Крылья - Валентин Холмогоров

Аламеец выставляет свою машину почти вертикально, Дима по инерции проскакивает вперед, и теперь вражеский аэроплан оказывается у него за спиной. Снова вверх – насколько хватает сил у слабого, задыхающегося уже движка. Перегрузка давит на грудь, точно гранитная плита. Преследователь не теряет времени даром, справа и слева с шипением разрывают воздух трассы пулеметных выстрелов. Еще немного, капот почти вертикально смотрит в зенит, двигатель уже не стонет – завывает, захлебываясь холодным воздухом. Теперь чуть сбавить обороты, дать мотору передохнуть – «Хорнер» почти замер в небе, представляя сейчас собой прекрасную мишень. А вот теперь педаль до упора в пол, она идет на удивление легко, ведь самолет никуда не летит, нет сопротивления встречного потока. Мгновение помедлив, аэроплан лениво валится набок, опускает капот вниз, понемногу набирая скорость. Снова приятно щекочет под ребрами, земля – бурое и складчатое покрывало – приближается, накатывает, разворачиваясь от края до края. Аламеец потерялся где-то в небе, отстал. Ну и славно.

Глянув чуть в сторону, Дима увидел другой аламейский аэроплан, поливающий огнем строй сурганских бомбовозов. На хвосте у него болтается «Хорнер», плюется короткими очередями, да и пулеметчик в кормовой турели бомбера не сидит без дела, сопровождает истребитель стволом, лента рывками втягивается в ствол его пулемета. Внезапно сурганский триплан – Лоттер это или Алекс, не разобрать, – прекращает огонь, летит некоторое время беспомощно вперед, затем пилот вскидывает растопыренную пятерню – «выхожу из боя», – и машина, качнувшись, отваливает в сторону. Видать, снова порвался ремень синхронизатора, и пулемет предательски заклинило. Капризная конструкция, ненадежная.

Стараясь не упустить биплан из виду, Дима бросил машину наперерез бомбардировщикам, разворачиваясь вслед уходящему аламейцу. Только бы сурганский стрелок по ошибке не всадил ему очередь под хвост: расстояние маленькое, попасть можно почти не целясь. Нет, пронесло: пулемет в хвостовом гнезде бомбардировщика затих, а вот биплан впереди начал маневрировать, сбивая наводку. «Тах-тах-тах-тах, – застучал Димин пулемет, – тах-тах-тах». Ревет двигатель, свистят пули. Вроде бы попал. Или нет? Аламеец уводит машину чуть выше, потом ниже, ни единой секунды не оставаясь прямо по курсу, вот, завалившись набок, начинает разворачиваться вправо, спасаясь от преследования. Вновь земля оказывается где-то сбоку, к позвоночнику словно кто-то привязал веревку, с усилием тянет назад и вниз. Блеклые перышки облаков плывут в сторону, и кажется, будто это ты стоишь на месте, а окружающий мир, словно в диковинном иллюзионе, вращается вокруг, ускоряя бег. Взгляд сосредоточен на крылатой цели впереди, окружающее пространство перестает существовать. Очередь, еще одна. Подобраться бы ближе, но нет, не получится: биплан маневреннее, у него имеется преимущество на виражах. Снова короткая серия выстрелов. Вроде бы есть попадание, из-под брюха аламейского аэроплана потянулась было тонкая ниточка дыма, но тут же исчезла, и он уверенно начал набирать высоту. Сколько же, черт возьми, ему надо? Все же гоняться в небе за маленьким юрким самолетиком, да еще и умудриться попасть в него, – задача не из простых.

Дима снова вышел на встречный курс бомберам: сурганские самолеты летят сейчас значительно ниже. А вот сверху, навстречу распластанным над землей крылатым гигантам, падает крошечная черная точка – еще один аламейский истребитель. Потянулись вниз дымные трассы пулеметных очередей, и тихоходный самолет принял их в себя, брызнули в стороны мелкие обломки, устремились назад, увлекаемые воздушным потоком. Стрелок в хвостовой турели открыл было в ответ беглый огонь, но в этот миг один из мощных подкосов, удерживавших верхнее крыло бомбардировщика, подломился, плоскость просела и с треском оторвалась. Ветер тут же подхватил новую игрушку, и кусок крыла, кувыркаясь, будто осенний лист, исчез в лазурном небе.

Бомбовоз вздрогнул всем своим неуклюжим телом. Самолет качнуло, а потом он медленно и лениво, точно ворочающийся в берлоге медведь, повалился набок и устремился к земле. Не выдержав хлынувшего под непривычным углом воздушного потока, оторвалось нижнее полукрыло, выронив беспомощно вращающийся винтом двигатель. Словно в замедленном кино гигантский аэроплан клюнул носом и, вздымая густые облака пыли, воткнулся в землю. К удивлению Димы, никакого взрыва не произошло, просто большая величавая машина в долю секунды превратилась в бесформенную груду дымящихся досок и тряпок. Еще один двигатель запрыгал по степи, кувыркаясь и подскакивая точно мячик, пока не нашел свой последний приют в ближайшем овраге.

