Игры скучающих купидонов - Татьяна Геннадьевна Абалова

о творящейся несправедливости. Мало того, что Кит в тебя влюбился, так еще короля–халифа–Чингачгука у меня увела.

– Как это?!

– Подумай хорошенько. Я девственница, брюнетка и все такое. Все, как он мечтает… Мечтал, пока ты его измором не взяла. Я же говорю, моя самая близкая подруга – сволочь. Короче. Завтра еще раз выпьешь «Любарум» и, если опять облом, отдаешь бутылку мне. Я счастья попытаю.

– Ох, боюсь, сидеть нам у разбитого корыта обеим…

– Не обеим. А только тебе. Тут у меня еще один вариант вырисовывается. Ко мне сегодня в гости Богдан заглядывал. Это который новый сосед. Знакомился, так сказать, с местной знаменитостью.

– И что? Он говорил что–нибудь обо мне?

Ну, правда, любопытно. Он же назвал меня по имени?

Я, конечно, не перестаю любить Замкова, но и о Богдане думать приятно.

Понимаю Кирюсика в его стремлении флиртовать с каждой хорошенькой женщиной.

Такое легкое возбуждение.

И до постели вряд ли дойдет, и живой себя чувствуешь, интересной.

– В который раз убеждаюсь, что ты скотина неблагодарная. Я о том, что он пришел познакомиться с местной знаменитостью, а ты и тут свой нос сунула. Не говорил Богдан о тебе. Даже не вспоминал. Спросил, где я собираюсь встречать Новый год.

– И что ты ответила? – мы еще не сговаривались, и услышать, что Галка определилась без меня, было как–то обидно.

– Сказала, что останусь здесь, в поселке. Сначала нажрусь у твоих родителей, а потом поплетусь к себе и завалюсь в полном одиночестве смотреть телевизор. Слышала? В полном одиночестве.

– Как это так? – мы всегда, еще со времен школы, встречали Новый год вместе. – А я?

– А ты к тому времени будешь согревать постель Замкову.

– Уверена?

– Да.

– Смотри мне…

Утром повела Димку домой. Долго стучала в дверь его квартиры руками–ногами–с помощью изощренных пыток звонком. Не открыли.

Постояла, посмотрела в глаза ребенка, где уже собирались слезы, и вспомнила об одном действенном способе. Он в последнее время всегда срабатывал. Мистика или простое совпадение, но стоило попинать дверь бывших соседок–старушек, как Наташа появлялась на своем пороге.

Сработало и в этот раз.

– Корова, ты откуда? – спросила я, подталкивая Димку в спину. Наташа смущенно поправила сбитые в колтун волосы, собрала на груди, где алели самые настоящие засосы, халат и томно, с придыханием (аж завидки взяли) произнесла:

– От верблюда…

– Верблюд в стойле или уже ушел в пески верблюжью колючку искать?

Игореша вырос за спиной Натальи. Подхватил на руки пацана, обнял смущающуюся жену и мягко так произнес:

– Мы колючки больше не жрем. Мы на сдобу перешли, – стоило ему это произнести, как в подъезде явственно запахло ванилью. Я потянула носом. Нет, показалось. – И никуда больше отсюда не уйдем.

– В однокомнатной останетесь? – изумилась я силе любви мужчины. И на всякий случай поинтересовалась. – А Димку по вечерам мне сплавлять будете?

– Нет. Я дом новый куплю. Сегодня же пойдем выбирать.

– Адрес не забудьте оставить. А то знаю я вас, соседей. Все норовите по–английски съехать.

В аптеке, кроме Кирюсика, никого не было.

– Киса моя! – он распростер объятия. Самое то. И пусть нас опять застукает Светлана.

– Босс, вы же знаете, что мне мужчины не нравятся? А еще не нравится, когда меня ни за что, ни про что увольняют. Хватит испытаний. Лучше расскажите, что там с вашей аллергией.

– Я еще не знаю, какой из компонентов «Любарума» вызвал такую реакцию. В период обострения тесты не делают. Нужно подождать.

– Вы думаете, вас так растарабанило с пяти капель снотворного?

