Виктор! Виктор! Свободное падение - Ф. Скаген

Они казались нерешительными. Но не оставалось никаких сомнений, что это — «хвост». Топтун, видно, знал, что тут ловушка, но боялся упустить объект. Грибанов изготовился. Когда полупальто оказалось в метре от него и человек поднял голову посмотреть на локомотив, Грибанов бросился на него. Удар пришелся точно под ухо, и бедолага повалился в заиндевевшие кусты. Поделом дураку, подумал Грибанов. Он быстро нагнулся, перевернул его на спину и расстегнул пальто. Так и есть — с изнанки петли на уровне груди приторочена микрокамера. Интересно бы взглянуть на его документы, но важнее унести ноги. Значит, как он и боялся, контрразведка держит-таки идиота-торгаша под колпаком. Из этого следует, что выполнить задание на Фрейе может оказаться сложнее, чем он поначалу думал. Все зависит от того, как много они знают о деятельности Ествика. Этого недоучку наверняка дернут на допрос — вряд ли ребятам понравится, что из-за него их сотрудник угодил в ловушку. Расколется ли он? Опять все зависит от того, что именно им о нем известно. Насколько Грибанов понимает, Ествик теперь пойдет по покушению на мокрое дело. Волков, конечно, голову с него снимет. Убийство норвежца — серьезный урон престижу Советов, который даже перевешивает выгоды от разоблачения тайных американских объектов. Сам он должен немедленно изменить облик. Съехать из отеля «Амбассадор» и уже под именем геолога Эйнара Стигена искать новое пристанище. В принципе ничего не изменилось, но впредь придется утроить осторожность. Мирная атмосфера в стране ввела его в заблуждение. Он поднял взятый у Ествика аппарат, перешагнул через тело и исчез.

Топтун носил имя Арне Колбьернсен; когда он несколько минут спустя пришел в себя, первой его мыслью было: что скажет Шредер, узнав, как он опростоволосился? Он не сомневался, что его вырубил тот парень, с которым встречался Ествик; а теперь его наверняка и след простыл. Колбьернсен поднялся на ноги и ощупал вздувшееся горло. Впервые в жизни на него было совершенно нападение по всей форме. Арне был смущен, раздосадован, но радовался, что вообще уцелел. Как и все в отделе, он в основном мучился бумажной рутиной за столом в управлении, когда же ему изредка выпадало поиграть в казаков-разбойников, все неизменно сходило самым мирным образом. Но в этот раз ему встретился профессионал экстракласса, не чета Ествику. Шпионская деятельность потешного коммивояжера неизменно была у них с Хатлингом предметом постоянных шуток, но теперь не до зубоскальства. Хорошо хоть, что он сфотографировал Ествика и его собеседника — так что опознать его просто дело техники.

Фотографии? Посмотрев на снег перед собой, он увидел свернувшуюся змейкой пленку. Что толку, что аппарат болтается на прежнем месте — нападавший был дока в таких делах. А он-то думал, что никому невдомек, чем он занимается!

Томимый мрачными предчувствиями, спешил Арне Колбьернсен через мост Нидарейдбру, мимо церкви в управление на Конгенсгате. Да, шеф вряд ли пощадит его по головке.

Интуиция не подвела инспектора. Юахим Шредер даже не счел нужным скрыть свой гнев. Для начала он набросился на Колбьернсена, обозвал его болваном, тупицей и далее по нарастающей. Потом ему стало обидно за Колбьернсена. Нечасто осмеливаются нападать на его подчиненных, и хуже всего, что враг распознал и вывел из игры его самый засекреченный кадр — анонимного сотрудника контрразведки! И едва ли не раньше, чем тот успел хоть как-то проявить себя!

Теперь ясно, что Банан связан с людьми, которые умеют не только ворон считать. Врожденная неприязнь к русским разгорелась в нем с новой силой. Раз норвежские кэгэбэшные прихвостни, которых он привык считать безмозглыми идиотами, решились на неслыханно дерзкий шаг, значит, на карту поставлено многое, и речь идет о серьезной угрозе безопасности Норвегии. Он согласился с Колбьернсеном, что шуточки относительно Банана утратили свою актуальность. И уж так ли виноват его инспектор? Этому работящему трудяге ни разу в жизни не приходилось иметь дела с профессионалами. Может, это вообще русский шпион?

Почти дружелюбно Шредер предложил:

— У нас есть фотографии всех сотрудников советского посольства и торгпредства. Возможно, ты его и узнаешь, в профиль-то ты его видел.

Колбьернсен кивнул и потер горло.

— Как бы я ему врезал!

— Теперь уж важнее во всем разобраться.

— А не могут эти ветродуи быть таким секретным объектом, что даже нам об этом не говорят?

