Последнее искушение Христа - Никос Казандзакис

Человек в белых одеждах, услышал этот голос, узнал его и вздрогнул.

– Магдалина! Магдалина! Я спасу ее! – прошептал он и решительно направился к людям.

Он шел вперед с раскрытыми объятиями, по мере приближения к толпе все явственнее различая разъяренные, мрачные, изнуренные лица и полные гнева глаза. Сердце его затрепетало, глубокое сострадание и любовь переполняли его душу. «Это люди, – подумал он. – Все они – братья и сестры, но не ведают о том, и потому мучаются и страдают… О, если бы они узнали о том! Сколько радости, сколько счастья принесло бы это!»

Он уже приблизился к толпе, поднялся на камень, раскрыл объятия, и торжествующее, радостное слово вырвалось из глубин его души:

– Братья!

Люди пришли в замешательство и молча переглядывались между собой.

– Братья! – снова зазвучал торжествующий голос. – Здравствуйте!

– Добро пожаловать, распинатель! – отозвался Варавва, подхватив с земли увесистый камень.

– Дитя мое! – раздался душераздирающий крик, и Мария, бросившись вперед, заключила сына в объятия, смеясь, плача и лаская его.

Но тот молча высвободился и шагнул к Варавве.

– Привет тебе, Варавва, брат мой. Я – друг и пришел с благой вестью, с радостью великой!

– Не подходи! – взревел Варавва, заслоняя от него своим телом Магдалину.

Но та услыхала любимый голос, встрепенулась и закричала:

– Иисусе! Помоги!

Одним прыжком Иисус очутился у края ямы, откуда пыталась выбраться, цепляясь руками и ногами за камни, Магдалина. Иисус нагнулся, протянул ей руку, та ухватилась за нее, выбралась наверх и тяжело дыша, вся в крови, рухнула на землю.

Варавва подскочил и грубо поставил ногу ей на спину.

– Она моя, я убью ее! – рявкнул он, занося зажатый в руке камень. – Она трудилась в субботу, смерть ей!

– Смерть! Смерть! – заревела толпа, испугавшись, что жертва может ускользнуть.

– Смерть! – закричал и Зеведей, видя, что новоприбывшего окружают обнаглевшие голодранцы: нельзя же позволять голодранцам делать все, что им вздумается.

– Смерть! – снова закричал Зеведей, ударяя посохом о землю. – Смерть! Варавва занес уж было руку, но Иисус удержал ее.

– Варавва, разве тебе самому никогда не приходилось нарушать заповеди Божьи? – тихо и печально спросил он. – Разве ты ни разу в жизни не украл, не убил, не прелюбодействовал, не обманул?

Он повернулся к воющей толпе и, медленно переводя взгляд с одного лица на другое, сказал:

– Тот из вас, кто безгрешен, пусть первым бросит камень.

Толпа дрогнула. Один за другим люди стали пятиться, стараясь укрыться от взгляда, выворачивающего им наизнанку душу и память. Мужчины вспоминали о том, сколько лжи изрекли они за свою жизнь, вспоминали свои греховные поступки и соблазненных чужих жен, а женщины опустили платки пониже на глаза, и камни падали из разжавшихся рук.

Почтенный Зеведей, видя, что дело склоняется в пользу голодранцев, кипел от гнева, а Иисус повернулся теперь в другую сторону и, заглядывая людям одному за другим глубоко в душу, повторил:

– Тот из вас, кто безгрешен, пусть первым бросит камень.

– Я! – рванулся вперед Зеведей. – Дай мне твой камень, Варавва: чистому небу молнии не страшны! Я брошу камень!

Варавва обрадовался, протянул ему камень и отступил в сторону. Зеведей стиснул камень в руке, стал над Магдалиной и примерился метнуть камень так, чтобы тот угодил прямо в голову, а женщина сжалась в комок у ног Иисуса и молчала, чувствуя, что теперь ей больше не нужно бояться смерти.

Оборванцы злобно смотрели на Зеведея, а один из них, самый тощий, вырвался вперед и крикнул:

– Эй, Зеведей! Бог-то ведь есть, неужто ты не боишься, что длань Его разобьет тебя параличом? Вспомни, разве ты не попирал права убогого? Не пускал с молотка сиротского виноградника? Не хаживал ночью по вдовам?

Слушая эти слова, старый грешник то примеривался камнем, то снова опускал его и вдруг завопил: рука его неожиданно скорчилась, безвольно опустилась, увесистый камень выскользнул из нее и упал Зеведею на ногу, раздробив на ней пальцы.

– Чудо! Чудо! – закричали оборванцы. – Магдалина не виновна!

Варавва рассвирепел, его изрытая оспой образина густо налилась кровью, он бросился на Сына Марии, замахнулся и отвесил ему пощечину. А Иисус подставил ему другую щеку и сказал:

– Ударь меня и по другой щеке, брат Варавва!

Рука Вараввы застыла, он вытаращил глаза. Кто это – призрак, человек или демон? Он отступил назад и оторопело уставился на Иисуса.