– Какие пять? Я пару ложек хлобыстнул. Кстати, ты куда дела ту бутылку, что стояла в холодильнике?

– Выбросила в пропасть… – я опустила глаза. Врать нехорошо.

– Правильно сделала, – Кирюсик не обратил внимания на сказанное мною, видимо, его мысли были заняты иным. – Я спросил у Светланы, она понятия не имеет ни о какой новинке седативных средств. Неизвестно, кто нам этот «Любарум» подложил.

– И вы мне верите? – воистину, я ступила на белую полосу зебры.

– Да, верю. Здесь есть камера, – Кирюсик указал подбородком на угол, где висела реклама подгузников. Я видела, что логотип компании блестящий, но чтобы за ним скрывался глазок, и подумать не могла. – Пришлось все утро потратить, чтобы найти тот момент, когда Светлана принесла коробку. Выяснилось, что к ней, кроме тебя, никто не прикасался.

– Светлана Сергеевна знает о камере? – я вспомнила о том, что пару раз ковырялась в носу. Черт.

– Никто не знает. И ты никому не расскажешь. В каждой аптеке есть. Я не люблю, когда у меня воруют деньги. Или мошенничают.

Вот это да! Я воочию убедилась, что баба Зоя не натрындела. Кирюсик – истинный бизнесмен. Глаза серьезные, голос строгий. Мороз по коже. Образ капризного, не любящего работать супруга хозяйки аптеки – лишь прикрытие. Они со Светланой Сергеевной стоят друг друга.

– А если тот сумасшедший опять заявится, – мне не стоило спрашивать, о каком сумасшедшем говорит босс, – скажи, что «Любарум» сняли с производства. По причине высокой вероятности аллергических реакций.

– Хорошо, Кирилл Петрович.

Блин, таким он мне нравится больше.

В обед появилась баба Зоя.

– Некогда мне с тобой лясы точить. Мы идем со снохой за подарками для детей. Светлана Сергеевна не поскупилась. За генеральную уборку вдвое больше прежнего заплатила. Дай ей бог здоровья.

– Я только спросить хотела: это вы запустили ко мне домой соседок? Старенькие такие. Сестры.

Баба Зоя недоуменно подняла брови.

– Когда это?

– Ну, я вам ключи оставляла. Помните, когда ногу подвернула на крыльце.

– Ох, я и забыла о твоих ключах, – уборщица чуть ли не с головой зарылась в объемный пакет. Потом нервно вытрясла содержимое на стол. Что–то покатилось и упало на пол. – Вот так всегда, когда торопишься. На, держи.

Ключи громко звякнули, словно радовались, что вернулись к своей хозяйке.

– Так пустили соседок или нет?

– Что ты, милая, как я могу? Да и когда успела бы? Я до нашей аптеки только доковыляла, как Кирюсик отправил меня убираться в одиннадцатую. Бурай у крыльца ждал. А что? Украли чего–нибудь?

– Да. Украли. Надежду.

– Тьфу на тебя!

– Алло! Женька, привет!

– Да, Виктор. Как отдыхается? – больше ехидства в голосе. Пусть знает.

– Какой отдых? Он мне только снится, – вздохнул в трубку Горн.

– Не надо о снах, – я оборвала сменщика. Все еще дулась на него. – Из–за тебя мне приходится работать до десяти. А впереди Новый год, подарки не куплены, елки не наряжены…

– Ну, прости. Клянусь, после новогодних праздников все отработаю. В двойном размере.

– Смотри, я запомню. Чего звонишь–то?

– Совсем забыл сказать, для тебя там коробку принесли.

Я замерла.

– Какую коробку? Кто принес? Старушки?

– А леший их знает. Вчера утром в аптеке столпотворение было. Пенсионеры как сорвались. Видать на Новый год корвалолом запасаются. У каждого свое спиртное.

– И где она? – ноги стали как ватные. Не знаю, что больше страшило: привет от сестер или разочарование, что это образцы каких–нибудь женских тампонов из фармкомпании. Вроде и небольшой подарочек дружественному провизору, в то же