— Не думаю, должны же быть какие-то приличия. Хотя действительно, наш общий друг Свартскуг немного темнил. Он заверял меня, что мачты возведены только с научной целью. Но что-то говорил насчет особого статуса Титрана. И я не могу избавиться от ощущения, что Свартскуг что-то от меня утаил. Возможно, без злого умысла. А может, ФОС действительно знает об этом больше, чем рассказывает?

— Но мы же не можем работать на таких условиях!

— Так я и ответил Свартскугу. Знаешь, придется нам смотаться на Фрейю и на месте во всем разобраться. Похоже, Эспен Эвьен и правда раскопал что-то стоящее. Потому что если его предположения — чистый бред, чего тогда Свартскуг так взъелся?

— Если нам повезет, то мы и этого каратиста там сцапаем.

— Теперь давай решим, что делать с Бананом. Это он подставил тебя. Но арестовать его невозможно из-за отсутствия доказательств. Фотографировать проклятые мачты не запрещено.

— Мы можем пригласить его на беседу. Все равно КГБ знает, что он засветился, его так и так спишут. А мы глядишь да и выжмем из него хоть что.

— Много сока из банана не надавишь, — съязвил Шредер. — Но ты прав, давай его припугнем. Только надо с начальством согласовать.

«Добро» было получено, и Шредер с Колбьернсеном отправились на Удбюесгате, 5. Они пробыли там час. Но хоть Ествик, и особенно его жена, перепугались до смерти, добиться от них ничего не удалось. Только уклончивые рассказы, что он занимается реферированием местных газет для одной столичной конторы, у которой не доходят до этого руки. Потом выяснилось, что конторы как таковой не существует, а есть только номер абонентского ящика. Куда делся фотоаппарат, с которым он ездил на Фрейю? В ответ нечто невразумительное. «И часто вы раздариваете вещи случайным прохожим?» — искренне заинтересовался Шредер. «Нет, но фотоаппарат мне теперь не нужен». После чего Шредер обвинил Ествика в нежелании говорить правду и запретил уезжать из города. «Вы должны быть готовы к тому, что в самое ближайшее время вас вызовут на официальный допрос по всей форме. Мы знаем, что вы работаете на советскую разведку, и самое благоразумное в вашей ситуации — чистосердечное признание.» Ествик сдрейфил, но от своего не отступился: фотографировать ему никто не поручал, просто ему самому захотелось. Зачем? Да так. Но когда Шредер назвал Вегардсона и напомнил об их встрече в отеле «Пальмовый сад», лицо Ествика совершенно побелело. Похоже, он признал в Шредере того человека в твидовом пиджаке и наконец-то допетрил, что за ним следят уже многие недели. «Помаринуем парня пару дней и вызовем в контору, — вынес вердикт Шредер. — Расколется». На всякий случай на Удбюесгате оставили наблюдателя и получили разрешение на прослушивание телефона. Колбьернсен закопался в фотографиях сотрудников совучреждений, но так никого и не опознал. Шредер позвонил в Осло и доложил обо всем Свартскугу, вызвав у него бурное ликование. «Мы прищучим Вегардсона при первом же удобном случае. Жду словесного портрета этого удальца, который покалечил твоего инспектора. Пашите, ребята, пашите».

Немного попахав, Шредер захватил завтрак и спустился в столовую, никак не подозревая, что в какой-то сотне метров отсюда коммивояжер Арвид П. Енсен в эти минуты благодарит на прощание персонал отеля «Амбассадор» за гостеприимство. В столовой колдовал над карточками тотализатора Кристиан Рённес, и Шредер вспомнил, что сегодня среда.

— Как ты думаешь, «Лидс» побьет «Ипсвич» на своем поле?

— Ты же знаешь, я в этом полный профан.

Рённес пристально посмотрел на коллегу:

— Ты бываешь более веселым.

— Извини. Сегодня на моего Колбьернсена напали, на Ейа.

— Ничего себе. Какой-нибудь Джеймс Бонд?

— Похоже. Он как в воду канул. Мы вам, уголовникам, тоже дадим его описание.

— Спасибочки, как говорится. А то все ловим и ловим Мартенса, никакого разнообразия.

— Он вроде кончился два дня назад?

— Пустое. Он просто хочет внушить нам эту мысль. Водолазы ищут уже более суток. Придется прекращать поиски. Поставлю-ка я на «Лидс», пожалуй.

— А что говорит его жена?

— Кари Ларсен? Вчера она утверждала, что ее экс-муж не из породы самоубийц. А сегодня вдруг передумала. Корит себя за то, что из-за развода у него началась депрессия, которая оказалась сильнее его. Друзья и сослуживцы поют тоже самое.