Засмотревшись на невиданное зрелище, Дима упустил из виду приближающийся аламейский истребитель. Противник зашел сзади и сверху, выпустив длинную очередь, и Димину машину швырнуло в сторону, когда несколько пуль с треском вспороли крыло, в котором сразу же зашипел встречный ветер. Выругавшись сквозь зубы, он восстановил управление и развернул самолет вслед уходящему к земле аэроплану. Теперь «Хорнер» вел себя уже не так, как раньше, – после попадания его ощутимо тянуло вправо, Диме приходилось постоянно и с усилием отклонять ручку левее, не позволяя машине опрокинуться. Противник снизился до сотни метров, и Дима выстрелил ему вслед без особой надежды попасть. Как и следовало ожидать, пули прошли мимо, выбив в приближающемся травянистом ковре цепочку пыльных фонтанчиков. Аламейский биплан задрал нос, переходя в набор высоты, но тут позади плеснула еще одна пулеметная очередь, рубанула поперек фюзеляжа, и аэроплан с синими кругами на крыльях, осев на хвост, рухнул в степь, утонув в клубящемся пыльном облаке. Прямо перед Диминым носом с издевательским жужжанием пронесся серо-зеленый триплан с черным ромбом на борту, качнул крыльями и исчез в вышине.

Дима осторожно развернул ставшую вдруг непослушной машину. Впереди и слева по широкой дуге скользил над землей один из уцелевших аламейских аэропланов – Дима взялся было за рукоять пулемета, но тот, издав звонкий щелчок, затих, отказываясь реагировать на нажатия гашетки. Лязгнул затвор, Дима извлек из патронного ящика и заправил в механизм заряжания запасную ленту, однако «Гочкис» оживать категорически отказался, не помогли даже сильные удары увесистым молотком по корпусу пулемета. В ту же минуту явственно потянуло раскаленным металлом и перегретым маслом. Одного взгляда на приборную панель оказалось достаточно, чтобы понять: двигатель удерживал машину в воздухе на последнем издыхании, о чем красноречиво свидетельствовала стрелка термометра, упершаяся в верхнюю границу красной зоны. Видать, аламеец все-таки умудрился зацепить радиатор.

На таком аэроплане много не навоюешь. Сбросив обороты до минимума, чтобы не перекрутить и без того усталый движок, Дима развернул «Хорнер» по направлению к дому. Сейчас неплохо бы набрать хоть какой-то запас высоты, чтобы появилась возможность спланировать, если двигатель все-таки откажет, но на малой тяге скороподъемность аэроплана и вовсе приближалась к нулю. Оставалось лишь надеяться, что «этажерка» дотянет до аэродрома, не развалившись по дороге.

Что ни говори, а сурганские конструкторы оказались настоящими мастерами своего дела, заложив в газовый двигатель «Хорнера» потрясающий запас прочности. Мотор хрипел, запинался и чихал, но все же продолжал исправно вращать винт. Вот небольшой холмик, от которого нужно взять чуть правее, сразу за ним – бурая проплешина степи с торчащими тут и там клочками чахлого кустарника, а дальше уже начинается летное поле. Пропеллер замедлил свой бег, замельтешил перед капотом, пытаясь остановиться, урчание двигателя стало совсем глухим и утробным. Дима чуть опустил нос самолета, заставляя его набирать скорость в снижении под пологим углом к земле. Промелькнули под крылом заросли кустарника, и тут мотор закашлялся и окончательно стих, а спустя несколько секунд под задорный свист ветра колеса аэроплана с грохотом коснулись земли. Затренькал колокольчик, звонко рассказывая Диме о том, что он уже и так чувствовал всем своим телом: они дотянули. «Хорнер» прокатился вприпрыжку по траве и замер на самом краю летного поля, а из-под капота поползли седые пряди густого едкого дыма.

* * *

По полотняной крыше палатки барабанят тяжелые капли дождя, снаружи время от времени доносится глухой раскатистый грохот – на сей раз не эхо далекой канонады, а самая настоящая гроза, явление редкое в этом засушливом крае.

В дождь сурганская авиация не летает. Не потому что пилоты боятся промокнуть, хотя потоки воды, льющиеся в открытую кабину и за шиворот, – удовольствие из разряда весьма и весьма сомнительных. Просто в наэлектризованных темно-свинцовых тучах бушуют мощные воздушные потоки, способные подхватить легкий летательный аппарат и поломать его, как спичку. В грозовой фронт не суются даже тяжелые земные авиалайнеры, что уж говорить о хрупких аэропланах из дерева и ткани?