– Ударь меня и по другой щеке, брат Варавва, – повторил Сын Марии.

И тогда из тени смоковницы выступил стоявший там, наблюдая за происходившим со стороны, Иуда. Он видел все, но хранил молчание. Ему дела не было до того, погибнет или не погибнет Магдалина, но он радовался, слушая Варавву и видя, как оборванцы распекают Зеведея и поднимают головы. А когда он увидел Иисуса, ступающего в новых белых одеяниях по берегу озера, сердце его затрепетало. «Теперь станет ясно, кто же он такой, чего хочет и что скажет людям», – тихо произнес Иуда, оттопыривая свое огромное ухо. Но уже первое слово – «Братья!» – не понравилось Иуде, и он презрительно скривил губы. «Не набрался он еще ума-разума, – прошептал Иуда. – Нет, не стали мы еще братьями – ни израильтяне для римлян, ни израильтяне друг для друга. Не братья нам продажные старосты саддукеи, водящие шашни с тираном… Плохо ты начал, Сыне Марии, пеняй на себя!» Некогда Иуда увидел, как Иисус без злобы, с гордым, нечеловеческим наслаждением подставляет другую щеку, ужас объял его. «Кто же он?! – мысленно воскликнул Иуда. – Подставить и другую щеку – да только ангел способен на такое, ангел или пес…»

Иуда прыжком рванулся вперед и схватил Варавву за руку в тот самый миг, когда тот уже было изготовился броситься на Сына Марии.

– Не тронь его! – глухо произнес Иуда. – Ступай прочь!

Варавва изумленно посмотрел на Иуду. Они были членами одного братства и часто вместе ходили по городам и селениям, предавая смерти изменников Израиля. И вот…

– Иуда, – невнятно пробормотал Варавва. – Ты? Ты?

– Да, я! Уходи!

Варавва все еще колебался. В братстве Иуда пользовался большим влиянием, и потому Варавва не мог ослушаться, но самолюбие не позволяло ему уйти.

– Уходи! – повторил приказ рыжебородый. Предводитель разбойников опустил голову и злобно взглянул на Сына Марии.

– Думаешь от меня ускользнуть? – глухо произнес он, стискивая кулаки.

– Мы еще встретимся!

Затем Варавва повернулся к своим людям и сказал сквозь зубы:

– Пошли!

Глава 13

И в то же мгновение люди, словно и они тоже долгие годы ждали этого призыва, словно впервые их назвали их истинным именем, – в то же мгновение люди исполнились ликования.

– Идем! – воскликнули все разом. – Во имя Бога!

Сын Марии пошел впереди, а люди, все как один, устремились следом.

Пологий холм, все еще зеленый, несмотря на летний зной, возвышался у берега озера. Солнечные лучи жгли его весь день напролет, и теперь с наступлением вечерней неги он благоухал тимьяном и опавшими на землю перезревшими маслинами. Видать, когда-то на вершине холма стоял древний языческий храм, потому как обломки резных капителей все еще лежали на земле, и полоумные рыбаки, выходившие ночью в озеро на ловлю, говорили, что до сих пор некий белый призрак сидит на мраморе, а почтенный Иона однажды ночью даже слышал его плач.

К этому холму и направлялись теперь охваченные восторгом: впереди Сын Марии, а следом – целые семьи бедноты.

– Возьми меня под руку, сынок. Пойдем и мы с ними, – обратилась почтенная Саломея к своему юному сыну, а затем взяла за руку Марию и сказала:

– Не плачь, Мария: разве ты не видела сияния вокруг лица своего сына?

– Нет у меня сына, нет у меня больше сына, – ответила мать и зарыдала. – У всех этих оборванцев есть, а у меня нет…

С плачем и причитаниями, но все же пошла и она, теперь уже в полной уверенности, что сын покинул ее навсегда. Когда Мария подбежала к нему, чтобы заключить в объятия и увести домой, тот изумленно, словно не узнавая, посмотрел на нее. А когда она сказала: «Я твоя мать», он вытянул руку, отстраняя ее от себя.

Увидав, что жена тоже присоединилась к толпе, почтенный Зеведей насупился, стиснул посох, повернулся к своему сыну Иакову и двум его товарищам, Филиппу и Нафанаилу, и, указывая на шумную мятежную толпу, сказал:

– Вот волки голодные, будь они прокляты! Нужно выть заодно с ними, а то еще подумают, что мы овцы, и сожрут нас. Пошли за ними! Но запомните: что бы ни сказал им свихнувшийся Сын Марии, мы должны освистать его – слышите? – и не позволять ему поднимать голову. Так что вперед и глядите в оба!

С этими словами он тоже стал, прихрамывая, подниматься в гору.

Тут показались и оба сына Ионы. Петр вел брата за руку, спокойно и мягко разговаривая с ним, опасаясь разгневать его, а тот оторопело смотрел на поднимавшуюся в гору толпу и на ее одетого в белое предводителя.