Интимная жизнь моей тетушки - Мейвис Чик

Он опять удивился. Идея позднего отъезда явно его не воодушевляла, но я жевала его мочку, как это легко быть маленькой шлюшкой, и он согласился со мной.

– …я смогу встать пораньше и поработать все утро понедельника.

Вновь он бросил на меня удивленный взгляд, и понятно почему: я не относилась к жаворонкам.

– Мне потребуется много времени и энергии. Особенно если я начну новую книгу.

– Хорошо, – подвел он черту. – В пятницу я буду стараться приехать пораньше, а в Лондон буду возвращаться в воскресенье. Ты довольна?

– Спасибо тебе.

– А о какой новой книге ты говоришь?

– Об обнаженной натуре, – без запинки ответила я. – Да… думаю, стоит попробовать…

Он кивнул и начал исследовать обнаженные части моего тела.

– Обнаженная натура. – Его опять потянуло на сладенькое. – Действительно, очень интересная тема.

Я могла думать лишь об одном: Мэттью останется со мной на всю неделю, больше не будет необходимости покидать его теплую постель, мчаться домой и лгать, лгать, лгать. Ложь – вот что ты не выносишь. Почему не выносишь, ты сказать не могла-, то ли по причине, что лгать плохо, то ли из-за боязни, что тебя выведут на чистую воду. И главное, ты боишься, что какая-то твоя часть, вроде той, что заводила разговоры о каменных горках, хочет, чтобы тебя вывели на чистую воду. В одном сомнений у меня не было. Я хотела, чтобы никто и ничто не испортил мне этот месяц, а потому, конечно же, надеялась, что Френсис не узнает правду. Вот и старалась вести себя с ним совсем как в недалеком прошлом, естественно. Чтобы в его отсутствие иметь возможность стать совсем другой.

Своему любовнику ты объясняешь, что никаких проблем не предвидится.

– Нам предстоит провести вместе многие недели, – говоришь ему ты. – Так что давай не будем портить их себе правдой… – И тебе едва удается не добавить: «Зачем зариться на луну, если у нас есть звезды…» – на случай, что он посчитает тебя достаточно старой, чтобы впервые услышать эти строки в кинотеатре, и решит, что ему, такому молодому, негоже куда-то с тобой ехать.

Вот и начинаются тридцать самых странных дней в моей жизни. На целый месяц ты раздваиваешься, из одной женщины становишься двумя. А в конце задаешься вопросом, смогут ли они вновь слиться в одну, и тебе не будет нужды опасаться за свое психическое здоровье.

Глава 10

ЖЕНЩИНА В ВАННЕ

Словно наступило Рождество, потому что в ночь перед отъездом от волнения я не смогла уснуть. Френсис лучился радостью: наконец-то он сделал что-то правильно. Почему мы не сгораем со стыда, когда творим такое? Почему?

Мы уехали в пятницу днем, и никогда раньше я не чувствовала себя такой счастливой. Мне оставалось лишь продержаться пятничный вечер, субботу и воскресенье, до компромиссных восьми вечера, после чего на пять дней моя жизнь принадлежала бы только мне. С такой благостной перспективой я могла позволить себе быть доброй.

Пока мы ехали, я пела. Френсис улыбался. И тут во мне вновь заговорил демон…

– Френсис, – мурлыкала я, – как здорово ты все придумал. Ты действительно лучший из мужей. – Я наблюдала, как его лицо расплывалось в довольной улыбке, и не испытывала ни малейших угрызений совести. Я действительно благодарила мужа за то, что ему достало ума арендовать коттедж, в котором я собиралась устроить любовное гнездышко и наслаждаться сексом со своим любовником. И благодарила от чистого сердца. Я ждала. Земля не разверзлась, из нее не вырвались языки красного пламени, чтобы поглотить меня. Вместо этого солнышко заливало ярким светом зеленые холмы, а вдали я уже видела поблескивающее море. «Вот так заканчивается семейная жизнь, – думала я, – не скандалом, а мурлыканьем».

Запад Дорсета мы знали достаточно хорошо, потому что Вирджиния и Брюс после свадьбы поселились на окраине Дорчестера. В настоящей Англии Харди. Френсис и я бывали у них довольно часто. Сначала чтобы насладиться красотой природы, потом чтобы вырваться из Лондона и побыть с людьми, которые могли помочь с детьми. Вот тут я вынуждена отдать должное сестре: если тебе нужна помощь, она с радостью ее предложит. Когда я родила Джеймса, потом Джона, когда случился выкидыш, она становилась настоящей сестрой. И наши отношения ничем не напоминали мое детство, когда она стремилась при любой возможности дать мне пинка. Только когда я выкарабкивалась из пропасти, она становилась прежней Вирджинией. А вот если бултыхалась на дне, всегда протягивала руку помощи. Поэтому, когда у меня все было хорошо, я обращалась к Кэрол. Она держала на руках моих растущих сыновей, кормила их, и при этом ей удавалось говорить со мной об искусстве и смешить меня рассказами р парижских любовниках и ночных полетах в Нью-Йорк.

Позже, когда Вирджиния и Брюс перебрались в Кингстон (или Суррей, как настаивала Вирджиния), а наши мальчики подросли, мы продолжали приезжать в Дорсет на уик-энды, останавливаясь в Бридпорте или Эйпе. Эти уик-энды служили достаточной компенсацией за все поездки, в которые я никогда не ездила, и на пляже я вместе с детьми часами возилась в песке. Сама становилась ребенком, потому что в моем детстве не было ни счастливой семьи, ни берега моря. Пока дети были маленькими, за границу меня и не тянуло: аэропорты, полеты, багаж – сплошной стресс, а слишком яркое солнце могло сжечь нежную кожу мальчиков. Поэтому мы проводили отпуска в Англии и больше всего любили Дорсет.

В те дни мы даже мечтали о том, чтобы когда-нибудь купить один из сложенных из песчаника, окруженных розами коттеджей, который станет нашим прибежищем на выходные. А пока мы отправлялись в так называемые круговые прогулки, с маленькими детьми в другие и не пойдешь, и я всегда испытывала огромное облегчение, когда, отшагав три мили, за поворотом видела наш старый «сааб». Сейчас кажется невероятным, что такие вот пустяки приносили радость… Теперь-то мне довелось испытать куда более острые ощущения, в сравнении с которыми блекло все остальное.

Я сказала Вирджинии, когда она позвонила, что мы с Френсисом сняли коттедж за городом, но не стала уточнять ни где, ни на какое время. Вирджиния, конечно, начала вынюхивать, что да как. С тем чтобы напроситься в гости. Но я, конечно, пресекла эти поползновения.

– Френсис очень устает, – сказала я ей. – Много работы. Ему необходим полноценный отдых. В конце концов, он уже не мальчик… все-таки пятьдесят восемь…

Поскольку Вирджинии уже исполнилось пятьдесят шесть и при нормальных отношениях моим словам недоставало тактичности, то, учитывая наши, я явно нарывалась на скандал.

Голос Вирджинии прибавил целую октаву.

– Мы не становимся дряхлыми стариками только потому, что нам переваливает за пятьдесят пять, знаешь ли. Когда дело касается чувств других людей, у меня складывается впечатление, Дилли, что ты витаешь в облаках, далеко оторвавшись от земли, и…