. Это традиции наши.

Что на запах, что на вкус, было похоже на перегнивший болотный мох. Спустя некоторое время на языке расцвёл сладковатый аромат калужницы, сменившийся обычной древесной корой. Едва гости отведали местное курево, хозяева выпустили клубы ядовито-зеленого дыма.

— Ничто не может так скрасить вечер, как дородная женщина, добрая чарка шоги и сладкий шаркис! — с закрытыми глазами пробормотал Хуша, выпуская зловонные пары.

Если это они называют сладким, то мне страшно предположить, что, по их мнению, значит горький. Впрочем, Захар был такого же мнения и давно уже отложил трубку от себя подальше. Начало церемонии, какой бы странной она ни была, положено. Дальше — дела хозяев.

Время пролетело незаметно. Настроения в Надежде витали разные, но большинство надеялось на нас, как на посланников Бургана. Называть нас стали не иначе, как «ыдык», что означало «святой» или «благословлённый». Так же выяснилось, что здоровались киры совсем необычно для меня. При встрече, младший по возрасту протягивает руки ладонями вверх, в то время, как старший кладёт сверху ладонями вниз, пожимая у локтя. Однако здоровались подобным образом они лишь при первом знакомстве и на новый год, который они называли Шагаа. В остальные же дни касались левой рукой своего живота. Этот жест означал, что ты уважаешь кира и готов угостить его у себя дома в любое время. Еда, живот, тепло и костёр у киров играли наиглавнейшую роль в быту. К примеру, живот сравнивали здесь с теплом и огнём. Объяснялось это тем, что, насытившись, живот согревал кира, отчего внутри него начинал пылать костёр жизни. Восход же означал начало новой жизни. Костёр киры тоже называли «ыдык», и считалось, что нельзя делать никаких похабных вещей, если огонь на тебя смотрит. Плевать, бросать что-либо в огонь, что может его оскорбить, считалось грехом почище воровства или убийства. Вместо этого киры проводили интересные обряды. Перед охотой, зачатием ребёнка, каким-либо начинанием, в общем, перед чем-либо значимым, они разжигали большой костёр и кидали в него еду и пахучие растения. Иногда просто выкладывали всё это рядом с костром, не бросая в него ничего. В воздухе начинали витать тяжёлые ароматы и тягучие запахи еды, что должны были задобрить духов и благословить киров в их начинаниях. Часто во время обряда пели песни или выбивали ритм на дхолах. Но все эти традиции появились относительно недавно, а на их родном архипелаге Канахусада они были немного иными. Эти стойкие люди не жили прошлым, понимая, что нужно двигаться дальше, несмотря ни на что.

За первые месяцы после конца Эпохи Первого Солнца, они занялись самым главным — добычей еды. Горные козлы, медведи, олени и зайцы стали хорошим подспорьем в выживании, а мех животных спас детей и женщин. Улыбчивые рыбаки, жилистые скотоводы и мирные землепашцы превратились в суровых охотников и собирателей. А милые краснощёкие матери и умелые пряльщицы войлока в прекрасных хранительниц домашнего очага. С каждым днём узнавая о кирах, я убеждался в том, что мои проблемы — ничто, по сравнению с тем, что довелось пережить этим стойким и невероятным людям. На первую зиму жизни, они сочинили стихи в память о своей земле. Назвали предание соответствующе — Сказание о потерянном крае.

Тысячелетиями жили мастера В архипелагах странных, недоступных взору. Не знали бед, несчастий, зла. И мчались брату на подмогу. Со златистым солнышком смеялись, Да с луною под ручку ходили. Со врагами знать не знались, Краснощёких дев любили. Рыбаки и скотоводы, Землепашцы и их жёны — Всех любили духи, боги. Едва костры были сожжёны. Но не вечен оказался край.